В последнее время в фантастике все большее значение имеет вопрос первенства. Быть первым – легко: знай описывай, что в голову взбрело, а попробуй-ка быть пятым или пятнадцатым! Тут уж злыдни-критики все заимствования из первопроходцев пересчитают. И доказывай потом, что ты не плагиатор, поскольку у упомянутого критиками автора прочел четыре книги из семи, ибо он тебе совершенно не интересен. Вот когда ты, скажем, тридцатый или пятидесятый, то уже можешь сослаться на жанровый мейнстрим и устоявшийся художественный прием: я, мол, творю свое, следуя тропою основоположников и родоначальников… Зато авторы под номерами меньше тридцати, но больше одного – не последователи, а всего лишь клоны и плагиаторы.
Чтобы не попасть в эту категорию, нужно иметь что сказать читателю. А не просто описывать девичьи грезы с участием красивеньких, но давно покойных садистов, как это делает в своей «Ночной охотнице» Джанин Фрост.
Тотальная сексуализация вампиров – дело хоть и не новое, но по-прежнему очень, очень доходное. Несмотря на изрядную абсурдность романа между хищником и его рационом (чем-то напоминает сюжет «Американского пирога», вы не находите?), публике полюбились мортидные эротические фантазии Энн Райс, Лорел Гамильтон и Стефани Майерс. И пошла писать губерния… Губерния пошла писать любовные романы, в которых понятие «вампир» нечувствительно перепуталось с понятием «инкуб/суккуб». Мы имеем вампира, который действует как инкуб/суккуб, наделен потребностями инкуба/суккуба, вызывает зависимость от секса с собой, словно инкуб/суккуб – и при этом еще немножечко шьет питается. Конечно, сие мифологически безграмотно и технически неудобно, но что с публики возьмешь? Если полюбившийся массам Дракула был вампиром, переводить его идейных наследников в иную, менее раскрученную категорию нежити — нерентабельный выпендреж. Авторы боятся быть первыми, поэтому становятся никакими.
Не принадлежность к «низкому жанру» (вроде того же любовного романа), а именно страхи автора губят книгу задолго до написания. Страх перед освоением целины непаханой, перед созданием героя, не похожего на кровососущих обаяшек в сиянии посмертного гламора, и героини, не похожей на влюбчивую гиперсексуальную овцу, страх перед оригинальностью превращает текст в прилипчивый мотивчик. А там уж дело техники – понадергать у основоположников завуалированных и незавуалированных цитат. Джанин Фрост в этом плане основательно перепахала Лорел Гамильтон.
У главной героини Кэт волосы с пурпурным отливом (привет Мерри Джентри и ее волосам, отсвечивающим темно-красным), она вампир-полукровка (полу-эльф Мерри Джентри, здравствуй еще раз), бронебойный сексапил (O merry, merry Merry!) и дурная привычка убивать вампиров просто за то, что они чудовища (читатель, поздоровайся со вторым порождением Гамильтон – с миз Анитой Блейк). За каковые сексапил и привычку Кэт немедленно, буквально «во первых строках» полюбит главный герой – двухсотсорокалетний вампир Криспин по кличке Кости, неумолимо идущий к созданию собственного клана (госпожа Гамильтон, наш привет Жан-Клоду). Кости обзывает Кэт обидным для нее прозвищем ma petit Котенок (Жан-Клод морщится от такой вульгарности). А Кэт понемногу поддается шарму Кости, несмотря на его жестокость, хамоватость и темное прошлое вора, жиголо и уголовника (Жан-Клод уходит по своим делам, не желая больше слушать наши бесконечные «здрассьти»).
Ничего, мы еще с Анитой Блейк не отздоровкались. Кэт с Анитой не сравнить – она неопытна и невежественна до изумления. И если бы не Кости, очередной вампир вполне мог бы девушку нашу на зуб попробовать. К счастью, хамоватый красавчик-вампир не даст юной вампироубийце пропасть. Он научит Кэт убивать по всем правилам, потому что и сам убивает вампиров, и от помощи со стороны не отказался бы (вовремя Жан-Клод ушел, а то бы мы его за… задергали).
— О, может, ты и справлялась с совсем уж зелеными, наверняка не старше двадцати лет. С теми, кто едва из пеленок. Но с вампирами-мастерами… вроде меня… — Он понизил голос до угрожающего шепота: — Размахивай хоть двумя колами, тебе до меня не добраться. Не пройдет и минуты, как я уже буду выковыривать тебя из зубов.
Кэт проходит жестокие испытания, чтобы научиться методам борьбы с мастерами-вампирами, прожившими много лет и накопившими много силы (и образ, и термин взяты у Гамильтон, кто бы сомневался) – изматывающие тренировки, питье вампирской крови, приступы мучительного сексуального желания, направленного – о ужас! – на вампира. Главгероиня всеми силами сдерживает свою тягу к красавцу-вампиру (Анита Блейк скучающе зевает). Но выучка ей непременно пригодится, когда Кэт вступит в борьбу с мастерами-вампирами и за успехи в учебе за смертоносность получит прозвище Рыжая Смерть (Миз Анита, вас, кажется прозвали Истребительницей? Нет-нет, ничего, спите дальше!). И когда мастер, некогда сотворивший самого Криспина-Кости, пожелает сделать Аниту, то есть Кэт, своей секс-рабыней, Кости отколется от кровного отца своего и отметит Аниту, то есть Кэт, как свою подданную и свою женщину (не будем тревожить сон миз Блейк).
Не только центральные персонажи, но и сам мир вампиров устроен по образцу и подобию, описанному Лорел Гамильтон.
— А почему вы не хотите полной свободы? — обратилась я к Франческе.
— Вампир без хозяина — законная добыча, нинья. Что бы с ним ни проделывали, никто не потребует ответа. Это как с вашими государствами. Если ты человек без подданства, к кому ты обратишься в беде? Кто тебя защитит?
Вам не надоело перечисление позаимствованных деталей? Наверняка надоело. А ведь я еще не закончила. Тадададаммм!!! Переходим к главному блюду, ради которого, собственно, все и затевалось – к сексу с вампиром.
Анита Блейк, прежде чем согласиться на некрофильские забавы с Жан-Клодом, прошла все круги морального ада. И сама она себя осуждала, и окружающие ее осуждали… Естественно, малютка Кэт, имитируя ту же глубину личности, споро мучается, твердя «это нехорошо» и «мама никогда не одобрит». А затем радостно вливается в ряды некрофилов. И принимается описывать части тела Криспина со страстью аудитора, учуявшего крупную растрату. В свою очередь, Кости принимается не менее подробно объяснять ГГ, что и как он будет с нею делать – на случай, если малютка Кэти отвлеклась и что-то упустила. На фоне этой ревизии телес боевые вылазки смотрятся формальным и скучным занятием. То ли дело сексуальные игрища!
— Я обхвачу губами твои соски, буду лизать их, пока они не нальются темной кровью. А так и будет, милая. Я буду лизать, покусывать, и они будут становиться все темнее. Открою тебе одну тайну вампиров: мы умеем направлять кровь в любую часть своего тела.
Голова у меня кружилась, все чувства поплыли, и я в ответ на прикосновение влажно провела языком по его шее. Кости вздрогнул всем телом, прижался до боли, ухватив в горсть волосы, запрокинул мне голову, и наши взгляды сомкнулись. То, что началось как игра, стало открытым вызовом и прямой угрозой.
Я уставилась на Кости, и у меня будто шоры упали с глаз — я его увидела. Эти высокие скулы, темные брови над загоревшимися изумрудом глазами, изогнутые губы, прямой нос, твердую линию подбородка, хрустальную кожу, обтянувшую лицо и туго облегающую худую жилистую фигуру, изящные кисти рук и тонкие пальцы. Боже мой, какой он красивый.
Последняя цитата приходится на середину книги. К этому моменту читатель уже изрядно утомлен излияниями автора на указанную тему. И даже не в силах спросить: а до сих пор что это было, как не осознание вампирских прелестей? Трудовая характеристика? Но мы-то с вами понимаем, что это было и зачем. Автор только что не стрелочку в тексте рисует, дабы привлечь внимание читателя к эротическим сценам.
Джанин Фрост, очередной светоч трогательно-эротоманского отношения к вампирам. Особенно к хорошеньким.
Скулы как из мрамора высечены, а из-под ворота рубашки поблескивает безупречная кожа — бриллианты в сливках. Светлые волосы примерно на четыре тона темней, чем у того, и глаза бирюзовые. Черт побери, какая удачная ночь! Триллер «В погоне за живыми драгоценностями».
Его глаза — чистые темные прудики — очень долго всматривались в мои. Ах, эти прудики, эти лужики, эти водоемчики…
Наплюй на соседскую деревенщину, что воротит от тебя свой тупой нос за то, что у тебя нет отца. Зато на востроносую деревенщину тебе придется реагировать иначе!
Я отозвалась на поцелуй, с силой, с эротической алчностью… и сексуальной корыстью.
Эти высокие скулы, темные брови над загоревшимися изумрудом глазами, изогнутые губы, прямой нос, твердую линию подбородка, хрустальную кожу, обтянувшую лицо и туго облегающую худую жилистую фигуру, изящные кисти рук и тонкие пальцы. Хрустальная кожа? *ностальгически вспоминает анатомический театр, где «актеров» красиво обтягивали мышечные и жировые ткани…*
Боже, как он был красив — эти резные скулы, бледная кожа, жесткое, ищущее тело! А еще очень хороши пластиковые манекены в витринах, тоже довольно жесткие, но ничего уже, к счастью, не ищущие…
Отвечать мне было некогда — я упивалась его кожей. Заедая ее читательским мозгом.
Притворяться торговцем наркотиками, а потом сверкать глазами на наркоманов, внушая, будто они уже получили оплаченный товар… ты просто жалкая тварь! Жестокий, жестокий вампир! Глазами сверкает и дурь разбадяживает!
Я целую минуту не могла оторвать от нее взгляда. Только на картинках у женщин бывает такая осиная талия, пышные груди, круглые тугие ягодицы и вот такие ноги. Фигура, между прочим, сразу бросалась в глаза. Без последней фразы мы бы так и не поняли, с чего ты на нее уставилась…
Я как раз представляла, что выхватываю из-под куртки пару ножей и вгоняю в ее бюстгальтер максимального размера. Это она про модель для много рожавших, образца «Колени в тепле»? Да-а, убить такой бюстгальтер значит причинить его владелице много горя!
Не могла даже улежать в постели — все время тянулась к кому-то, кого в ней не было. «Усидеть» — знаю, «устоять» — знаю… Но «улежать»? Новый вампирский глагол. Зачин нового вампирского словаря.
Кости, стоящий в центре смерча, расставив ноги, сверкая зелеными глазами, был ужасающе великолепен. И кошмарно красив!
Мой язык выстрелил наружу, проник ниже по его груди вдоль жесткой грудины. По жестким вампирским телам языками — пли!
…его кожа рядом с этой тканью светилась, как молочный бриллиант. Молочный бриллиант, кефирный жемчуг и йогуртовый опал. Бифидобактерии бесценны!
Определенно, красота вампиров отнимала у автора (а может, и у переводчика) дар связной речи. И пока Джанин Фрост упивается кошмарной красотой кровососущих персонажей, художественные образы радостно хрустят картоном, а героиня на протяжении первой книги вообще производит впечатление сомнамбулы, неспособной понять, где она и кто она.
