Время от времени в поле моего зрения возникают штуки, которые я терпеть не могу. Пораженчество с прекраснодушием. Синьор Кастанеда начинается, с айяхуаской, пейотлем и мескалиновыми откровениями насчет очищения души до огненно-энергетической формы.
«- Чувство собственной важности, — пояснил дон Хуан, — не является чем-то простым и незамысловатым. С одной стороны, это сердцевина всего лучшего, что в нас есть. А с другой — сердцевина всей нашей внутренней гнили. И потому методика избавления от этого гнилостного аспекта чувства собственной важности в каждом случае является поистине стратегическим шедевром. И во все века видящие с глубочайшим восхищением относились к тем, кому удалось это совершить. Чувство собственной важности — главнейший и самый могущественный из наших врагов. Подумай вот о чем: нас уязвляют и обижают действия либо посягательства со стороны наших ближних, и это нас ослабляет. Наше чувство собственной важности заставляет почти все время чувствовать себя кем-то оскорбленными или на кого-то обиженными». Браво, дон Хуан, браво, синьор Кастанеда, возьмите с полки пирожок и подите вон. Оба.
А я попробую вступиться за это самое чувство собственной важности, за обсмеянное форумами и чатами ЧСВ.
Слишком много я видела в этой жизни людей, неспособных отстаивать собственное мнение или дело рук своих, поскольку ни мнение, ни дело не казались им важными. Важным для них было только самоощущение — они, точно флюгер, вращались, улавливая благоприятные ветра: вот так хорошо, так хорошо-о-о-о, а вот эдак плохо, плохо эдак, неуютно! И ради очередного «хорошо-о-о-о» они с легкостью жертвовали тем, что сами создали. Произведениями. Отношениями. Имуществом. Семьей. Все это было неважным, если ориентироваться исключительно на душевный комфорт. На грядущий переход в чистую энергетическую форму, не замутненную никакими материальными привязками.
Потому что материальные потребности — от простого зарабатывания денег собственным трудом до получения премий и грантов, существенно поправляющих материальное положение — они так приземляют! Начинаешь думать о всяких непотребных вещах типа «А что скажет обо мне критик Имярек?», «А как отреагирует на плохую прессу издатель-работодатель?», «А как станет злорадствовать гадюка-сестрица, если эта вещь провалится!» и, наконец, «Я, часом, с выбором профессии не ошибся? Вдруг мне и сказать публике нечего, а я все сепетю, все надоедаю?»
Кое-кто предлагает оценить себя объективно, установить реальные границы своих возможностей — и жить, не тужить. Верить в себя на основе единовременной оценки границ. Очень, надо признаться, меня подобные советчики веселят. Такие добряки! И знатоки. Все про человеческую психику знают, особенно про психику творческой, а следовательно, повышенно уязвимой натуры. Точно знают, как ее, творческой натуры, нервозность и тревожность понизить или вообще снять к чертям собачьим. Оценку себе однажды выставил — и спи, отдыхай. Никуда от тебя твоя душевная гармония не денется.
При этом вопрос, насколько индивида устраивает данная ему оценка, остается открытым. До собственно оценки себя добряки-знатоки, как правило, не добираются, тормозят на стадии упоения процессом. Как, впрочем, и большинство советчиков: ввяжитесь в процесс! — призывают они, — а уж последствия как бог даст!
Лучше, конечно, оказаться отличницей. Но и хорошисткам тоже спится недурно. Троечникам и двоечникам, знамо дело, спокойного сна не дождаться. Будут ворочаться всю ночь, страдать от дискомфорта. А с утра пойдут искать средства для поднятия духа. И не факт, что это будут социально одобренные средства… Скорее наоборот. От низкой оценки, выставленной что твоей личности, что результату твоих усилий, спасаются лекарствами страшнее болезни. Вот они, трамваи-то повреждения ЧСВ, до чего доводят!
Я не спорю с Кастанедой: избавившись от саднящего ЧСВ, человек действительно похорошеет. И он похорошеет, и ему похорошеет, даже без социально не одобренных допингов. Снимется целый ряд задач по самореализации себя, по вынесению плодов своего ума на суд публики. Ну ее, публику, будем заниматься исключительно самовыражением. Чуете разницу между реализацией и выражением? То-то. А если не чуете, то я вам подскажу: для выражения достаточно выплеснуть все как есть, а для реализации надобно довести спонтанное до ума.
Удручает меня этот менталитет счастливого онаниста, делающего то, что ему нравится, в ПРОФЕССИИ. Именно потому, что с каждой книгой убеждаюсь: «нравится» в какой-то момент заканчивается. Возникают тяжелые или вовсе неподъемные фрагменты, которые хочется бросить и никогда к ним не возвращаться. Возникает усталость, скука, апатия, абулия, афазия и стопицот других «а-«, что на латыни означает «полное отсутствие присутствия». И вот тогда, по логике сторонников творческого самоудовлетворения, надо все бросить и искать себе новых фантазий, новых игрушек, новых стимулов. Ей-богу, это напоминает не работу над книгой, а выбор порноролика для субботнего вечера.
Профессионал может сказать себе: нефиг-нефиг, у меня контракт. Аванс, дедлайн и сука-редактор. Ай, бедный я, несчастный, никому меня не жаль, придется работать! А что может сказать себе тот, кто еще только на пути к контракту, дедлайну и суке-редактору? Тот, кто еще только вознамерился получить свою толику признания? Он может, например, прийти к выводу, что для его огненно-энергетической сущности насилие над свободным творчеством вредно. И если ему не нравится то, что он делает, то иннах! — старинное шаманское заклинание. Иннах! — и книга, которая, может быть, пригодилась бы не одной тысяче людей, перемещается в библиотеку Мёнина. Зато в освободившейся душе тишь и благолепие. Не поврежденные необходимостью реализовывать свои таланты в материальном продукте.
Рождаясь, взрослея, работая, ошибаясь и оставляя свой след на внешних носителях, мы неизбежно взбаламучиваем со дна души… всякое разное. Хорошее и плохое. Причем плохого всегда больше, потому что чувствительность, присущая творческим натурам, делает их нервными обладателями немалого ЧСВ. Без него и за книгу не сядешь (кто я такой, чтобы заинтересовать своими мыслями тысячи людей?), и записному злопыхателю не возразишь (кто я такой, чтобы опровергать чужой жизненный опыт?), и ни одного дела до конца не доведешь (кто я такой, чтобы…).
В общем, писатели — народ, как на подбор, нервный и не очень-то мудрый, если подходить к мудрости с кастанедовыми мерками. И банальные правильности, возведенные в ранг аксиомы, их только раздражают. Писателям, знаете ли, свойственно вскинуться этак внезапно в ответ на мудрое замечание дона Хуана: «Ты слишком серьезно к себе относишься, и воспринимаешь себя как чертовски важную персону. Это нужно изменить!»: а почему это? кто сказал? да ты кто такой, Хуан чертов, чтобы считать, будто я не стою серьезного отношения?
Вот из-за этой способности они и писатели. Из-за отсутствия благости в душе, из-за желания спорить с авторитетом, из-за потребности не просто самовыражаться, а создавать. Ну, и из-за свербящего ЧСВ, в некоторой степени.
