Задумалась тут о первых книгах автора… да многих авторов. Меня, рассказывает мне мой веб-мастер (он же мой пиар-менеджер), изруганные раскритикованные мною МТА упрекают, будто я нападаю на детишек с их первыми книжками. И хотя большинство «детишек» я оценивала далеко не по ранним книгам (и, возможно, зря) — признаю: существует целая категория писателей, у которых только раннее и можно читать.
Бывает так, первая — или несколько первых книг — любимые, долгожданные творения, настоявшиеся в плане замысла и атмосферности. Они намного более искренние, веселые, обаятельные и продуманные, нежели всё, что эти мастера пера напишут впоследствии, под прессом издательской политики и читательских ожиданий. Когда издатель принимается играть с подобным писателем в «чугунную жопу», тот расползается в портрет лучшего автора издательства, как в анекдоте «А это портрет моего друга!» Звезда заведения и рада бы создать нечто новое, чтоб взлетело в зенит и взорвалось ракетой — да запал коротковат.
Каждое очередное творение всё унылей, всё вымученней, всё халтурней. Автор старательно ищет новые мотивы, фабулы, концепции — и неотвратимо исписывается в ноль, сам не понимая, как так получается: он куда известней наивного МТА, некогда поймавшего удачу за хвост, он практически мэтр — и при всем при том отзывы на «мэтровы шедевры» хуже некуда. Зависть! — говорит себе полумэтр. Интриги! У меня есть моя публика, она меня любит — вот смысл моего грёбаного существования! Я сейчас же дам ей то, чего она хочет — и любовь ко мне ЦА пребудет вечной, в рот мне ноги!
Поверьте, хуже нет, чем садиться за письменный стол с публикой в голове. Ты, бормоча: «Погодите-погодите минуточку, что-то у меня такое было…», принимаешься скрести по сусекам своего воображения, перетряхивать хлам, выискивая завалявшийся в пыли алмаз. Однако вспомните сами, много ли алмазов вы обнаружили на чердаке или на антресоли? Не спорю, временами откопаешь нечто любопытное — фотоальбом, бабушкино рукоделие или школьный дневник. Но до Кохинора, прямо скажем, не дотягивает. За Кохинорами пожалте в сокровищницы Аладдина, со всеми онерами — смертельными ловушками и пророчествами страшнее любых ловушек. А ведь не хочется. Вот и роют полумэтры залежи недоношенных идей — и ладно бы только свои.
В последние годы стало нормой таскать из отвалов интернетной породы шутки, анекдоты, скетчи… Авторы действуют так, будто каждый из них один такой умный, что додумался башорг открыть. Как сказала моя френдесса: «Не считаю необходимым тратить свои кровные на чтение интернет-боянов, принесенных в текст каким-то писателишкой. Я за инет плачу своему провайдеру и не думаю, что должна платить второй раз, но уже, блин, дилеру». Кто еще не собирается платить за сборник избранных шуток с баша и хабра? Можете опустить руки.
Я мнение френдессы разделяю: книга, заявленная как авторская, должна быть авторской. Иначе это, прости господи, шаромыжничество какое-то: сеттинг из компьютерной игры, сюжет из сериала, герои из фанфика, юмор из инета. Лего-книжка, чтобы заткнуть пасть публике, жаждущей проды.
Словом, из шутника наш автор превратился в клоуна. То, что раньше доставляло удовольствие (и отзвук этого удовольствия слышался в читательском отклике), теперь выжимается насильно, вызывая лишь скуку и уныние (отражение каковых в публике и встречаешь). Надо бы бросить писать. Может, на несколько лет. Может, навсегда. Может, писать некоторое время в стол, пройти через кризис и выйти на новый уровень. Тогда, глядишь, писатель-мастер первой книги станет писателем другой категории — не столь успешной, не столь востребованной, зато профессиональной.
Принадлежащие к ней на старте пишут вполнакала, точно разогреваются. Но с каждой книгой их текст всё сильнее, а стиль всё индивидуальней. У них тоже бывают кризисы, ступор, желание порыться в интернете, на чердаке, в мусорной куче — лишь бы обрести недостающие кусочки паззла, чтобы сложить картинку, которая позволит сесть за работу. Но они не держат в голове ни потребности аудитории, ни издательский наказ, ни рамки формата. Они могут нарушать даже записные правила и прописные истины, если их нарождающееся и крепнущее чутье того требует. И если боятся чего, то лишь одного: результат — написанное — им не понравится. Можно сказать, это эгоисты, работающие на себя, для себя и в своем собственном русле.
Наверняка многие заметят, что подобный метод работы крайне схож с графоманским: сутяжные психопаты и составители любовных писем тоже пишут оттого, что им нравится писать, нравится вид исписанных страниц или монитора, покрытого буковками, а результат проделанной работы вызывает у автора [censored]. Что ж, при подмене таланта манией так происходит всегда: процесс вызывает море положительных эмоций, а результат кажется упоительным — да вот беда, только одному участнику, он же ценитель. Остальные либо неловко отводят глаза, либо произносят в адрес самозванных гениев всякие обидные слова и предлагают всякие обидные препараты. Курсами и даже клизмами. Как будто графоман виноват, что родился бездарным!
Между тем писатели, способные к профессиональному росту, и патологические графоманы, способные задолбать даже любящую маменьку, сходятся в одном: им не светит ни издательская любовь да ласка (весьма сомнительное счастье), ни безусловно обожающая ЦА (еще более сомнительное приобретение). Уж слишком они зациклены на собственной системе ценностей, слишком оригинальны в выборе средств. Авторы описываемой категории подолгу идут к вершинам мастерства, быстрых денег не зарабатывают, феерического успеха нанимателю не сулят — то есть являют собой образ трудного успеха.
Печальный, надо сказать, образ. Сегодняшние хэдхантеры его старательно избегают. Им подай тех, кто, словно фейерверк, взрывается на взлете, а не на излете. Чем скорей, тем лучше! И никаких длинных денег с гарантированной прибылью через несколько лет — в российском бизнесе длинные деньги не просто непопулярны, их боятся, точно чумы: мало ли где ты будешь через год, не говоря уж о пяти годах? Российская реальность пятилетним планам больше не соответствует. Вот и гребут охотники за головами молодых, да ранних. Не понимая, что в тот момент, когда издательство покупает молодого, но уже известного автора, у «сверхновой» все в прошлом. Сверхновые тем и отличаются, что их звездный час есть катастрофическое завершение их существования, а после взрыва от них остается лишь ударная волна и кучка межзвездной пыли.
Немало талантливых людей живут по тому же сценарию: ярко светят в начале блестящей, как кажется окружению, карьеры, и тихо-мирно сливаются с галактическим мусором, пока их рейтинг, по мнению критиков и издателей, идет в гору. Это весьма обидная особенность детских и подростковых талантов, покоряющих мир в возрасте Робертино Лоретти — и ничего из себя не представляющих в том возрасте, когда они уже не Робертино, а Роберто. Можно попытаться выдоить последние капли из сосуда былой славы, можно составить обширный список остатков сверхновых — однако остатки есть остатки. Взрываться и сиять там больше нечему, хотя покупатели и перекупщики звезд еще строят планы, еще надеются.
К тому же публика нетерпелива: если она не видит, как полумэтр вырастает в мэтра, как его стиль оттачивается до золотой филиграни, то через некоторое время ее внимание переключается на новую звездочку. И сколь ни убеждай себя работники книгоиздательского конвейера: публика дура! — о нет, она не дура. Читатель замечает, когда автор начинает халтурить, лабать самоповторы и становится хуже себя прежнего — того, каким его возвели на пьедестал. Ну, как возвели, так и низведут.
Некоторым уникальным личностям удается вспыхнуть второй, третий раз. Значит, они из этих, способных к творческому росту и к мультиуспеху. Респект им. Вот только для новой волны интереса к себе писателю необходимо собраться с мыслями, с вдохновением, с озарениями — а не шарить по пыльным углам Сети в надежде натырить фишечек и шуточек, слепить из них подобие художественного произведения и закрыть гештальт издателю дедлайн. Увы, но перерывы в несколько лет может позволить себе лишь тот писатель, который не боится выпасть из обоймы, утонуть в Лете и погибнуть под обломками рухнувшего рейтинга. А такие, зараза, водятся исключительно во второй из описанных категорий.
И поверьте, всё вышесказанное — не плод зависти и злорадства, а плод жизненного опыта. Вера в чудеса, к сожалению, не делает чудо фактом. Голливудские истории про внезапные фанфары над ухом юного таланта вызывают теплые чувства даже у меня — но я не могу верить в них как в данность. Скорее как в исключение, проверяющее правило.
