Изучение испанского, на котором разговаривают герои некоторых моих книг, для меня началось с ругательств, шьорт меня побьяри.
Y una polla, сколько в испанском оказалось родного, до дрожи знакомого — не то что в языке, подарившем (согласно разъе… опровергнутой лингвистической теории XIX столетия) русскому народу всю нашу бесценную обсценную лексику! Испанцы точно так же посылают несимпатичного им человека на мужской половой фак-инструмент, обзывают сраным ценителем мужской красоты и мощи, поминают всуем его родительницу. И никаких экзотических азиатских наворотов насчет крови в стуле и моче, совершенно не волнующих мою истинно русскую (ну хорошо, наполовину истинно еврейскую) душу. Притом, что испанские ругательства на слух воспринимаются чем-то вроде стихов Лорки, а тюркские светские беседы, наоборот, похожи на подростковый диалог после третьего литра пива. Но это отчего-то не имеет значения.
Если от содержимого ругательства не веет страхами коллективного бессознательного, то и не цепляет крепкое словцо, сколь бы энергично ни звучало.
Вот и выходит, что у русского парня испанская грусть человека с человеком испанским одна и та же тревога. В частности, joder — за маму, живущую активной половой жизнью, vete a la polla – за вероятность пойти известно куда и набрести на известно что, que te follen – за большое и чистое интимное приключение без смазки. А если учесть, сколь часто вскипают страхи в мозгу человеческом, то неудивительно слышать под солнцем Гранады: «Cono!!!» — и эхо с другой стороны континента: «…ля-а-а-а…»
Бедные, бедные крестьяне. Мы, наверное, всегда были некрасивыми, и все так же боимся бога и болотных недр. А еще за свою маму, за свою жопу и за свою ориентацию.
Что в вымени тебе моем, спрашивается? Зачем человеку мат, если не в качестве артикля при нищенском словарном запасе? Не лучше ли эдак изящненько, эвфемистичненько, эзоповым языком в самую, пардоне муа, эзопу? Не ругаясь, а язвя, вынимая противнику душу и аккуратно пластая ее на ленточки?
Так ведь мат не для язвительных диалогов создан, а для энергичных. То, что Сергей Довлатов называл лагерным монологом, о чем говорил: «Брезгливое: «Твое место у параши» — стоит десятка отборных ругательств. Гневное: «Что же ты, сука, дешевишь?!» — убивает наповал. Снисходительное: «Вот так фрайер — ни украсть, ни покараулить» — дезавуирует человека абсолютно» — ни разу не мат. Это идеально отшлифованная характеристика, клеймящая ничтожество вполне допустимыми в обществе словами. Весьма художественная и оригинальная. Мат — не арго. Мат — моментальная вербальная разрядка агрессивного аффекта, скопившегося в подсознании, а не сублимация творческих позывов.
Если у меня хватает терпения сказать человеку: надеюсь, ваша мама вылезет наконец из будки и хорошенько вас искусает — значит, я сегодня добрая, мирная, благодушная. Иначе уложила бы свое отношение в слово «сучонок» — и нах, благородные доны.
Кстати, сколько себя помню, без конца выслушиваю от хороших мальчиков и девочек наставления о том, как мне должно быть стыдно употреблять, блять, ать, эти полтора десятка слов и over 9000 производных, без которых писатель (еще непременно уточнят — РУССКИЙ писатель) обязан, обязан обходиться. А запнувшись об кошку, называть ее исключительно кошкой и никем более. Особенно вдохновляет поза наставника (наставницы), в камасутре дискуссий обозначаемая как «на цыпочках с приподнятой юбочкой»: мало того, что вы употребляете ЭТИ СЛОВА — вы даже не стыдитесь того, что употребляете! я не знаю, как на это реагировать, а вы… а вы… вы же интеллигентный человек!
Да кто тебе сказал, смольняночка ты с бантиком? Я дитя помойки, папы-водилы и мамы-секретутки. Меня растил город-свалка Советск и английская спецшкола. Я прошла три университета и сдала сотню экзаменов, по сотне билетов в каждом. Мой мозг, выражаясь на санскрите, yabhati столько раз, что он прекрасно усвоил все словоформы означенного глагола — от праиндоевропейских до руссконовейших. И мне давно уже не указ милые, милые детки, зажатые, словно сфинктер.
Вдобавок я не раз убеждалась: есть, есть обстоятельства, в которых мат так же действенен (а то и необходим), как боеприпасы, инструменты и презервативы. Именно он обеспечивает кураж, потребный в бою, ремонте и постели. Вы представляете себе, насколько тормозит человек, произносящий: «выстрели по превосходящим силам противника», «ударь кувалдой по перегородке, чтобы сломать ее» и «приступай к фрикциям, чтобы сделать мне хорошо»? И это в самый судьбо-(оргазмо)носный момент, когда требуется произнести пять букв (и три восклицательных знака): «ВЪЕБИ!!!» Даже и непонятно, хочет ли деликатно выражающийся персонаж, чтобы его партнер совершил какое-либо действие — или, наоборот, предпочел бы оказаться за сто верст от эпицентра событий.
И если кто не знает, какая великолепная штука кураж — его проблемы. А я за полноценную адреналиновую атаку и такое скажу, и еще не такое, лишь бы настрой не сбить.
Ну да ладно, оставим эпик баттлы в покое, поговорим о предметах более нудных. Например, о сторонниках чистоты и нравственности словесной.
У обличителей мата, как правило, главный аргумент — это наличие в окружающем мире существ, заменивших весь великий и могучий на пресловутые несколько неприличных слов с жалким шлейфом производных. Дескать, матерясь, вы морально поддерживаете быдло и неудержимо быдлеющую школоту. Это благодаря вам и вашим коллегам они такие ужасные. Типа почитали Сергея Довлатова и Венедикта Ерофеева — да и убедились, что родной язык можно не учить от слова «нихуя». Ой, ви мене, конечно, извините, но если человек чего учить не хочет, то он и грязи найдет, и оправдание найдет, веря старинной народной мудрости. А тенденциозное прочтение талантливейших мастеров слова дает именно тот эффект, к которому человек готов:
а) желание освоить русский язык в совершенстве;
б) желание использовать матерный суржик вместо русского языка;
в) желание переключиться с книг на стрелялки и изъясняться местоимениями.
Поставьте галочку против интересного ЛИЧНО ВАМ — и не пытайтесь переложить собственные потребности на литераторские плечи.
Да! Есть еще один аргумент! Васхитительный-й-й.
«Выжеженщина!»
А то. Я женщина. А значит, многие из перечисленных матерных отглагольных на личном опыте испытала. Кое у чего и эвфемизма-то подходящего не было — ну или не было времени его искать. Так что приходилось называть объекты своими именами, как бы это ни было невежливо. С тех пор вселенная должна постараться, чтобы я внезапно онемела, смутившись. Но «берущие бабу на хамство» меня не привлекают, ни в каком смысле. О чем я и сообщаю периодически — в той самой пугающей коллективное бессознательное форме. Не привлекают меня и приемы цыпочек, манерно приподнимающих юбочки при виде вещей, очевидных в своей плотской смачности. Любому слову — свое время и место, слова в этом отношении куда требовательнее людей.
Доколе есть жопа, с человечеством пребудет и слово, ее обозначающее. Покуда есть на свете мудаки, писать о них нам, стало быть, с руки.
Ну а тот, кто говорит и думает матом, обесценивает и обесцвечивает сильные выражения, подменяя силу — рутиной. И что он употребляет, когда ему действительно требуется сбросить напряжение или, наоборот, усилить — не знаю и знать не хочу. Я таким не мама, их речевые предпочтения me la sudo.
