Каждый лез и приставал,
Но механик только трясся
И чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся,
То щетинился как еж —
Он над нами издевался —
Ну сумасшедший, что возьмешь.
Владимир Высоцкий. Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное-невероятное»
Это своего рода приквел к предыдущему посту, история о том, как я собиралась на госпитализацию. Со стороны могло показаться, что я не лечиться собираюсь, а в бега подаюсь, куда-нибудь в майянские священные пещеры Юкатана, вход в Шибальба искать. Не всё ж малолетним эзотерикам с ума сходить…
Похоже, на десятый раз у меня появился опыт относительно того, что нужно человеку в больнице. Раньше в больницу я собиралась впопыхах: средства гигиены, белье и халат в жутких розочках. И книжка, какая в руки попадется. Однажды в молодости после спортивной травмы я от скуки прочла Марселя Пруста, кем-то брошенного в тумбочке с явным нежеланием не только перечитывать, но и видеть эту книгу после выздоровления. (Надо ж было додуматься — в качестве больничного чтива вручить спортсмену, восстанавливающемуся после травмы, «Обретенное время»! У родни этого бедолаги явно садистские наклонности.) И так оно и пошло — то Марсель Пруст, то Густав Майринк, то Гор Видал, то энциклопедия британской нечисти. Словом, всё литература, сильно поднимающая настроение и укрепляющая здоровье.
Неудивительно, что периодически я роняла эту литературу на одеяло и глядела в потолок взглядом, не обещавшим потолку ничего хорошего. В такие моменты меня отчего-то неизменно подлавливали соседки по палате, жаждущие поговорить со мною о себе. В больницах на исповеди «попутчикам» пробивает даже людей относительно стойких, не желающих выказывать свою слабость окружающим. Так то окружающие! А «сопалатник» — явление временное, быстро и бесследно исчезающее из вида. Отчего бы не сдружиться, как оно бывает в дороге — практически до побратимства, но не дольше, чем на сутки-двое? Дорога к здоровью — она такая, трудная, крепко-накрепко сплачивающая коллектив на ниве помощи лежачим и эксплуатации ходячих.
Поэтому самое главное при сборах обеспечить себе пару способов выпадения из действительности. Перед операцией и после нее, когда не кормят и не поят (последнее особенно ужасно), насущно требуется отвлечься от реальности. Жаль, я не геймер, а то взяла бы с собой игру-другую — фигу бы меня из вирта достали. Однако я пошла другим путем: затарилась книгами любимых авторов, начиная с Маркеса и заканчивая Дилэни, и на всякий случай закачала три сезона (!) сериала Supernatural, заброшенного мною лет семь назад. Стану смотреть сезон за сезоном, пока не перебью вкус книжной мистики горестной историей двух брательников, инквизиторов-экзорсистов-вандалов, подумала я. И ни минуты на общение с соседками по палате не останется.
Так я планировала все дни, пока бегала по врачам, собирая бумажки для госпитализации и наблюдая за кошмарным зрелищем — за тетками и бабками, живущими светской жизнью глубоко больных людей по поликлиникам, диагностическим центрам и стационарам. Эти существа приезжали на прием к врачу не в то время, которое указано по записи, сидели «с утра» и на вопрос, кто следующий идет по записи, орали: «У нас карта там!» — как будто эта загадочная фраза хоть что-то объясняет. Если же «сидельцев» не пускали без очереди всякие молодые нахалки, записанные на прием за две недели до, бабки и тетки принимались громко судачить про современную молодежь (это я, что ли, молодежь? а, ну да, конечно!) и про современный транспорт (если у «молодежи» оказывался ну очень недобрый взгляд, под которым не больно-то поиграешь в излюбленную психологическую игру старичья «Какой ужас»).
Излюбленной темой, как вы, полагаю, догадались, была ругань в духе Старобинец: ах, какая у нас ужасная медицина, какие поганые врачи, какая неудобная система. Бабушка ходит сюда три дня подряд, ее до сих пор не приняла без очереди половина врачей (а половина-таки ее приняла, чертову перечницу, хотя той уже лет двадцать на кладбище прогулы ставят). Записаться в регистратуре или в «банкомате» с талончиками, стоящем у гардероба и мгновенно выдающем все пароли-явки, назойливая бабушка даже не подумала. Зачем? Тогда бедной старушке не дадут развлекаться — сидеть с утра перед кабинетом и пытаться прорваться к врачу на шармака. Каковой врач потом и не докажет, что принял на несколько человек больше, чем должен был, ему же засчитывают только тех, кто записан. Но бабушкам разве объяснишь все эти глупые электронные новшества? Они привыкли к тому, как все делалось при царе Горохе, которого еще сопляком помнят.
Тетки, в отличие от бабок, еще любят поведать, как кого-то из их знакомых прямо ой, убили-убили в больничке. Цитата: «Она пошла на операцию, вся такая подтянутая, нарядная, молодая совсем — и через неделю ее не стало!» Потом, правда, выясняется, что то была седьмая операция на сердце у столетней любимой бабушки, чье нормальное давление сто на двести. Да кто считает? Бабушка-то была любимая! Какой-то старобинцеподобный менталитет: ежели кого родные любят неебическою любовью, врачи должны этого любимца из преисподней голыми руками достать и оживить, аки Волдеморта, силой Магии. Не то осиротевшие тетеньки в коридорах медицинских учреждений про них такого понарасскажут!
Процесс наблюдения за обследуемым народом не прибавлял оптимизма, мизантропия моя росла. К моменту госпитализации я была практически готова к сезонному обострению логореи у окружающих (в прошлый раз я оказалась совершенно не готова к этому явлению), а также к незапланированному удлинению срока долечивания раз этак… в семь. В прошлый раз меня тоже обещали выписать через три дня, хотя излечение от флегмоны происходит минимум в три этапа (каждый из которых заканчивается операцией под общим наркозом и первые этапы наверняка займут по неделе, если не больше). Хирурги, чтобы сохранить душевное равновесие пациента, никогда не говорят о вероятных проблемах и сроках, а то как бы некоторые особо чувствительные натуры не померли от плохих предчувствий. «Врачебную» манеру беречь нервы пациента методом душеспасительных врак надо просто принять и не раздражаться.
В конце концов, хороший настрой важнее жестокой правды не только в медицине, но и в других сферах жизни. Бодрый индивид с лапшой на ушах куда жизнеспособнее скептика с полным списком трудностей, кои придется превозмочь в ближайшее время. Врите, если хотите достичь успеха — уж за вранье-то победителей точно не судят.
Кстати, мне внезапно стало интересно, как работает одна страшноватая примета. Кто знает, увидеть покойника перед операцией — это к добру или к худу? Сразу после консультации, готовясь к операции в ближайшие два дня, я шла к воротам и по дороге миновала дверь морга. У морга стояла машина с распахнутой задней дверцей. На двух носилках лежали тела, с головой укрытые простынями в веселенькую голубую полоску. Предыдущие двое покойников, очевидно, уже были размещены в морге, а за оставшимися санитары еще не вернулись. Узрев недвижные два тела в белых коконах, я только головой покачала: с приятным свиданьицем вас, Инесса Владимировна! Memento mori!
Впрочем, меня зрелищем покойников не сломить — давно живу, многих похоронила. Вечером, как выше описано, я приготовилась превозмогать трудности: расставила посты на следующие дни, написала половину данного поста и собралась в путь-дорожку, прихватив стандартный набор вещичек (у меня завелись «больничные ночнушки» и «больничные халаты», а также сексапильненький корсаж; хорошо хоть эластичных чулок Марии-Антуанетты, препятствующих образованию тромбов, брать не пришлось — ненавижу эту сбрую) и, разумеется, забитый книгами-сериалами-песняками планшет. Пусть даже не пытаются со мной заговаривать — я пожилая злобная задротка, и «ой всё!»
Прощаться, по давней традиции уходящих в неведомое, не стала. Как говорил Сталкер: «Я тебе покажу — прощаться. Ты у меня попрощаешься, морда твоя толстозадая!» Человек, конечно, внезапно смертен, но если сделать все свои дела и закрыть все дедлайны, как бы эти дедлайны не настали и твоему бренному существованию. Поэтому я твердо решила вернуться и рассказать еще одну средне-кошмарную повесть о своих больничных творческих и философских инсайтах. Больше-то не о чем, я ж не Старобинец какая.
