Недавно в статье высоко ценимого мною критика А.Кузьменкова обнаружила замечание о метафорах в творчестве писательницы Г.Яхиной: «Сюжет в «Детях» вторичен, на первом месте — поточное производство тропов: «Бритая наголо голова мужчины блестела в точности, как пышный калач в центре стола, смазанный яичным желтком и подрумяненный в печи; богатые щеки розовели подобно ветчине, выложенной на тарелке толстыми влажными ломтями» и другие конфетки-бараночки. Орнаментальность, кстати, не особо разнообразна: сравнения и еще раз сравнения. Союз «как» в тексте встречается 458 раз, «словно» — 143, «будто» — 17, «подобно» — семь». И задумалась, как оно со мною бывает постоянно. Особенно после критических статей.
Сперва я задумалась над тем, сколь удивительной формой отличалась голова описываемого персонажа, поелику калачи бывают гиревидные и кольцевидные. Может быть, мужчина получил некогда травму черепа и ему удалили часть головного мозга? История медицины знает случаи, когда люди выживали и после такого ранения (см. иллюстрацию к посту). И жили дальше — с головой, похожей на калач. Круглыми же и гладкими бывали не калачи, а караваи. Не такими гладкими, шишковатыми от тестяных украшений, но все же круглыми — курники. С калачом тороидальной формы голова ассоциируется… с трудом.
Да и относительно «яичного блеска» всё не так просто. Смазанная яичным желтком выпечка после печи имеет коричневый цвет — от светло— до темно-коричневого, такой цвет вызывается пигментом ксантофилом. Чтобы получить любимый русским народом «румянец», в пост пироги вместо яйца смазывали разведенной в воде гороховой или овсяной мукой. Желтоватый, кремовый, белесый цвет приобретает выпечка, которую желтком не смазывали, обходясь белком, постным или сливочным маслом, молоком. В старину очень различали «румяные» и «белые» пироги, булки, калачи и караваи. Впрочем, и сейчас кое-кто различает.
Но не автор сего произведения. Г.Яхина вряд ли разбирается в таких тонкостях РУССКОЙ кухни и РУССКОЙ жизни, хоть и живет в Москве ровно тридцать лет. Отчего при такой своей ненаблюдательности писательница пишет про калачи, а не про эчпочмаки, непонятно. Вот и выходят из-под ее пера то ли подрумяненные негры с удаленными лобными да теменными долями мозга (а вы знаете, что повреждение этой зоны вызывает алексию, неспособность оперировать словами?), то ли что-то не менее экзотическое…
Затем меня удивило другое: и отчего это у Яхиной в книге слово «как» встречается в 3,2 раза чаще, нежели «словно»; в 26,9 раза чаще, чем «будто»; и в 65,4 раза чаще, чем «подобно»? И встречается ли там слово «точно» как союз, а не как наречие? По собственному опыту сужу: всеми этими «словно», «будто», «точно» приходится перемежать сравнительные предлоги, дабы не сыпать в текст бесконечные «как» — к тому же «каков» нипочем не избежать в вопросах и наречиях: «как-то/кое-как/как-нибудь», в производных «каков/каковой/какой-то/какой-либо/какой-нибудь/какой-никакой» и проч. И тут только «словно/будто/точно» могут спасти от тавтологии. Разве что автору дела нет до тавтологии в собственном тексте…
Предлог, как и наречие, и прилагательное «подобно» капризнее, их не ко всякому стилю приставишь, но изредка-то можно. Пусть и не в количестве семь штук на пятьсот «как». Бесконечные «каки» не украшают ни один стиль. Хотя откуда это знать людям, пишущим для человека-калача?
Знают ли такие литераторы, что метафора — коварный прием? Образным мышлением отличается далеко не каждый, тем более, что есть медицинский, психологический аспект этого понятия, а есть искусствоведческий. Так вот, наглядно-образное мышление, за которое отвечает правое полушарие мозга, позволяет быстро и полно воссоздать всё многообразие фактических характеристик предмета без физических действий с ним. Благодаря ему мы можем узнать в постаревшем человеке школьного товарища. Наглядно-образное мышление приводит к мгновенному получению результата, наглядно-действенное и наглядно-образное виды мышления объединены в группу допонятийного мышления. Неудивительно, что в таких видах мышления и результат не всегда логичен и зачастую ошибочен. Так почему его стараются представить как панацею для ЛЮБОГО искусства, в том числе и вербального?
В искусстве, связанном со словом, образное мышление предполагает именно оперирование понятиями, а вовсе не допонятийное восприятие образов. Исключительно словами писатель раскрывает возникшие у него образы. Для полноценного образного ряда надо знать много слов, надо понимать оттенки их значений, надо совершенствовать свой русский язык (или тот, на котором пишешь), увеличивать свой словарный запас. Проблема, однако, в том, что лидеры современного премиального процесса не имеют представления о целях и задачах ПИСАТЕЛЯ. Они ведь лидеры крысиной гонки, ах, простите, безотходного псевдолитературного процесса. Вот и озабочены не созданием образов, а угождением спонсорам.
Неудивительно, что их произведения чужды какой бы то ни было точности и выверенности образа. А ведь точность и достоверность лежат в основе сравнения; только они способны, не перегружая текст, выстроить образ. И никаких, прости Господи, калачей в виде головы.
Приведу опять-таки аналоги обильно рекламируемого мейнстрима, взятые из столь презираемой «успешными авторами» сетературы. Ну что поделать, коли современные лауреаты того и сего, птенцы гнезда Шубиной и тому подобных птичьих базаров, пишут точно так же, как обитатели сетевых сайтов, с теми же поворотами, наворотами и заворотами?..
«Узнать русского было не трудно, он и статью, и походкой, и повадками напоминал благородного зверя своей далекой родины». — Это какого же зверя? — поневоле спрашивает читатель. Медведя? Кабана? Уточнений нет. Читатель сам должен понять, что это за зверь и откуда в нем столько благородных черт.
Плохое художественное решение и скверная тенденция в литературе, да и в сетературе тоже. Тому читателю, который чЕЙтатель, безразлично, КАК описан персонаж. Ну зверя он напоминает и зверя, благородного и благородного. Проехали. Другое дело — немногочисленное племя взыскательных читателей (для которых единственно и стоит писать, остальная публика обойдется игрушками и сериалами, чтение ей не надобе). Есть у нас в России, конечно, и преисполненные благородства амурские тигры, но первыми-то на ум приходят именно медведи и кабаны. Сила в них есть, и в избытке, а вот благородство… Невзирая на то, что данные животные и в геральдике представлены, сравнение с ними не слишком лестно и на благородство не намекает, скорее уж наоборот.
«Разговор двух дипломатов напоминал старинный танец гавот, казалось еще мгновение, и Люциус сделает глубокий реверанс, а лорд Нотт сотворит что-нибудь подобное, и все начнется сначала». — Что сделает ЛОРД? Реверанс? Это что, гавот в клубе трансвеститов? Мужская фигура такого рода называется «поклон». В те времена, когда реверансом (от латинского «re-verus») назывался обмен поклонами между рыцарями, для подобного обмена знаками почтения вставали на одно колено. А глубоким реверансом называется исключительно женский вариант. Сами понимаете, какие ассоциации вызывает подобная метафора: лорды подбирают полы мантий и кокетливо приседают друг перед другом.
Подобные нелепости — частое явление для современного плохо говорящего по-русски литератора. Писатель старается выразить церемонность и усложненность поведения лордов — а вылетает со свистом в двусмысленность и комизм. Всё потому, что метафора должна быть точной. Иначе она обращается в свою противоположность, не объясняя, а замутняя.
Недавно Юлия Старцева продемонстрировала подборку перлов из книги О. Черненьковой, «литературоведа, специалиста по акмеизму». Книга эта — поразительной глупости образец «исторического нон-фикшна» наших дней (потому-то я и ушла из этого жанра, что уже десять лет назад с меня стали требовать писать нечто подобное, а становиться «специалистом» вроде Черненьковой отчаянно не хотелось).
«Внутренние страдания сказывались на ее физическом состоянии. Обмороки, сердечные боли. Надо отдать ей должное, она все-таки боролась с ведьмой в себе». — И заодно с грудной жабой. Так и представляешь себе ма-а-аленькую, но злобную внутреннюю ведьму, которая повышает давление, понижает гемоглобин и варит в кишечнике декокты, испускающие обильные газы и вызывающие метеоризм.
«А знаменитый в будущем ахматовский профиль пока еще смягчался нежной девичьей округлостью черт и был всего лишь носом с горбинкой». — Вообразите себе красоту несказанную, когда от профиля остается один лишь нос. С горбинкой. Глядя на лица такого типа, трудно найти в них нежную девичью округлость черт. Где ей гнездиться-то, округлости? В носу? Притом, что худые большеносые люди обоих полов в подростковом возрасте именно так и выглядят, отчего изрядно страдают, зарабатывают неприятные клички и наживают дисморфофобию.
То, что нам пытаются продавать за литературу, отчего-то не вызывает ассоциаций с литературой. Разве что с желтой прессой и с самой примитивной сетературой. Те же промахи, те же потуги, те же несуразные красивости.
«Впрочем, и возрастные лорды не гнушались этими изобретениями, позволяя себе разве что пару седых висков для солидности». — Поневоле задумаешься: сколько же висков имелось у моложавого лорда, если только пара из них была седой (подразумевается, что были и еще — не седые)? Эдакая многогранная голова с висками на каждой грани.
«Утро было поздним, как и полагается зимой, но небо вопреки обыкновению сияло чистым небосводом, сверкающим голубизной. Солнышко лениво вскарабкивалось из-за холмов, а его неугомонные дети — лучики вовсю пронзали пространство беседки. Под их теплыми лучами, предвещающими скорое наступление весны, стали медленно, но верно оседать снежные шапки-наросты на огромных каменных глыбах». — Небосвод, сверкающий голубизной — тоже образ сомнительный. Сверкают объекты, источающие собственный свет, причем яркий — звезды, светила… Небосвод в лучшем случае сияет. И уменьшающиеся в объеме снежные шапки ПРОседают, проседать — не то же самое, что оседать. Опять тонкости, недоступные людям с небольшим словарным запасом.
Обиженные критиками господа писатели и господа хвалитики, усердно рекламирующие всё, что прикажут, любят предъявлять претензии типа «опять вы про ошибки, а не про поэтику!» — но позвольте, какая поэтика должна родиться из нелепостей, украшенных еще большими нелепостями? Или человек-калач, существо с округлым носом, лорды с увеличенным количеством висков и прочие барабашки чудесным образом должны переродиться в полноценные художественные образы из несуразных картонных кукол? С какой стати?
