а мог бы кричать омлет
кончается жизнь не будет другой
а впрочем и жизни нет
среди насекомых любящих власть
эстетов любящих плоть
чужой инструмент почетно украсть
ну так орехи колоть
не падает маслом вниз бутерброд
разгадка проста — маргарин
удачи и семь концов тебе в рот
нарядный гардемарин
lemon_sole
А мы называли это литературой. Но черт возьми, как же трезв булгаковский «Морфий»! Он не просто трезв, он еще и отрезвляет тех, у кого в голове хоть что-то осталось. Не то что нынешние россыпи перлов писательской и критической мысли. От лицезрения тех перлов у меня родилась идея создавать перловку не только фикерскую, сетераторскую и лауреатскую. Критика тоже умеет много гитик! Однако критики, похоже, прознав про мои экзерсисы на их костях, начинают обижаться и… вонять.
Вежлян, например, пованивает на фейсбуке: «Вчера пояндексила себя в гугле. Выглядит это так: на каждое мое публичное высказывание — приходится одна чья-нибудь гадость. То есть — не полемика, не аргументы, не…что там в нормальном мире вообще бывает, а гадкое детсадовское хи-хи. Причем я этих людей не знаю и понятия не имею, кто и что они такое. Это, конечно, слава, скажете вы.
Но я бы хотела, чтобы было какое-то обсуждение, а не вот это вот все, честно говоря:) «
Экое тонкое приглашение посраться во всеуслышанье, под рев толпы и хруст попкорна! А смайлик, надо понимать, должен очаровать неизвестно кого (например, в лице меня), вселив в душу неизвестного критика критикесс надежду на то, что он станет известно кем после срача с «самой Евгенией Вежлян». (Народ, до того, как я упомянула это в своих постах, кто-нибудь знал хоть что-нибудь про сей мусорный бачок с его страшненьким представлением о прекрасном? Спасибо, я так и думала.)
lemon_sole, добрая душа, предложил «там и ответить: «Вы хотите серьезного разговора? Хорошо — заявление на имя Безбородова и письмо в министерство о многочисленных нарушениях академической этики и прямых должностных преступлениях, открытые письма администрации ВШЭ и РАНХиГС насчет Вашего друга Кукулина (он не является ни историком, ни культурологом и формально не имеет права занимать должности в соответствующих подразделениях при наличии соискателей с соответствующей квалификацией — а такие точно есть; в РГГУ, между прочим, увольняли даже за несоответствие научных интересов планам кафедры на ближайшие годы»), заявления о лишении ученой степени в отношении «ученых» Вежлян, Кукулина и Маркова etc.»…
…скандалы, надо сказать, нынешнему руководству РГГУ совсем невыгодны, и долго разбираться они не будут — а ВШЭ и РАНХиГС с некоторых пор даже «своим», но опоздавшим к кормушке, условия не особо создают: Брагинской что-то около 12 тысяч положили (а вовремя прискакавшие, даже и без ученой степени, на порядок больше получают)…
…с другой стороны — над кем тогда смеяться-то будем? Фикеры всё-таки мелковаты…»
Мелковаты, не спорю. Вирусы тоже мелковаты, если с крысами сравнивать — а все одно крыса куда опаснее переносимым ею вирусом, нежели тем, что жрет много. Сожранный крысами урожай — это, конечно, беда. А несколько крыс, разносящих чуму или оспу — это вымирание. Спасибо вирусу. Я, как бывший биолог, не на размер смотрю, а на влияние паразита на популяцию. Из-за деятельности крыс — чистых, без вируса в организме — культура хомо сапиенс страдает меньше, чем от крыс-переносчиков вируса. Так что я уж и не знаю, кто или, если точнее, что угробит современную литературу вернее и быстрей, критики или фикоперы.
Да и доносов писать неохота. Никогда их не писала, «а теперь мне срамиться-то уж поздно», как говорила Тэффи. Смешно ругаться в сети с жульем. Оно исправится? Руководство РГГУ зашевелится в сторону чистки жулья в педсоставе? У мошенников не окажется мохнатой лапы в ректорате? Не верю. Смех со стороны «быдла» (то есть всех, кто не принадлежит к их тусовочке жулья и прихлебателей жулья — и кого вежлянки надеются развести на бабло, считая идиотами) действует на жужелиц типа нижеследующих… стимулирующе. Будирует, как говорили в старину. Добавляет острого к их непреодолимой сладости (аж до кариеса).
Френд рассказывал, как видел однажды «подношение Сен-Сенькову», там сладенького хоть половником загребай: «…я встаю перед нелегким выбором — с чего начать? Хотя выбора как такового, в общем то, и нет: начинать всякий раз приходится как бы с нуля… каждое новое стихотворение пересобирает не только себя, но и воспринимающий взгляд… Здесь, как замечает в предисловии Антон Долин, есть что-то от монтажа и кинематографа, что-то от двояковыпуклых метафор Парщикова… К этой книге не выйдет подобрать тематический ключ, который хотя бы в некотором приближении очертит круг волнующих автора проблем…»
Пересобирающие стихи примерно таковы:
пятна в лужице бензина подрагивают узором на шее жирафа, осознанно делающего глотки так, чтобы узор сдвигался как можно незаметнее
*
серый хрусталь пепельницы, заворачивающей в себя пепел, околдовывает змейку дыма следующей сигареты
*
св. георгий вонзает тонкое копье, похожее на золотую китайскую иголку, в ничего не понимающего дракона, зажимающего рану лапками ненужного исцеления
*
колесико слюны покатилось к выходу из поцелуя, надеясь встретиться там с таким же колесиком
*
птица откармливает пойманного птицелова, приняв нестандартное решение построить внутри него клетку из длинных и хрустящих насекомых
Знаете, я не сильна ни в разборах поэзии, ни в анализе поэтики (то бишь набора формальных приемов или гипотетического культурного бэкграунд отдельной поэтической единицы). Однако мне объяснили, что сие есть среднестатистический верлибр с образами понятными, добротными и расхожими, как вся фантазия бунтаря советского разлива, младшего научного сотрудника со средними дарованиями и средними доходами, в душе уверенного, что он… а кто он, собственно? Кого ни вспомни из средненьких-плохоньких, но переживших свое время — все они сильнее, талантливее, резче, ярче. А эти… Взять хоть ту же М.Степанову, лауреатку сперва «Знамени», потом вымени, то есть «Большой книги».
Вот возьму да и не буду
Я сейчас писать стихи.
Вот возьму да и не стану
Ни за что стихи писать.
Я не Дмитрий Алексаныч,
Дмитрий Алексаныч умер,
Я не Александр Сергеич,
Александр Сергеич жив.
При лице литературы
Вроде я колоратуры,
Вроде я фиоритуры —
Волос-голос-завиток,
Электрический фонарик,
Быстрый и неровный ток.
Дух сирени как подсвешник,
Над которым я сгораю —
Дух табашный, шёлк рубашный,
Тело, видевшее вид —
Так бельишко, что стираю,
Прохудиться норовит.
(Птица кличет: тыц! тыц!
А ещё: не спи, не спи!
В ближнем небе много птиц
На невидимой цепи.)
Дальше было еще что-то, но мне хватило. Из серии «сто раз читанное женское предменструальное с земным поклоном Марии Ивановне Цветаевой, но без ее таланта и искренности, на голой истерике и фальши сляпанное». Жаль также, что обещания оставить душу читателя на покаяние авторесса-поэтесса так и не сдержала.
Следующее стихо, если кто считает: Цыпа придирается! выбирает худшее! (Что это, блин, за поэзия, в которой запросто, на одной странице, является столько слабых стишат?)
Птички
снесли яички.
Мухи
нагрели брюхи.
Пробегают сутулые молодухи,
крещены и в воде, и в Духе.
Будем яица красить,
полы-углы пидорасить.
Будем, как те полёвки —
изюмчатые поклёвки, сладчайшие башни пасхи,
булочки, сыр, обновки.
Прелестно. Не будем обсуждать дивные, тонкие рифмы «птички — яички», «мухи — брюхи», «молодухи — в духе» и недоумевать, где же рифма «слухи — в ухе». Но полевки с башнями пасхи и по углам пидораски! Они что там, мышей полевых за стол сажают? А даже если и так, то какие, простите, «изюмчатые поклевки»? Да и что это вообще такое, если не рифма к «обновкам» и «полевкам»? Кстати, при чем тут обновки-то? На Пасху обновок не дарят. Да и булки пекут на католическую Пасху, на православную пекут куличи. С пасхой (блюдом) тоже неладное творится. Ведь творожную пасху формуют на православное разговенье, а сыр целыми кругами в пасхальные корзинки выкладывают католики, протестанты, грекокатолики. И Пасхи эти, замечу, празднуются в разное время. Так что же там в офигении от христианнейшей себя описывает наша Маня? То есть ваша Маня, дорогое (в смысле дорого нам всем обходящееся) государство, раздающее своим бездарям-пешкам золотые парашюты премий.
Все эти стишата из «Вежлянкина знамени» на удивление одинаковы. Вот какая-то Нина Александрова — ну чем не Маня?
в кулинарии пахнет как в детском саду
как в моём детстве
хлорка безымянная химия
сентиментальная химия двадцатипятилетней давности
lemon_sole отмечает: «в частностях не уверен, но в целом правильное, хорошее наблюдение — подобные «запахи из детства» действительно вспоминаются (и порой в неожиданных местах)». Ну хорошо, возможно, я придираюсь. Но я не понимаю, где хоть что-то, стоящее за этим образом. Или выходящее из него. Где хоть тень чего-то кроме фиксации в стихах данного автора?
кисельные реки
молочные берега
ангелы спят
как летучие мыши
вниз головой
обернувшись крыльями
на золотых жёрдочках
в прозрачных коконах
кристальных сумерках
ночных голосах
больничных шорохах
в твоих руках
Дайте, кричу я, дайте мне хоть какую-нибудь клаузулу! Я устала от беспредметной образности предменструальных недоцветаевых. Хотела? Нна.
стоим с плакатами
идём в колонне демонстрантов
кричишь в мегафон
поднимаю булыжник
поваренная книга анархиста
шоплифтинг сквоты коммуны
кормишь завтраком пока я верстаю листовки
пишешь заявку на митинг
сижу с ней в министерстве безопасности
разворачиваю плакаты перед ментами
проверяешь не забыла ли бэджик организатора
грею твои окоченевшие руки
приносишь на митинг термос с горячим кофе
биться лбом в глухие ледяные стены
отчаиваться плакать опускать руки
быть слабыми маленькими вдвоём
умирать не сдаваться
борьба боль преодоление усталость
это и есть секс
это и есть любовь?
Мать твою, девочка-агитаторша, призрак утопленницы в цунами гнева народного с Болотной, это не любовь, это война. Террористы чувствуют себя живее, сексуальнее и чувствительнее нормальных людей, потому что они экстремалы. И адреналиноманы. Можно трахаться просто так, о натюрель, как здоровые люди, а можно под попперсами, экстази, кокаином, адреналином. Под наркотой оно намного ярче, да только ведет к выгоранию, фригидности и импотенции. Так что будь готова, поэтесса, к тому, что «любовь» закончится быстро и плохо.
Другую точно такую же деву, даром что попсовую певичку с щедро накрашенным ртом и неблагозвучной фамилией Серябкина, унесло в те же женские наркотические фантазии. «Тот же месяц, только чуть пошире, чуть желтее и с другого края». (Стих О.Серябкиной цитируется местами. Через строфу. Вы меня еще поблагодарите за это. Но многоточия в конце каждой строфы — аффтарские.)
Я бы стала женою Есенина
И была бы его навсегда.
Я творила б в одно время с гением
И стеснялась ему показать…
Ты меня запускал, как ракету,
Через тернии к звездам лететь,
Ну а сам матерился с кадетом
