И пытался на улице петь…
Я люблю и любила, Есенин,
Каждой клеткой и каждой строкой,
Я собакой твоею на сене
Так хотела бы быть, дорогой…
Я прощала б тебе все любови,
Хоть неправильно так говорить,
Я в тебе буду сердцем и кровью.
Это значит: я буду ей быть…
«Поэзия должна быть глуповата, но сам поэт не должен быть дурак». Не должен. Но кем считать написавшего вот это всё?
Вот если что-то прочитать
Потом вот взять — и написать,
Потом кого-нибудь поймать
И долго это бормотать
В листочек щурясь и пыхтя
Как глупое дитя,
А он такой пойдудомой
А ты: не надо боже ж мой
То это будет нам покой
И говорит покой
Что я такой и он такой
И целый мир такой.
Френды смеются над паедами, сочиняя горькие и безнадежные, по сути, пародии.
Так и просится продолжение:
А он такой:
Ну боже мой!
Я просто шел к себе домой,
И повстречался вдруг с дурной,
Совсем на голову больной!
Звоню в приемный я покой,
Пусть выезжают за тобой
И грозный санитар большой,
И добрый доктор золотой,
Чтоб не дружила с анашой
И не страдала ерундой!
По словам Набокова «безглагольно все, что прекрасно». Согласиться с этим утверждением безоговорочно ни один писатель (особенно поэт) не в силах: чем же литераторам тогда заниматься, ежели прекрасное безглагольно? Но как пережить вот этот вот глагол, о боги, боги мои, яду мне, яду…
