Все началось с того, что френдесса рассказала о мистификации писателем Березиным конкурса «Грелка». Мне эта блестяще исполненная затея напомнила введение в заблуждение диарейных обитателей с Сетелизой во главе. Попутно в комментариях к посту за январь 2015 года нашлось подтверждение гипотезе Насарога, что последний далинский опус есть чистой воды нарциссический пинг («Если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят») — мой собственный комментарий: «Да и я испытываю сложное смешение вины и брезгливости: ну наехала ты на ЭТО, а оно такое жалкое… Ты, танк, тебе не стыдно было суслика давить? Жил себе суслик, в норе сидел, раз в день-два вылезал оттуда и пытался срать тебе на траки — но давить было обязательно? Нельзя было делать вид, что не замечаешь?», из-за которого, собственно, меня и прозвали «мадам Танк»… Кого только мы тогда ни записали во вдохновители рассказа про танк, возлюбивший сусликов: и Шекли с его «Страж-птицей», и Дика с романом «Мечтают ли андроиды об электроовцах?»… А все оказалось куда проще, смешнее и противней.
Вечер веселых воспоминаний и очередных разочарований что в критиках, что в писателях. Ничего-то они сами не умеют, кроме как бегать за нами, якобы ненавистными им снобами, питаясь крохами с нашего барского стола. Даже урок, который стоило бы извлечь из подобных инцидентов, извлечь не в силах.
Отчего-то сетекритик вполне лоялен к фико-МТА-писеву (из которого я за полчаса перелистывания любого фикерского сайта составляю обширную перловку). Ну и аффтар подобного хлама всегда готов вякнуть «аятаквижу» — и с ним согласятся. Однако что будет, если сетекритику продемонстрировать авторский стиль без скидок на «Это же ЮФ/фэнтези/развлекательное/написано для детей/для своих/а вы читайте классику, раз такие снобы»? Покажите ему текст с неожиданными сравнениями и нестандартным ви́дением — и крошечные мозги сетекритика закоротит. В состоянии замыкания сетекритик несет гомогенную пургу.
«“Пристальный взгляд попугаев” убил на месте. Бедные попугаи… “Комендант сидел с поникшей головой, протянув ноги, и мрачно курил” – добило. “Перебирая с видом изнеможения…” – автор, не знаю, что вы курили, но больше не надо. “Винтовка Батля блестела, как перламутр…” – зачем это писалось? “Пристальные взгляды попугаев” вам, автор, полагаю, уже вспоминали не раз. Ведь нельзя же так. Так – нельзя. …Тем паче, что дальше у вас такой вот ужас: “обросшие волосами и полуголые в силу нестерпимого зноя”. На птицах автор как-то не по-доброму зациклен: “Огромное количество кур, снующих под ногами, наполняло своим клохтаньем все углы форта”». — Это квохтанье и клохтанье в адрес Грина.
Почему попугаи бедные? И не только попугаи, но и другие птицы, ведь они все имеют привычку смотреть пристально и одновременно бессмысленно — наблюдательный человек это заметил, сетекритика наблюдение испугало. Почему винтовка не может блестеть как перламутр, а автор не может это заметить? Почему куры не могут путаться под ногами у военных, если они постоянно это делают, везде, где есть курятник и куры — а птицу часто держат в фортах, замках, крепостях, жрать-то что-то надо?
«У нее что, марковская цепь вместо мозга? Да тут просто эталоны «какненадописания», хоть сейчас в Палату мер и весов! Достойно Шапки Мономаха. А Цыпе не приходило в голову, что измывательства над языком с позиции пейсателей и мэтров еше более отвратны, чем у фикрайтеров? Приходило, но эту мысль она отгоняет». — А это уже советы Набокову от существ, неспособных и пары фраз написать без ошибок. Даже здесь почему-то шапка Мономаха с большой буквы. Такая большая шапка или написавший про нее такой маленький?
Знаете, как распознаются фейковые аккаунты моей персоны, которые создает это полоротое племя хейтеров? В них «Цыпа» пишет с ошибками. И не задает вопросов: что именно из фразы «пугающая непостижимость бледного космического света, проникающего сквозь темную листву, искупали новые неудобства: мучительность ночи, липкость пота и спермы, неотделимых от духоты спальни» заставляет диарейных явить миру самую суть своего прозвища, а проще говоря, срать кирпичами? Ладно, у меня тоже претензии к переводу «Ады» Набокова (точнее, к обоим переводам) имеются. Но как можно было не засомневаться, что эту фразу написал современный автор?
Наши так называемые критики не умеют отличить манеру писателя XXI века от манеры, сформированной за сто лет до этого. Они не понимают, что такое стиль, а раз не понимают, то и норовят отрицать существование стиля как такового. Индивидуальности в искусстве не существует, всё это придумки, а то и заговор мэтров. Мэтры боятся нас, племени младого, недавно изрек во всеуслышанье один невыразимо нудный товарищ. Нареку его Пописулькиным-Обиженным, а то глядишь, караван его постов о мести мэтрам станет материалом для психологического казуса — вот и выйдет из Пописулькина-Обиженного новый Поприщин.
Однако что же за урок, который господа критиканы так и не сумели извлечь из публичного унижения своего? Урок тот самый: у настоящего писателя всегда имеется индивидуальная манера, а по ней всякий начитанный человек догадается если не кем, то хотя бы когда произведение написано. И уж совсем не требуется быть семи пядей во лбу, чтобы понять: перед вами не типичное для лучших современных аффтаров гладкописево, а нечто более… древнее. Также некоторые фразы настоящих писателей вызывают возмущение у любителей красивенького: и военные-то волосатые, а не метросексуальные, и куры по всему форту под ногами путаются, и винтовка блестит, как перламутр, и взгляд то призматический, то пристальный и одновременно бессмысленный, как у птицы. Например, у попугаев.
Полноценный автор вообще легко распознается по отсутствию красивостей и «шюток йумара». Да, сетекритики не различают шуток и шюток, художественных приемов и красивостей. Они весьма благожелательно настроены по отношению к гладкописеву, с наслаждением потребляют продукцию звезд «Альфы» и иже с нею. Взять хоть бессменно украшающего топы Самиздата А.Глушановского.
Скажу сразу, до того, как мне припишут лютую зависть и нена́висть к этому автору: с его книг в 2007 году я начинала читать современное российское фэнтези. Без всяких надежд, что обнаружу новую сокровищницу литературы. Изучать «новое русское фэнтези» стоило по той же причине, что и фанфики: большие литературные субкультуры нужно знать, особенно если ты критик и периодически выступаешь в роли колумниста. Да и «протекание» субкультур в «официальную литературу» — такое явление, которое, не зная особенностей протекающей субстанции, не проанализируешь. Глушановский все эти десять лет кажется мне типичным середнячком масслита, не хуже основной массы, но и не лучше.
Итак, приведу цитату из Глушановского, не плохую и не хорошую — типичную: «Помимо потрясающей красоты и незаурядного ума, Лена отличалась также поистине непоколебимым упрямством. Ему припомнилась произошедшая не так давно история. Преподавательница по эстетике, высохшая желчная дама, с первых занятий невзлюбившая Лену, и еще нескольких наиболее красивых девушек курса, была просто помешана на форме одежды. Перед экзаменом она потребовала, чтобы все мужчины явились в костюмах и при галстуках, а девушки в строгих блузках и юбках не меньше чем по колено длиной, сделав Лене особенное замечание за слишком открытый, по ее мнению, живот. Лена промолчала, хотя всегда устраивала грандиозный скандал, если кто-то пытался указывать ей, как одеваться. Все решили, что она смирилась, и Сухая Стерва (нередко так же употреблялось и сокращение этого прозвища — SS) довела и ее, но это мнение с треском разлетелось на следующий день.
На экзамен Лена явилась, как и было предписано, в строгой, под горлышко, блузке и юбке по колено. Кроме этого, на ней были надеты только алые, кружевные трусики-стринги, белые носочки и туфли на высоком каблуке, в чем мог убедиться любой желающий. И блузка, и юбка, надетые по приказу преподавателя, несмотря на полное соответствие размерам и покрою, отличались невероятной прозрачностью и никак не могли служить преградой для заинтересованного взгляда«.
Что мы видим перед собой? Довольно смешную студенческую байку из тех, что приходится выслушивать на каждой встрече выпускников. Излюбленная и осточертевшая тема «Как мы сдавали то и сё тому и сему». Я ее, признаться, ненавижу и всегда стараюсь смыться до того, как на однокашников накатит ностальгия. Однако я могу оценить любовь народную к студенческим вольностям. Поэтому понимаю спекуляцию этой тематикой и бесконечные шутки про студенческие трудовыебудни. Нельзя же запретить писателям использовать какие-либо темы в своих произведениях? Нельзя, хотя порой очень хочется.
Однако нельзя и не спросить себя: что плохого во «вставных новеллах студента»? То ли, что все они на один ранжир и нужны исключительно для самоутверждения учащегося на жестоком преподе? Или то, что они не двигают сюжет и ничего не добавляют к образу персонажа? Почему, спрашивается, сетекритики с благостной улыбкой читают эти небогатые мыслью и разнообразием «байки с сессии», но стоит писателю заметить, что винтовка блестела как перламутр, а куры наполняли клохтаньем все углы форта, как их переклинивает: зачем это было сказано?
Затем, что описание создает образ и атмосферу. Отступления и метафоры нужны для этого, а отнюдь не для того, чтобы клиповое мышление чейтателя развеялось и развлеклось сугубо школярским юмором. Если кто из сетекритиков не понял, что такое творчество (то есть большинство), попробуйте усвоить сейчас: творчество — это поиск нового, своеобразного, индивидуального, а вовсе не то, чем занимается брошенный на амбразуру искусства искусственный же разум.
В статье о «творчестве» рекуррентной нейросети прямо сказано: «результат работы рекуррентной нейросети те, кто понимают, что она делает, сравнивают кто с фракталами (сеть словно бы строит образы из образов), кто с усреднением (при обучении она уясняет, после каких слов следуют какие, какие конструкции следуют за какими, и потом просто выдаёт типичное)«. И в конце статьи — оптимистичные слова о вероятности нового шага, когда от усреднения и несения прекрасной чуши мафынка перейдет наконец к полноценному труду на ниве искусства… Впрочем, я так и не поняла цели сих трудов и могу только ворчать, словно профессор Преображенский: «Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого«. Тем паче что младоаффтары стотысячной армией подражателей выдают типичное по принципу «Нечто подобное было у Имярек (поставить имя звезды Самиздата или Прозыру, «пробившейся» в «настоящее издательство»)» — под эгидой издательских проектов и по собственной воле.
