Владимир Набоков
Спасибо френду lemon_sole за приведенные в ходе наших бесед цитаты и наведение меня на мысль. Поддержанную также постом Елены Иваницкой о «номинаторах очень интеллектуальной премии». С цитатами.
«любовь в этой книге принадлежит уже не области мнения, а области уверенного суждения как признания в любви»
«/автор/ вышел на огромную сцену. Эхо и шуршание по углам сбивает с толку. Но он продолжает. И речь путается от волнения. Но таки длится. Трепетно»
«не в том ли ужас и жалкость людской участи, что равны мы все перед лицом таковости этой вот обычной жизни»
«удачная попытка оторваться от языка литературы и настаивать на языке худ критики, изобретая его и настаивая»
Это ли не абсурд критического мира? Рассуждение Набокова о гоголевском мире абсурда тут же возникло в памяти и укрепилось очередным постом-подборкой перлов. Так созрела еще одна разновидность перловки — из высказываний критиков, своего рода демонстрация уровня погружения в критический ад. Эдакое соревнование адских дайверов. Их высказывания, конечно, не столь откровенно идиотичны, как перлы фикеров, но все равно близки к потоку сознания девственномозглых обитателей фикбука.
Ольга Бугославская: «Зулейха открывает глаза» — название, которое сразу указывает на сюжетную основу. В школьной терминологии это «развитие и становление личности». Условия сибирской ссылки, в которой оказывается главная героиня, есть та среда, сопротивление которой и формирует индивидуальность, обладающую самостоятельной волей». — Стоп-стоп-стоп, попридержите коней восторга, мадам. Эта фраза про открытие глаз может означать что угодно, от выхода из комы до сатори под влиянием веществ (и что еще за «школьная терминология»? какая такая особая терминология имеет место быть в школе? слова «завуч» и «педсовет»?) — но не развитие и становление. Кои никогда не бывают одномоментным событием. Значит, открытие глаз либо происходило годами («поднимите мне веки!»), либо это было не оно. Автор волен называть свое произведение как угодно, но критик-то должен соображать, что несет… то бишь трактует.
Она же: «Авиатор — это, конечно, кто-то, кто обозревает земную поверхность с определенной высоты и таким образом видит закрытые от приземленного взгляда дали». — У-у-у, как все запущено… «Приземленный взгляд» — это вообще-то не взгляд с земли. «Приземленный взгляд» — обозначает воззрения мещанина, обывателя, прагматика. Что, критикам русский язык знать уже необязательно? Конечно, чтобы оценивать написанное на нем в форме приступа шизофазии и логореи, никакого знания не нужно. И вообще критики помаленьку сравнялись с тем, что критикуют. А критикуют они такое…
Здесь открывается непреодолимая пропасть между преступниками и Господом, к которому они взывают в состоянии полубезумного аффекта. — Полубезумный аффект, ну вы подумайте. Кто нибудь объяснить г-же Бугогаславской простую истину: аффект всегда есть ощущение или действие, совершенное без участия разума. Он не может быть ни полубезумным, ни четвертьбезумным. Ибо безумен изначально, априори.
Черти выбрасывают тело и уносят измученную душу грешника еще глубже в ад, хотя после Секирки и плавания на катере по ледяным водам Белого моря (строго говоря, оно не могло окончиться ничем, кроме как гибелью обоих беглецов — Артема и Галины), представить еще что-то худшее невозможно. — Глубокий ад и неглубокий ад. От лимба и круга некрещеных младенцев до озера Коцит, надо понимать. Плюс катер, плавающий («сказал, что плавает говно, а корабли по морю ходят») в Белом море. Во льдах. Катер. Ну ладно, предположим, это аффтар идиот. Но! Как критик, пишущий столь криво, а главное, пишущий ахинею, может оценивать литературные произведения?
Разумеется, это всего лишь один случай, хоть и весьма показательный. С критиками, замечу, все так же просто, как с фикоперами: открываешь статью и переписываешь каждую третью фразу. Это в лучшем случае. Как правило, перлы расположены чаще.
Приведу также для примера образец критического мышления некой Анны Жучковой, автора восьмидесяти (!) научных работ, всамделишной жучки моськи фанатки пера. Недавно сия особа без отдыху и сроку восхваляла Л. Юзефович. Но нынче дамы в ссоре: Анна Ж., обидевшись не за себя, но за коллегу Погорелую (труды самой ученой Каштанки Жучки всем, научно выражаясь, пенисуально не экскрементировались), грозно заявила, что так и быть, «уговорили» © разлюбить Галю Ю. А отчего? А от картины некомпетентности и непрофессионализма последней. Причем ранее данная картина почему-то не бросалась критикессе Ж. в глаза. Хотя сомневаюсь, что критикессу хоть кто-нибудь уговаривал. Да и невидимая некомпетентность доминатрисы штука весьма сомнительная.
Итак, панегирик в студию: «Л. Юзефович считает, что литература — это лес. Возможно, мы действительно завершаем виток и возвращаемся в условно первобытное состояние синкретизма, где визуализация, карнавализация и массовость востребованнее элитарности. Появились профессии арт-журналиста и арт-критика. Модно исполнение текстов под музыку… если тенденции современной литературы разносторонни, он тоже станет всеядным и будет писать то, что востребовано, — фантастику или порнографию, сатиру или хоррор, социальные романы или исторический эпос…» — Начну с исполнения текста под музыку, популярное ажно с античных времен. Мелодекламация называется. А закончу небольшим намеком, что эссеистику тоже не вы, жучки, придумали. И поименованные арт-журналисты и арт-критики в лучшем случае эссеисты, а в среднестатистическом — безграмотные пустомели.
Впрочем, чего и ожидать от Жучковой, аффтара столь многих научных работ, что поневоле усомнишься в их ценности. Да и обещанный сервилизм автора (вкупе с всеядностью), готового хавать писать любую порнографию, конечно, весьма утешителен. Особенно в лесу, в котором считает стволы г-жа Юзефович.
Жучка, пардон, А.Жучкова вылизывала любимчиков доминатрисы мягким шершавым языком: «Фольклорные корни «Ненастья», эти энергетические матрицы народного самосознания: верная любовь, личный подвиг, дружинное братство, торжество справедливости — делают из обычного у Иванова недоромана очень нужный сегодня миф о выходе из затянувшегося Ненастья». — Ну вы подумайте, какую только форму не принимает графоманская нужность! Из недоромана — в мифы. Нужные народам для выхода из Ненастья (причем с прописной).
«А.Иванов играет с читателем, выдавая на-гора исторические нелепицы вперемешку с ценной рудой воскрешенного времени; играет с критиками, перебрасываясь терминами «магический реализм», «фэнтези», «эпос», «постмодернизм», а на деле латая фантастикой прорехи внутренней логики произведений». — Вот чем прорехи-то внутренней логики латать надо! Не смыслом, а бессмысленностью под красивым соусом пустых словес. Назови свою бню квадратную магическим реализмом и эпосом (хотя это жанры диаметрально противоположные) — и хоть про родившегося в гастрономе номер двадцать два брехай. «В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим».
Думаете, это сомнение критика в идейном наполнении «недоромана»? Ничуть не бывало. Как там далее? «А потому не сможет оставить нас в наступившей антропологической эпохе наедине с героями, застрявшими в жесте индивидуалистического отчаяния и противостояния судьбе». — От так ота. Веди нас, Сусанин-герой, из жеста индивидуалистического отчаяния к светлому коллективному будущему. Вот интересно, критиков в Лумумбарии специально учат совковую трескотню о светлом пути ребрендингом освежать?
Из интервью собственно недоскальда Иванова: «У меня есть реакция и от российских «афганцев», и от екатеринбургских. К подобным коррективам я отношусь скептически, так как у каждого из них своя точка зрения на те события, и больше мелких деталей, чем больших». — Так точку зрения или детали ваших опусов пытаются поправить очевидцы, гражданин Иванов? На что именно вы положили с прибором со скепсисом? Оно и понятно, матчасти вы не знаете и знать не хотите, это стандартно для врунов, то есть магических реалистов, латающих прорехи бессмыслицей — но точка зрения есть нечто совершенно отличное от мелочей. И настоящий писатель об этом знает. Настоящий.
Что там еще в интервью? Да всё та же латка на ахинее из другой ахинеи: «Есть подобные социальные ловушки. Одну из них я описываю, когда четыре солдата прячутся в развалинах во время войны в Афганистане. Они и уйти оттуда не могут, и оставаться там бессмысленно. Им надо как-то менять себя и ситуацию». — Здесь меня, признаться, едва не стошнило. Смените себя и ситуацию, прячась от обстрела в развалинах. Поменяйте свое восприятие момента — и сам момент изменится так же! Вот он, образчик мышления дурака-псевдописателя, начитавшегося мошенников-псевдопсихологов. Святая вера в силу субъективного восприятия. «Солипсисты немытые. Берклеанцы».
Когда эти символы воплощаются на примере «афганцев», то это включает их в общечеловеческую парадигму. — Куда включают? А вот сюда. Вот в это вот, описанное ниже.
В этой стране я не видел разницы между запретами государства и запретами родителей. Родители не разрешали выходить со двора, государство не разрешало выезжать за границу. Я вспоминаю эту страну со щемящей нежностью и теплотой. — А вот это, милок, уже простой и незатейливый мазохизм. Как насчет объединения с доминатрисой Халей на полюбовно-тематических началах?
Интервью недоскальда-мифомана Иванова от абзаца к абзацу все прекраснее: «Это, например, касается феномена расстрела царской семьи. Он превратился в бренд, который тоже приносит городу деньги. Мы начали получать хорошие деньги, не работая». — Не лучше ль на себя, кума, оборотиться? Не ваша ли мечта, гражданин Иванов — писать историческое, истории не зная? И отнюдь не бесплатно.
Что же до убийства исторических лиц или массовых казней, то они превращаются в бренд повсеместно — как часть истории страны. Туристский бизнес, разумеется, этим пользуется. Не надо катить баллоны на людей, обслуживающих туристов, когда ты сам, простигосподи, не что иное как магреалист, врущий напропалую о том, о чем понятия не имеет. От обслуживающего персонала много пользы. А от писателей, склонных к сервильности, один вред.
