Я давно уже понимаю, что как критик я пугаю масслит. Свойственно мне устанавливать недосягаемые критерии и судить об умениях человека по его неумениям. Но что поделать, если мы живем в странное время, когда писатель вытесняется рассказчиком и всё меньше и меньше народу понимает, какова разница между ними. А я — реликт эпохи, когда эта разница была понятна всякому образованному человеку. И никто не пытался ставить рассказчика, даже весьма бойкого, наравне с писателем.
Чем отличаются эти категории оперирующих словом? Многим, если вдуматься.
Рассказчик может увлечь аудиторию и пустейшими байками, тратя время читателей и слушателей, делая ему то «смишно», то красиво, апеллируя к низменным чувствам, даже не чувствам — к рефлексам. Старики про такое говорили «Ни уму, ни сердцу». Сейчас говорят: читается легко, расслабляет. Как будто у некоторых не мозг, а мышца. И у этой мышцы спазм, требующий немедленного снятия.
Конечно, рассказчики могли и передавать, гм, наследие древних (вы потом поймете, почему «гм») в рамках устной традиции. Сказительство во всех культурах формировало и художественную литературу, и коллективное бессознательное. Но этот уровень рассказчика-творца мифов уже утрачен. Почему? Да потому, что формированием мифа сейчас занимаются медиа. И мифы получаются хилые, мифы-однодневки, больше похожие на ложь-подёнку: родится такой миф без рта и ануса, чтобы полетать в эфире несколько часов, спариться с нашими мозгами, отложить яйца и сдохнуть, устилая трупами мутные воды с сытой, как никогда, рыбкой. Той самой, которую так любят ловить в мутной воде журналисты.
Откуда есть пошло измельчание мифа, носителем и создателем которого во время оно был рассказчик? Наверное, первопричина заключалась в появлении писателя. Писатель, приглядевшись к тому, как рассказчик увлекает публику и действует на умы, возжаждал того же. Мы, писатели, народ ревнивый и жадный. Если видим, как отменно работают какие-нибудь художественные приемы, нас так и тянет попробовать.
Попробовал писатель и ему понравилось. И увидел он, что это хорошо: в отличие от сказителя, есть у записывающего истории и временной лаг, чтобы обдумать замысел, и зафиксированный текст, стиль которого можно отшлифовать, и идея, в которую можно встроить символы, давным-давно придуманные сказителем и заякоренные в подсознании публики. Короче, пришел, гад, на все готовенькое. И немедленно принялся строить куры музе. А та и рада-радешенька.
Писатель потребовал не только от коллег, но и от читателей мал-мала вкуса, образования, уважения к искусству и, соответственно, приложения его, читателя, разума к процессу чтения. Рассказчик, замечу, ничего такого не требовал, будучи простым, незатейливым шутом, да не шекспировским всевидящим земным Метатроном, а одним из тех, что для увеселения пьяных господ друг друга по головам бычьими пузырями с горохом молотили и за то получали звание «шутов гороховых» и от господского пирога кромку.
Так оно и шло несколько веков: уважающий себя и читателя писатель многовато от публики требовал за свое служение Слову, но были и те, кто далеко от господского стола не уходил, время от времени представляя на суд господ солидные, не особо развлекательные поделки. Как говорил у Шекспира шут Фесте: «Вы какую хотите песню: любовную или назидательную? — Любовную, любовную! — Да, да, мне назиданий не нужно«, — отвечали ему два главных балбеса пьеса, сэр Тоби и сэр Эндрю Эгьючийк. А господа были согласны и на назидательную, особенно ежли «для народа».
Параллельное существование писателей и шутов длилось и длилось, пока прежние господа не растворились в 90-х, словно в кислоте, и не подросло новое поколение читателей-господ. Сначала-то, конечно, целая плеяда писателей, поняв, что господские столы опустели, начала искать себе профит там, где их старшие коллеги никакого профита не видели — а именно среди «новой целевой аудитории». (Новая ЦА, если перевести этот термин на русский неполиткорректный, означает «юное чмо, отродясь ничего не читавшее, а оттого не способное заметить, как мы врем и подворовываем».) И стало так, как было еще при Петре Алексеиче, когда он бухал по-черному и из людей солидных, себя и свой род уважающих, посмешище делал.
Здесь же на посмешище и на торжище строем двинули писатели, коих предводитель вкупе с самим собой метко обозвал пейсателями — и поголовье шутов-рассказчиков основалось и упрочилось у новой кормушки. Все к нему принадлежащие, само собой, надеялись, что, выражаясь словами того же Фесте, «cucullus non facit monachum (Клобук не делает человека монахом (лат)), а это значит, что дурацкий колпак мозгов не портит«. Однако со временем оказалось, что портит, да еще как портит.
Разумеется, на уничтожение целых жанров понадобились не годы, а десятилетия, но сейчас процесс идет полным ходом. Людей, способных читать созданное писателем, все меньше, а весельчаков, глотающих треп рассказчиков, развелось столько, что им и хорошие рассказчики стали сложны, будто шекспировский шут с его тонким юмором. Им гороховых подавай.
Потянулись к кормушке стайкой разные премии, в новом веке стало их, словно блох на Тузике — и все такие же полезные и справедливые. Например, «Роскон» в номинации «Фантаст года» вручается автору с самыми крупными тиражами. Текст вообще не оценивается, поэтому в текущем году награду дали Елене Звездной. За тиражи. Как писателю. Система ясна? Кто громче пузырем с горохом лупит, тот и писатель.
Неудивительно, что в 2017 году «Роскон» премировал моего давнего знакомца Милослава Князева за его очередной «Полный набор». Эта часть сервиза набора называется «Наследие древних». В свое время Милочка за высказывание о его полном наборе того-что-нельзя-прилично-называть разослал несколько сотен гневных отповедей на мой пост. Меня даже заподозрили в накрутке ТИЦ. Я подумала, что бывалый шут Лжекнязев обиделся на типичный редакторский разбор двух абзацев своего отборного набора. Но разве шут может обидеться? Он трещит горохом и надеется получить за эту трескотню вожделенную кромку премиального-тиражного пирога. Порой и получает — он же не писатель, чего-то там требующий от читателя.
Естественно, шута горохового обижает критик, заявляющий: с первых абзацев видно, что это не писатель. Помилуйте, а что критик должен думать, открывая премированный «Полный набор. Наследие древних»?
Приятно всё-таки сознавать, что ты оказался прав. Нет, не так. Божественно осознавать, что ты в очередной раз оказался прав. Даже правее, чем сам изначально предполагал. Какие у меня там были прогнозы? Либо странный человек останется дома нянчиться с детьми, либо сбежит на поиски новых приключений и новых жён (уж я-то позабочусь и о том, и о другом).
Получилось куда лучше. Сбылись оба моих предположения. О том, что у князя теперь три жены, было официально объявлено ещё до рождения детей, сразу, как только стало известно о беременности. Причём о том, что новая эльфийка на самом деле не третья, а четвёртая, ни слова. Про полуорчанку предпочли забыть. Наивные, думают, им такое позволят. Подкинул кое-кому информацию, и на следующий день её уже обсуждало всё княжество.
Это во-первых. Во-вторых, князь отправился на поиски приключений, даже не дождавшись рождения детей. Вообще-то лишь с коротким официальным визитом в свои новые владения. Но это он так думает. Люди часто ошибаются, это им свойственно. Как, впрочем, и всем смертным. Особенно когда в их судьбы вмешиваются бессмертные.
И чутьё любимых жён не помогло. Третью сейчас считать не будем, но две первых, особенно светлая, в этом деле преуспели и никуда бы своего человека одного не отпустили. В любой другой ситуации, но только не сейчас. Все их заботы и чувства направлены на будущих детей. Это вообще всем матерям свойственно, а уж эльфийским — в особенности.
Что можно понять из этого начала? Да всё. Всё, что нужно, чтобы дальше не читать. Если, конечно, вы привыкли читать писателей, а не ширяться легальной развлекательной дурью, отключающей мозги.
Во-первых, перед нами очередной гаремник, любовное чтиво, которое потребляют некие мифические «домохозяйки». Непочтенный и гомогенный жанр.
Замечу, что среднестатистический маркетолог представляет себе эту категорию читателей как малообразованных, непривлекательных и сексуально невостребованных теток более чем средних лет, находящихся в разводе или на пути к разводу, заедающих стресс и забивающих депрессию чтивом про большую чистую любовь. Оставим на его совести нивелирование всех, кто не ходит в офис, до состояния туалетного утенка. Оставим. Это тема для отдельного поста. Но спросим: в данном конкретном случае каким образом ЦА может утешаться историями про очередного кобеля, трахающего всё, что отсвечивает, делающего детей направо и налево, а потом сбегающего, когда его беременным женам так нужно внимание? И сбегающего не куда-нибудь, а на поиски новой жены.
Даже в фиках (которые, признаюсь, давно использую в качестве показателя массовых пристрастий в чистом, не замутненном мышлением виде) счастливый финал подобного опуса выглядит как танцы с бубном вокруг беременной супруги, а в случае так называемого МПРЭГ (male pregnancy — мужская беременность, жанр фанфикшена) — и супруга. Никаких приключений и поисков нового партнера, пока богоданная большая и чистая любовь не родит и чейтатели не насладятся взрывом умиления.
Честно говоря, я не понимаю, чему учат маркетологов, но подозреваю, что в процессе их логику выворачивают, как перчатку. С мозгами вместе.
Во-вторых, перед нами очередное продолжение чего-то, что уже отжато досуха, а такие книги никогда не приносят ни пользы, ни удовольствия. Именно в них делается попытка изменить состав персонажей и атмосферу места действия — публику это раздражает.
Вот и здесь многочисленные бабы главного героя, выступавшие, очевидно, его группой поддержки и боевым оплотом (хорош мужик — на баб надеяться) оплодотворены и привязаны к дому (надеюсь, ГГ не потащит на подвиги беременных?). Команда бой-баб ушла в декрет, приключения приключились и закончились, султану-батюшке пора бы и осесть, научиться управлять вверенным ему государством или что там ему обломилось. Но вмешивается высшая сущность. Которая идиот.
Все, что лепечет демиург, выдает в нем придурка еще глупее, чем гороховый шут-рассказчик. В свое время некто Генрих Альтов вывел закон (скромно назвав его в честь себя), согласно которому герой не может быть умнее автора, а яркость придуманной личности не может быть выше яркости личности придумавшей. Так вот, если в случае писателя можно поспорить с законом Альтова, то в случае с рассказчиком остается лишь согласиться: не может. На создание персонажа умнее и ярче себя, любимого, уходит слишком много сил, времени и таланта. У рассказчика таких ресурсов попросту нет.
В-третьих, вы осилили цитату? Почему-то я уверена, что большинство опять признается голосом лошадки из старого анекдота: ну не смогла я, не смогла. А почему?
