Дао писателя. Часть двадцать пятая: писательство как ловушка психики

Однажды наткнулась в произведении младоаффтора на фразу: «Писателей было довольно много, учитывая, что эльфы живут довольно долго, в жизни большинства из нас наступает момент, когда хочется не читать, а писать» — и пожалела расу остроухих. Заодно с нашей, человеческой. А буквально сегодня в журнале френда увидела цитату из поста такой же, как я, стихийной консультантки МТА: «писанина юношей-технарей настолько одинаковая, что я даже пригорюнилась. Во-первых, это просто плохо написано. Стиль акын смешивается с канцеляритом и разговорной речью, перемежаясь со статьями из Википедии. Чтобы придать повествованию мало-мальски человеческий оттенок, совершенно не к месту втыкаются неожиданные, как лосось в зарослях черники, смехуечки и шутки за 300. Читать это становится невозможно уже на первом абзаце». Вот и я пригорюнилась.

А заодно припомнила, как во время о́но принесли мне ссылку на пост о необходимости продюсирования книжного бизнеса — пост дельный, а толку… Понимаешь, что автор поста прав: нужны, нужны книгоиздату литагенты и продюсеры, чтобы заниматься раскруткой книг, прошедших отбор у эксперта. Вот только механизм отбора у нас уже сложился и сложился, корявый и никчемный. Начиная с системы оценки текста. Которой у нас больше нет.

Книга оценивается даже не по грамотности и стилю, что является самым первым уровнем оценки, практически на уровне корректора и ридера. О нет, теперь книга оценивается по популярности, имеющейся и потенциальной, по количеству чмафок и лайков от обитателей той же песочницы. А если разобраться, всё написанное оценивается по тому, как будет продаваться. Прочие качества не волнуют не только издателя, который, конечно, вор и рвач живет с продаж, но они почему-то не волнуют такожде и писателя, критика, читателя… Словом, тех, у кого издатель скорее из кармана последнее вынет, нежели что-то в него положит. И вот эти существа, интересы которых идут вразрез с издательскими, в своих песочницах и болотцах вовсю талдычут о тиражах-продажах.

Объясните мне, с какого бодуна я или вы как читатели должны ориентироваться на популярность книги? Мы что, стадо овец, загоняемое на стрижку овчарами и овчарками?

Вдобавок оценка текста по его продажности свидетельствует о системе ценностей нищего (в том числе и духом). А по популярности текста — о системе ценностей никому не интересного нищего. Откуда она у людей, которым прибыли издателя должны быть до лампочки? Что это за толпа прислуги, готовой работать за один только ласковый взгляд?

Между тем из желания угодить «боссу» и произросли все «достоинства» среднего уровня, достигнутого в XXI веке твАрцами бесцензурными, вольными тружениками пера: и отсутствие навыка, и невежество, и необучаемость, и эклектичность стиля, и вера, что читателя можно рассмешить «неожиданными, как лосось в зарослях черники, смехуечками и шутками».

Если же говорить конкретно о ридерах — что ж, их есть у нас. Самонадеянные графоманы, скучающие домохозяйки, школяры с адской потребностью в самоутверждении — в ридеры может записаться любой, чай, не армия. Таким образом, роль эксперта доверяется существам без вкуса и образования, с системой оценки «мое-не мое». Неужто продюсеру прибыльно вкладывать деньги в ридерское «понра» или в графоманское «завистливое око видит далеко»? Каким образом записная серость и четкое соответствие «канонам формата», выработанным в тыща девятьсот затертом году, может привлечь новых читателей? Ни для кого не секрет: форматы рубежа веков не в состоянии конкурировать ни с играми, ни с сериалами. А литература, сбившая копыта кляча, второе десятилетие тащится за ними следом, глотая пыль и теряя последних желающих прокатиться на ней в прекрасное далеко.

Надежда на чудо оглупляет и заставляет доверяться мошенникам. В искусстве это правило работает точно так же, как в системе финансов. Кто бы донес эту мысль до отнюдь не светлых умов, грабящих и гробящих современную литературу?

Что же до писателей, то им следует уловить другую мысль, тоже не самую сложную.

Писательство, как я не раз говорила — это ловушка. И не для читателя — его еще поди поймай, а для автора. Писатель, даже самый дрянной и насквозь фальшивый, постоянно проговаривается, выдавая себя с головой. Автор хорошего, качественного текста может раскрываться сознательно, копаться в себе и находить среди собственных психологических особенностей знамения времени и социальные метки. Автор глупейшей байды, написанной ради славы и денег, выдает свои интимные тайны, причем нечаянно, по глупости и неуклюжести, что особенно обидно (автору).

Нет, это отнюдь не то же самое, что пытаются втирать дилетанты-сетекритики: литератор, дескать, пишет о себе да про себя, о чем бы ни писал. Будь это так, никто бы ничего не читал, поскольку большинство людей, в том числе и людей творческих, не представляет собой ничего примечательного. Их быт, их опыт, их бытие не играет красками и не блещет открытиями. Писатель сидит, пишет (или не пишет), как и все люди, время от времени ходит по магазинам (или не ходит), ездит в отпуск (или не ездит), делает ремонт (или не делает), лается в союзах писателей в интернете (или не лается)… Извлечь из этого некие тайны и бездны не представляется возможным, если писатель не раскопает залежи подсознательного в собственной душе. Хотя все опытные писатели знают: это не только болезненное, но и опасное занятие — из ям вечно лезут монстры подсознания и зомби былых отношений. Закопать обратно их не удается.

Однако если ты младоаффтор, проговориться нечаянно — фигня вопрос. Наш человек, отродясь не посещавший психоаналитика и не имеющий понятия, что такое оговорки по Фрейду и их расшифровка, дурак дураком вечная жертва спонтанной откровенности. Его счастье, что писательские потуги, а тем паче тайны не вызывают интереса ни у читателя, ни у критика. К тому же персонаж-персонификация виден, как на ладони, и поет, выдавая своего создателя, будто соловей под веществами.

Замечу, не обязательно автор мерисьи — прыщавый девственник-задрот, у которого только и дохода, что карманные деньги. И не каждая лишенная мужского внимания старая дева клепает любовное чтиво, некоторых хватает на боевку и космооперу. Нет четкой обратной связи между чертами художественного (или не художественного) образа и писательской биографией, как надеются невежественные и неграмотные сетекритики. И надеются они на это, потому что им самим свойственно отождествлять себя с героями. Однако «только детям простительно отождествлять себя с персонажами книги или упиваться дурно написанными приключенческими историями», как писал Набоков. Если кому приспичило стать критиком или, упаси его боже, писателем, придется изживать своего внутреннего ребенка хотя бы из сферы творческих потуг и художественного ви́дения. Он может служить поставщиком эмоций, но никак не творцом во всех его ипостасях.

Связь между книгой и автором гораздо глубже и тоньше. Для начала представьте себе человека, который пытается высказать мысль (и без того-то не слишком новую и умную) в привычном ему стиле. То есть языком штампов, слов-паразитов, виртуальных и невиртуальных мемов, завязших на зубах шуточек и обрывков форумного перебреха. Талант имеется в лучше случае у одного из тысячи эдаких начинающих инженеров душ. Но и талант не является залогом того, что начпис готов искать «единственно верное слово» для выражения своей мысли. Итак, он метет словесную пургу, пытаясь в этом мельтешении уловить за хвост хоть какую-нибудь идею.

Как тут не проговориться, не выдать себя? Уследить за собственным подсознанием, особенно если ты отключаешь сознание и несешь шопопалу, словно на кушетке у психоаналитика. У какового аналитика любая чозахерь что-нибудь да значит, особенно если за ее расшифровку деньги платят. Счастье писателя, что он никому не интересен аж на уровне двухсот баксов в час, иначе начписам не удалось бы сохранить ни единого секрета. Ведь только мастера пера умеют прятать листья в лесу, а собственные пороки — среди черт персонажей. И то не все.

Мы с френдами не раз обсуждали нарциссизм Печорина, пересекающийся с нарциссизмом самого Лермонтова, его игру со смертью, которая, как всем известно, закончилась для Лермонтова глупой, преждевременной гибелью на дуэли. По рассказам Мартынова, «с самого приезда своего в Пятигорск, Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счёт одним словом, все чем только можно досадить человеку, не касаясь до его чести. Я показывал ему, как умел, что не намерен служить мишенью для его ума, но он делал как будто не замечает, как я принимаю его шутки. Недели три тому назад, во время его болезни, я говорил с ним об этом откровенно; просил его перестать, и хотя он не обещал мне ничего, отшучиваясь и предлагая мне, в свою очередь, смеяться над ним, но действительно перестал на несколько дней. Потом, взялся опять за прежнее. На вечере в одном частном доме, за два дня до дуели, он вызвал меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. Я решился положить этому конец. При выходе из этого дома, я удержал его за руку чтобы он шёл рядом со мной; остальные все уже были впереди. Тут, я сказал ему, что я прежде просил его, прекратить эти несносные для меня шутки, но что теперь предупреждаю, что если он ещё раз вздумает выбрать меня предметом для своей остроты, то я заставлю его перестать. Он не давал мне кончить и повторял раз сряду: — что ему тон моей проповеди не нравится; что я не могу запретить ему говорить про меня, то что он хочет, и в довершение сказал мне: «Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь что я от дуэлей никогда не отказываюсь, следовательно ты никого этим не испугаешь».

поделиться:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • Одноклассники
  • Blogger
  • RSS
  • Блог Li.ру