Эффект или синдром штурмовика, думаю, всем известен, но для проформы напомню — это клише, согласно которому пушечное мясо, массовка, фоновые герои неестественно слабы в бою с главными героями. Впервые термин употребил кинокритик Роджер Эберт, заметив, что отряды имперских штурмовиков из «Звездных войн» не могут подстрелить протагониста с близкого расстояния. Также Роджер Эберт описал правило атаки по одному: «В любой ситуации, где герой находится один в окружении десятков плохих парней, они всегда будут услужливо атаковать его по одному за раз». Думаю, к подобным клише можно отнести невозможность или неэффективность стрельбы очередями, нападения гуртом на одного и прочие «всемером и батьку бить легче». Неистребимость протагониста демонстрирует его героизм и, вероятно, благосклонность к нему самой судьбы.
А теперь представьте себе протагониста в другой обстановке, где плохие парни не соблюдают правил, спасительных для хорошего человека — в обстановке психологической драмы.
Протагонист, которого испытывает на прочность не отряд штурмовиков, а окружение, состоящее из обычных, но по большей части неприятных людей (вспомним, например, «Театральный роман» Булгакова), испытывает на себе нагрузки посложней тех, что достались на долю героев «Звездного пути». Психологические нагрузки уже относятся к другой категории приемов, о которой я, с вашего позволения, напишу позже. А впереди у нас еще много интереснейших штампов, чисто литературных и позаимствованных из кинематографа: крик Вильгельма, вампирши-лесбиянки, геи-антагонисты, et cetera, et cetera.
