Н.В.Гоголь. Мертвые души
Начну с цитаты, приведенной Синильгой при обсуждении в моем журнале последнего букеровского позорища празднования. Критик Басинский пишет в «Российской газете»: «В «ЖЖ», в «Фейсбуке», в блогах сегодня «творят» решительно все, у кого есть компьютер. Между прочим, это порождает новый «девятый вал» молодежной графомании. Как это происходило в 20-30-е годы с так называемой «рабоче-крестьянской литературой». Когда не слишком грамотным парням и девчатам сказали: перо вам в руки! Уверенно берите это перо из рук продажной буржуазной интеллигенции — и не стесняйтесь, ребята! Но тогда у этих ребят все-таки были «эксперты». Их читали не кто-нибудь, а Горький, Серафимович, Воронский и другие «спецы» старой закваски и закалки».
Не скажу, что стала бы доверять как экспертам Горькому и Серафимовичу, личностям глубоко мне несимпатичным. Ну а Воронский, осуждавший методы Пролеткульта и предлагавший привлекать в советскую литературу людей образованных, проработал в Гослитиздате всего 5 лет, с 1930 по 1935 год. В 1935 году он был арестован, а в 1937 году — расстрелян. Счет срокам профессиональной деятельности специалистов, несогласных с линией партии, в те времена шел на годы, если не на месяцы. Это сегодня при «кровавом путЕнском режиме» оппозиция десятилетиями дует в свою дуду и нанимает деписов-дежеписов обслуживать негосударственные, прости господи, заведения и предприятия.
Однако не могу не согласиться со нижеследующими рассуждениями: «А сегодня у ребят экспертов, по сути, нет. С одной стороны — широкая дыра помойной ямы под названием «сетелитература». Которая всех принимает и которая не потому помойная яма, что там находятся одни помои, а потому, что если туда и попадет золото, то все-таки смешается с помоями. С другой стороны — узкие, как игольное ушко, врата крупных столичных издательств. Где вообще не понятно: какие там «у них» предъявляются требования? Судя по основной массе выходящей «литературы», эстетические требования у этих издательств вроде бы не слишком высокие. Но как им угодить? А если не угождать? Ты, что ли, вообще не нужен? Это в XIX веке молодой Некрасов мог заявиться к издателю никому не известным молодым человеком и спросить: что вам угодно-с? Романов, переводов, водевилей? Их есть у меня! А его более требовательный к себе молодой коллега Фет через Михаила Погодина передать рукопись стихов Гоголю. Где и кто они теперь — гоголи и погодины?
Конечно, остались «толстые» литературные журналы. Среди лауреатов и финалистов «Дебюта» нынешнего года есть и те, кто уже в них печатался. Но почему-то этого им оказалось мало, и они подавали свои тексты еще и на премию. Миллион застит глаза? В любом случае одни «толстые» журналы не способны справиться со шквалом новой литературы, в том числе и рожденной Интернетом».
Так и хочется намекнуть критикам, не видящим (или не говорящим) очевидное: эти «ребята» не только откровенно алчные и тщеславные бумагомараки. Они вдобавок и не писатели вовсе, а в лучшем случае геймеры из тех, что из окна в окно переходят — отыграют сеанс и бегут рассказы о пройденном квесте творить, и тут же в дружелюбной песочнице их выкладывать. В приюте сетераторов, где все всех понимают и говорят френдам-аддиктам про их пописульки исключительно хорошее. Литфорум нынче что кулинарный форум для домохозяек, коим, в отличие от поваров, конкурировать не приходится, а нет конкуренции, нет и критики, нет аналитики, нет критериев. Одни лайки-блестяшки «своим» под девизом «Хвалите аффтара, он старался!» — в духе отзыва председателя букеровского жюри П.Алешковского (автора одного из самых серых романов, награжденных «Русским Букером») по поводу произведения А.Николаенко: «В «Убить Бобрыкина» русский язык — на 10 баллов. Архитектура построения романа тоже на высоте».
Ну просто возвращение Юза Алешковского из-за моря: «Товарищ Сталин, вы большой ученый — в языкознанье знаете вы толк».
Позвольте маленький вопрос, господин Алешковский: что такое «архитектура построения романа»? «Архитектура», собственно, и значит «построение», между нами, историками и искусствоведами, говоря. Или это вы так внешнюю композицию (она же архитектоника) называете? Разница между архитектурой и архитектоникой романа вам, господин Алешковский, ведома? К тому же вы, мон шер, кажется, пивовар археолог? Вот и копайте себе, копайте, не надо делать вид, будто что-то понимаете в критике, а тем паче в литературе. Профессионалы, настоящие, а не назначенные потомками почивших в бозе советских литераторов, давным-давно убедились: тактика одаривания комплиментами недостойных (сама по себе вроде бы гуманная) превращает в отстойник любое, буквально любое начинание.
Все новые и новые квипрокво с литературными премиями и их неумолимо деградирующими представителями заставляют меня вернуться к заброшенной теме и поговорить, рукомесла ради, о композиции. А то ведь так и будут МТА учиться на сомнительном примере того или иного назначенного им в гении аль в эксперты. Гоголей и погодиных ни среди участников, ни в жюри ожидать не приходится, однако не оставлять же на самотек пресловутый девятый вал графомании? Вдруг однажды (лет эдак через двадцать) он схлынет и придется разгребать им оставленное?
В отличие от председателей различных жюри, всякий образованный человек видит, как современный начпис создает свое творение — такоже, как ноздревский повар: катай-валяй, было бы «актуально», а вкус какой-нибудь, верно, выдет. Между тем есть в искусствоведческой науке прочно позабытое начписами понятие композиции. Композиция, собственно, и придает произведению вид… произведения. Даже визионеры-прозорливцы, чей жанр изначально всего лишь максимально точная передача увиденного в смутных снах, пересказ откровений, смысл которых автору темен — и те пытаются структурировать свои видения.
Зато современный автор в качестве композиции (и фабулы заодно) все чаще применяет формулу линейного, незатейливого прохождения компьютерной игры: преграда за преградой, скилл за скиллом, добыча за добычей, прошел квест — левел тебе ап. В результате практически всякое литературное произведение имеет вид новеллизации компьютерной игры. И зачем, спрашивается, это читать, когда можно поиграть на компьютере пока мама не видит?
Чтобы вернуться к разговору о композиции, стоит освежить понятие сюжета. Сюжет повествования — то, о чем мы говорили подробно вот в этой статье. Вспомним лишь, что сюжетом называется цепочка событий, которые и являются содержанием художественного текста. Фабула — все события, обстоятельства и действия, которые описываются в тексте. Главное отличие от сюжета — хронологическая последовательность.
Итак, рассмотрим виды и приемы композиции.
Первый вид — это композиция внешняя, то есть архитектоника. В нее входит разделение текста на абзацы и главы, пролог и эпилог, различные приложения и комментарии, посвящения и эпиграфы, авторские отступления и вставные фрагменты. Одним словом, все то, что выделяется графически и можно легко увидеть, открыв книгу. Очевидно, именно разделения на главы и абзацы так нахваливает председатель букеровского жюри. Хотя скорее всего, он, по высококвалифицированности своей, попутал архитектонику с другим видом «построения романа».
Скажу, что в отношении внешней композиции издатель забрал слишком много воли еще в начале 2000-х. Еще тогда, помнится, мне в издательстве «Питер» строго-настрого велели:
а) не делать больших глав, укладываясь объем от четверти до половины «алки» (авторского листа, объема в 40 000 знаков с пробелами);
б) какие-то пишущие «транспортное чтиво» личности встревали с ценными советами: глава должна быть такой, чтобы ее можно было прочесть между станциями (между станциями чего? метро? электрички? сабвея?);
в) для лучшего восприятия разбивать главы на параграфы размером по паре машинописных страниц (около 4000 знаков);
г) делать главы одного размера (хрен его знает зачем и почему);
д) заголовки тоже писать примерно одной длины (дабы оглавление выглядело «красивенько»);
е) объем книги свыше оговоренного не раздувать, какая бы тема у меня ни горела (и вообще «верстальщику удобен такой-то объем» — хотя при чем тут верстальщик? они бы еще Гутенберга помянули).
Признаюсь, в отношении нон-фикшена все эти правила (включая самые дебильные) соблюдать было нетрудно. В научно-популярной литературе вообще многое делается проще и быстрее, чем в художественной. Но в художке что правило насчет заголовков, что требования к одинаковым по размеру главам, что интересы верстальщика должны идти лесом кикиморе в задницу. И проводником взять какого-нибудь любителя «архитектуры построения романа» вроде Алешковского.
Второй вид — это внутренняя композиция, она же повествование. Внутренняя композиция акцентируется на содержании произведения: организация диалогов, построение сюжета, система образов и отдельные образы, ударные моменты и позиции (лейтмотив, повторяющиеся ситуации, завязка и развязка).
Композиция, если смотреть на особенности «комплектации» сюжетных сцен и ходов, может быть обратной, кольцевой, зеркальной и тематической.
Обратная композиция позволяет автору начать изложение с финальной сцены. Это, прямо скажем, вариант не для всех читателей, а тем паче не для читателей современных. Многие так боятся спойлеров, будто те вот-вот спрыгнут с монитора и покусают чересчур осведомленных. Истерия продюсеров, снимающих фальшивые финалы, лишь бы избежать утечки информации со съемочных площадок, удивительным образом передается и литераторам, которые как раз вполне могут позволить себе и спойлеры, и даже обратную композицию. Правда, придется немало потрудиться, чтобы заинтересовать читателя вопросом: как герои дошли до жизни такой? А трудиться в наше время не любит ни литератор, ни его благодетель, издатель мусорной одноразовой развлекательной литературы.
