Дао писателя. Часть тридцать третья: мотивы и элементарные частицы

Книга писателя — это только своего рода оптический инструмент, предоставленный им чтецу, чтобы он распознал то, что без этой книги, быть может, не увидал бы в своей душе.
Марсель Пруст. Обретенное время

Начав давным-давно разговор о композиции, я все никак не могу его закончить. Что неудивительно — тема-то преизрядная. Ведь у композиции есть не только структура, но и средства выражения. Некоторые относятся к композиции даже в большей степени, нежели к средствам создания образа. Взять, например, такой художественный элемент, как мотив. Он может формировать композицию, придав ей определенный вид и ритм.

Мотив (от лат. «двигаю») — устойчивый формально-содержательный компонент литературного текста, обладающий повышенной значимостью. Сам термин, как вы понимаете, заимствован из словаря музыкантов, объяснять, что он означает в музыке, пожалуй, не буду, все-таки не настолько я капитан Очевидность. Мотив может быть выделен в пределах одного произведения, цикла произведений, всего творчества писателя или группы писателей, отдельного жанра, определенной эпохи и т. д. Мотивы присутствуют всегда и везде, это своего рода связующие нити культуры.

Литературовед Борис Гаспаров писал: «В роли мотива в произведении может выступать любой феномен, любое смысловое «пятно» — событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д.; единственное, что определяет мотив, — это его репродукция в тексте, так что в отличие от традиционного сюжетного повествования, где заранее более или менее определено, что можно считать дискретными компонентами («персонажами» или «событиями»)». В роли мотива может выступать, например, неодушевленный предмет, который мигрирует из одного рассказа в другой (волшебное яблоко — в сказках: «яблоко раздора», «молодильное яблоко», «отравленное яблоко»); образ места (например, дороги — весь жанр «роад-муви», Пушкин, Гоголь, Бунин, Керуак). В качестве мотива может быть использована сюжетная ситуация (похищение невесты, дуэль, убийство) или миф (библейские мотивы, религиозные мотивы, мотивы сказок и легенд).

Любое произведение включает в себя не один мотив, а несколько отдельных мотивов. Среди них бывают основные, они же ведущие или лейтмотивы, и мотивы второстепенные. Лейтмотив есть преобладающее настроение, основной идейный и эмоциональный тон произведения, творчества писателя, литературного направления; конкретный образ или оборот художественной речи, настойчиво повторяемый в произведении в качестве постоянной характеристики героя, переживания или ситуации.

Стандартным подходом стало приводить в качестве примера литературного приема произведения тех или иных классиков. Новые авторы не годятся — во-первых, я их не так хорошо знаю, во-вторых, разбирать их по большей части невозможно, для этого они недостаточно сложны. Поэтому возьму в качестве примера не классика, но и не современника, а гораздо более неоднозначного автора — В.В.Набокова.

В воспоминаниях героя набоковского «Дара» Сухощокова есть такой рассказ (привожу его целиком): «…в юности однажды мне даже было нечто вроде видения. Этот психологический эпизод сопряжен с воспоминанием о лице, здравствующем поныне, которое назову Ч. Как-то в зимний день, в 1858 году, он нагрянул к нам на Мойку Ч. был жаден до всяческих сведений, которыми мы и принялись обильно снабжать его, причем врали безбожно. На вопрос, например, жив ли Пушкин, и что пишет, я кощунственно отвечал, что «как же, на днях тиснул новую поэму». В тот же вечер мы повели нашего гостя в театр. Вышло, впрочем, не совсем удачно. Вместо того, чтобы его попотчевать новой русской комедией, мы показали ему «Отелло» со знаменитым чернокожим трагиком Ольдриджем в главной роли. Нашего плантатора сперва как бы рассмешило появление настоящего негра на сцене. К дивной мощи его игры он остался равнодушен и больше занимался разглядыванием публики, особливо наших дам (на одной из которых вскоре после этого женился), поглощенных в ту минуту завистью к Дездемоне.

«Посмотрите, кто с нами рядом, — вдруг обратился вполголоса мой братец к Ч. — Да вот, справа от нас».
В соседней ложе сидел старик… Небольшого роста, в поношенном фраке, желтовато-смуглый, с растрепанными пепельными баками и проседью в жидких, взъерошенных волосах, он преоригинально наслаждался игрою африканца: толстые губы вздрагивали, ноздри были раздуты, при иных пассажах он даже подскакивал и стучал от удовольствия по барьеру, сверкая перстнями.
«Кто же это?», — спросил Ч.
«Как, не узнаёте? Вглядитесь хорошенько».
«Не узнаю».
Тогда мой брат сделал большие глаза и шепнул:
«Да ведь это Пушкин!»

Ч. поглядел… и через минуту заинтересовался чем-то другим. Мне теперь смешно вспомнить, какое тогда на меня нашло настроение: шалость, как это иной раз случается, обернулась не тем боком, и легкомысленно вызванный дух не хотел исчезнуть; я не в силах был оторваться от соседней ложи, я смотрел на эти резкие морщины, на широкий нос, на большие уши… по спине пробегали мурашки, вся отеллова ревность не могла меня отвлечь. Что если это и впрямь Пушкин, грезилось мне, Пушкин в шестьдесят лет, Пушкин, пощаженный пулей рокового хлыща, Пушкин, вступивший в роскошную осень своего гения… Вот это он, вот эта желтая рука, сжимающая маленький дамский бинокль, написала «Анчар», «Графа Нулина», «Египетские ночи»… Действие кончилось; грянули рукоплескания. Седой Пушкин порывисто встал и всё ещё улыбаясь, со светлым блеском в молодых глазах, быстро вышел из ложи».

Воспоминание о мелькнувшем среди реальных людей призраке выжившего и прожившего долгую жизнь Пушкина причудливо переплетается в произведении Набокова с памятью о той России, которую он знал и любил и которую потерял безвозвратно. Призрак ее преследует и автора, и главного героя романа, словно мучительная, неосуществимая надежда на возврат невозвратимого, на оживление покойника. Лейтмотив здесь — чувства утраты и боли, невосполнимой и неутихающей.

В процессе повторения или варьирования лейтмотив вызывает определенные ассоциации, обретая особые идейные, символические и психологические глубины. Ведущий мотив также организует второй, тайный смысл произведения, то есть подтекст. Подтекстов у Набокова много, но в данном эпизоде легко выделить подтекст расходящихся тропок реальности: мир, где Пушкин выжил, герой остался на родине, да и родина осталась прежней — и мир, где все рухнуло и превратилось в пыль, оставив лишь дорогие сердцу воспоминания.

Помимо мотива, произведение имеет тему, которую нередко путают с мотивом. Б.В.Томашевский писал: «Тему необходимо разделить на части, «разложить» на мельчайшие повествовательные единицы, чтобы затем эти единицы нанизывать на повествовательный стержень». Из подобных частиц складывается сюжет«художественно построенное распределение событий в произведении. Эпизоды распадаются на еще более мелкие части, описывающие отдельные действия, события или вещи. Темы таких мелких частей произведения, которые уже нельзя более дробить, называются мотивами».

Таким образом, мотив выступал как элементарная частица и, как элементарная частица, некоторое время казался неразложимым. Литовской фольклористкой Брониславой Кербелите для обозначения основной единицы сюжетной структуры текста был введен термин «элементарный сюжет»: «…это такие фрагменты текста или самостоятельные тексты, в которых изображается одно столкновение двух персонажей или их групп (иногда — столкновение персонажа с объективными условиями) при достижении героем одной цели. Героем элементарного сюжета считается тот персонаж, судьба которого в нем изображается; цель героя устанавливается по достигнутому позитивному или негативному результату столкновения».

Ранее русский филолог А.Н.Веселовский описал мотив как кирпичик, из которого состоит сюжет, и считал мотивы простейшими формулами, которые могли зарождаться у разных племен независимо друг от друга: эпоха пользуется «исстари завещанными поэтическими образами», наполняя их «новым пониманием жизни». Прибавление друг к другу различных образов создавало элементарный сюжет из элементарных частиц-образов с помощью формулы-мотива.

В XX веке в литературоведческую терминологию проник литературный архетип. По мере развития психологии и создания различных психологических теорий (особенно тому способствовала созданная К.Г.Юнгом аналитическая психология) архетипические первообразы, праформы, или, в окончательном варианте их названия, архетипы, в совокупности образующие коллективное бессознательное, были выявлены в образах, персонажах и сюжетах мифологии, религии, искусстве. Литературовед А.Ю.Большакова писала, что литературный архетип есть «сквозная, порождающая модель», которая, несмотря на то, что обладает способностью к внешним изменениям, таит в себе неизменное ценностно-смысловое ядро.

Множество литературно-художественных образов и/или мотивов вырастает из определенного архетипического ядра, концептуально обогащая его первоначальную «систему кристалла», как называл ее Юнг. По мнению А. Бема, «мотив — это предельная ступень художественного отвлечения от конкретного содержания произведения, закрепленная в простейшей словесной формуле». В качестве примера ученый приводит мотив, объединяющий три произведения: поэмы «Кавказский пленник» Пушкина, «Кавказский пленник» Лермонтова и повесть «Атала» Шатобриана — любовь чужеземки к пленнику; привходящий мотив: освобождение пленника чужеземкой, либо удачное, либо неудачное. И как развитие первоначального мотива — смерть героини.

В.Я.Пропп писал: «Конкретное растолкование Веселовским термина «мотив» в настоящее время уже не может быть применено. По Веселовскому мотив есть неразлагаемая единица повествования. …Те мотивы, которые он приводит в качестве примеров, раскладываются». Например, как разложение мотива приводится сюжет «змей похищает дочь царя»: «Этот мотив разлагается на 4 элемента, из которых каждый в отдельности может варьировать. Змей может быть заменен Кощеем, вихрем, чертом, соколом, колдуном. Похищение может быть заменено вампиризмом и различными поступками, которыми в сказке достигается исчезновение. Дочь может быть заменена сестрой, невестой, женой, матерью. Царь может быть заменен царским сыном, крестьянином, попом.
Таким образом, вопреки Веселовскому, мы должны утверждать, что мотив не одночленен, не неразложим. Последняя разложимая единица как таковая не представляет собой логического целого»
.

Этими «первичными элементами» Пропп считает функции действующих лиц, благодаря которым можно выделить семь типов персонажей:
— вредитель,
— даритель,
— помощник,
— искомый персонаж,
— отправитель,
— герой,
— ложный герой.

поделиться:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • Одноклассники
  • Blogger
  • RSS
  • Блог Li.ру