— Ты жил среди языческих волхвов?
— Нет, — ответил я. Поправился: — Не знаю, Бернард. Знаю только наверняка, что они знали больше, намного больше, чем знают здесь самые мудрые из священников. Только это не делало их ни счастливее, ни лучше вас. — Да уж, где нам тягаться с такими светлыми людьми, как некоторые инквизиторы.
— А как же не убий, не проливай крови? Он же не дал тебе оленя пырнуть ножом.
Бернард удивился:
— Так олень же почти человек! А это рыба!
— А рыба не…
— У рыбы ж нет крови, — заявил Бернард твердо. Я посмотрел в его честные глаза, на сияющее лицо священника… — И отчего-то не удивился, что люди, столь близкие природе, не в курсе простого факта: у рыбы ЕСТЬ кровь. Ибо! Достаточно один раз разделать рыбью тушку, чтобы потом долго отмывать от крови кухонную доску.
Женщина выглядит молодо, но эту молодость я уже видел, молодость подтяжек, золотых нитей, коррекций, пластических операций. Настоящая молодость рыхловата или угловата, а фигура этой отточена мастерами — скульпторами, а потом еще и мастерами аэробики и шейпинга. — Какие нити, какие операции, какой шейпинг, мужик, это ж средневековая королева! Ты определись, в каком веке застрял, мужик!
Меч потяжелее гантелей, к которым я тоже никогда не притрагивался. — Это он о двуручном мече — «потяжелее гантелей».
Я не заклепочник. Я бывший фехтовальщик и историк искусства, так что знаю не понаслышке: вес фламбергов, самых тяжелых мечей среди двуручников, существенно не дотягивал до 5 кг, а ранний фламберг в среднем был легче 4 кг (это если говорить о боевых мечах, парадное, декоративное оружие весило больше, но им и не фехтовали, его демонстрировали во время торжественных шествий, остальное время оно висело на стене). Вес мужских гантелей начинается от 4 кг. То есть если какие гантели и окажутся легче фламберга, то несущественно, грамм эдак на двести. Или герой опуса имеет в виду женские гантели? Они для начинающих дам и девиц полегче, да. Так ГГ, оказывается, у нас девица!
Подозреваю, что в средневековом оружии аффтар смыслит еще меньше, чем в точных науках, зоологии, психологии, философии и теософии. Поэтому периодически он старается обезопасить себя и своего персонажа (постоянно несущего чушь) тем, что он, дескать, к гантелям не притрагивался, латыни не знает, наук не разумеет. Так почему он обо всем судит, дубина киркоголовая?
Зубы — как ножи, когти, словно крюки альпенштока… — …у которого прямая рубящая часть. Альпеншток — всего-навсего палка с острым наконечником. К верхней части могут приделать кирку от ледоруба — с прямой, повторяю, рубящей частью.
Даже мой летающий молот — не магия, ведь с ним все понятно и предсказуемо. Даже понятнее, чем, скажем, с электричеством, которое непонятно абсолютно всем, даже самым ученым академикам. — Говори за себя, а, знаток современности? Если ты закончил тракторопомывочный и электричество для тебя тайна великая есть, то не только академики смотрят на тебя, как на говно.
Помню, в глубоком детстве я еще видел в облаках скачущих коней, бегущих слонов, снеговиков, паруса кораблей Магеллана, сказочные замки, но уже давно вижу только облака, просто облака. Да и какие облака над Москвой, так, грязные серые тучи, лохматые и загаженные промышленными газами. — Все. Ушла смотреть тонны фоток, запечатлевших облака над столицей так и эдак. Любой из нас, бездуховных мерзавцев, хоть раз да щелкнул фотиком, запечатлев небесную высь над Москвой или иным каким городом. Только аффтар не желает замечать очевидного. У него другая задача: доказать, что мы в подметки не годимся средневековым людя́м, какие бы они ни были мракобесные и малограмотные.
В общем, сколь бы ни старался этот… Гай придать тексту смак и красочность, грязненькое намерение подмахнуть инфантильному эскаписту в читателе и в себе любимом сводит на нет все его как бы литературные усилия. Дрянь книжонка. Уныло-безграмотное старческое брюзжание с потугами на то, чтобы пасти народы. Многовато развелось пастырей, от которых так и веет желанием утащить за собой в могилу весь белый свет. Только вот нужны ли они?
