Пятый, не удержав коня, влетел в месиво бьющихся к воздухе конских копыт, выползающих людей, рухнул, придавив тяжелой тушей. Я отпрыгнул, теперь оглобля вращалась, как крылья мельницы при хорошем ветре. Один поднялся с топором в руках, страшный удар оглоблей по шлему бросил его на землю. — В любом случае, так обращаться с дрыной, коли ты заурядный городской житель, может токмо Избранный! Из глупейшего опуса в жанре «мерисьи».
Побил наш герой-пиздострадалец несколько вооруженных всадников и приняли его в компанию друзья принцессы, прибывшие к шапочному разбору, высоконравственные и прекрасные люди, просто прекрасные.
Голова — настоящая скала из гранита. Эволюция с ним не церемонилась: одним ударом прорубила щель для глаз, надбровные дуги так и остались нависать скальным уступом, грубо тесанула короткий нос, рот, все остальное и вовсе без обделки.
Голова на плечах сидит почти без шеи, так мне показалось, потом сообразил, что чудовищная шея просто переходит в могучую спину и широченные плечи. Грудь его напоминала лобовую броню танка высокой проходимости, на которой навешаны добавочные стальные пластины для кумулятивных снарядов. — Высоконравственный кабаняка понравился герою больше других, ибо функционален был и крут, словно Валуев в доспехах. Но гораздо, гораздо нравственнее.
Я рассматривал его во все глаза, как ожившего динозавра. Талию, конечно, на таком гиганте искать было бесполезно, но где ей положено быть, на широком поясе, усеянном металлическими бляхами, висит кинжал, короткий нож, фляга с вином, а с другой стороны — устрашающего вида топор с широким лезвием. Если на Ланзероте кожаные брюки, то на этом — кожаные штаны. Сапоги великанские, на толстой подошве, такая выдержит и противопехотную мину, а за голенищем еще один нож с простой деревянной ручкой. Чисто выбрит, но все равно щетина торчит, как на спине дикого кабана. Голос рыкающий, низкий, бухающий, словно вдали кто-то бьет в огромный барабан. — На образ брутала герой столько слюней напускал, что как тут не заподозрить нашего гомофоба в латентном гомосексуализме? Особенно в свете его нервного отношения к геям родного мира.
Но ведь там вначале принцесса была! — скажут мне. Да уж, принцесса была чистая конфета. Конфета, но чистая — и герой сразу преклонился перед чистотой ее и конфетностью. Это вам не Алина без трусов!
Сейчас все женщины стремятся быть еще сексуальнее, сексапильнее, эротичнее, порочнее, откровеннее, натуральнее. Научно-исследовательские институты ломают головы, фабрики и заводы пашут в три смены, создавая эротические мази, духи, дезодоранты, а я смотрел на это воплощение чистоты, грудь моя разорвалась с треском, я чувствовал, как забилось окровавленное сердце, как ему захотелось служить, подчиняться, быть в плену этой чистоты и целомудренности. — Эротические мази? WTF? Старый дурак Аффтар имеет в виду любриканты, что ли? Потому что никаких эротических мазей ни одна фирма не выпускает, для поддержания вялых членов тела отдельных членов социума, тоже весьма вялых, используются пероральные средства. Вроде виагры.
А я говорила: писателям еще десятилетие-другое назад стала пофигу любая реальность — и окружающая, и описываемая. Они всем колхозом перешли с зажигательных выдумок, которые публика худо ли бедно читала, на унылые безликие враки. И на этих враках уже выросли целые поколения не только чейтателей, но и пейсателей вроде Щепетнова, Князева, Белянина, Громыко и прочих звездулек, вылепленных из того, что было, спецом для издательств модели «Вафля».
Глядя на старших товарищей, младопейсатели рамсы не путали, они таковых вовсе не имели. Поэтому ни за одно слово из своего писева не отвечают. Ачетакова, это же развлекательная литература для детей и юношества! Фигли нервничать по поводу того, каких заболеваний идей наберутся дети из мусорной кучи, заменяющей нам культуру? А для некоторых аффтаров, грамоты не знающих, литература не более чем игра, приносящая деньги и удовольствие! Вот только вопрос: кому приносящая, дорогие вы наши, в смысле — дорого обошедшиеся российской культуре?
