Страсти — это пресмыкающиеся, когда они входят в сердце, и буйные драконы, когда они уже вошли в него.
Клод Адриан Гельвеций
Продолжение новой сказки о Трехголовом.
Доктор на провокации не поддался, не стал ни возражать, ни возмущаться, а, покачав головой, снова переключился на свои мудреные замеры, пробы и анализы. Трехголового скребли, словно в бане (если, конечно, кто-нибудь додумался бы до создания драконьей бани). Трехголовый даже смог бы расслабиться и получать удовольствие, когда бы у спецслужб не было намерения расчленить бронированную тушу, пустив ее не то на ингредиенты для декоктов, не то на материал для клонирования мухосранских супергероев. А так пришлось делать вид, что ты наглая самоуверенная тварь, не видящая в жалких приматах достойного противника и оттого ничуть не обеспокоенная своим положением.
Вообще-то Трехголовый и был такой тварью, но все же не настолько самоуверенной, чтобы подставиться. Играть с людьми он предпочитал по своим правилам, и главным драконьим правилом в отношении противника было «Развлекай меня, но не до смерти».
— Док, а чего от тебя начальство хочет? — самым светским тоном поинтересовался Младший. — Ему летающий огнемет подавай или средство Макропулоса?
— Средство кого? — после небольшой паузы все-таки отозвался доктор. Имя потенциального конкурента, придумавшего нечто желанное спецслужбам, оказалось хорошей наживкой.
— Одного ученого из параллельного мира, он изобрел эликсир бессмертия. То есть не совсем бессмертия, дозы хватает на триста лет, потом всем хочется еще дозу, но… — Старший выдержал драматическую паузу.
— Но что? — не выдержал док, радуясь ошибке соперника. — Резистентность?
— Случайности, док, вечно преследующие вас, людей, случайности! — радостно заржал Младший. — Тот, кто привык жить долго, абсолютно беззащитен перед сюрпризами!
— А почему именно тот, кто привык жить?
— А потому что у долгоживущих возникает иллюзия предсказуемости и однообразия бытия, — усмехнулся Старший. — Они забывают про вещи, которые происходят раз в триста лет и оттого даже им будут в новинку.
Доктор поморщился: он, как и большинство серьезных людей, терпеть не мог сюрпризов от жизни. Трехголовый прямо видел, как ученый, безумен он или нет, ощущает свое превосходство над остальными людьми, как это ощущение наполняет его презрением к глупым условностям и общепринятым правилам. Вылитый демиург, создающий миры из ничего посреди ничего.
— Взять хотя бы тех, кто принимал средство Макропулоса, — влез с философствованиями Средний. — Годам к ста они, совсем как наши драконьи подростки, начинают воображать себя всезнающими и всесильными. Правда, в драконьем племени есть кому надрать уши зарвавшимся юнцам, а вот у вас, у людей… Кто станет драть уши придурку, вошедшему в кризис столетнего возраста?
— Неужели бывает такой кризис?
Доктор выглядел заинтересованным даже сильнее, чем в момент соскабливания чешуи с частей драконьего тела и попыток наделать в этом теле дырок — пока еще не слишком трамирующими инструментами (Трехголовый подозревал, что док рано или поздно сменит зубной бур на шахтерский).
— Кризис психики наступает с той периодичностью, с какой меняется ее физический носитель! — сказал, как отрезал, Средний. — Пока тело человека меняется, он переживает психологические кризисы. То же самое происходит и с драконами. И с бессмертными, в том числе и с теми, кто условно бессмертен.
— Но разве тела бессмертных — или условно бессмертных — меняются?
— Наверняка, — пожал общей парой плеч Старший. — Что им еще остается? Только приспосабливаться к миру, который становится другим — да не единожды, а раз пять-десять на их памяти. Обычный человек может прожить жизнь на том, что в детстве и юности накоплено. Правда, в старости он будет выглядеть маразматиком, который только и делает, что твердит: раньше трава была зеленее.
Доктор задумался. Трехголовый любил это глуповатое выражение на людских лицах — в отличие от выражения глубокомысленного, оно означало, что оппонент поистине в раздумьях. К тому же док, похоже, взял тайм-аут на обдумывание еще одного серьезного вопроса: обижаться ему на Трехголового или в обмен на право лезть в душу выторговать квоту на межвидовое сотрудничество.
— Ну ладно! — Заскучав, Младший снова принялся расспрашивать своих собратьев от имени доктора. — А какие изменения могут произойти в человеческом теле ста лет? Нестояк? Пардон, снижение либидо?
Средний едва удержался от гаденького хихиканья, когда доктор изо всех сил навострил уши.
— Это самое простое, что может произойти со столетним старцем, — буркнул Старший.
— Или отнюдь не старцем! — хихикнул Младший.
— Если проблема не физиологического плана, значит, какого? — требовательным «училкиным» тоном спросила старшая голова.
— Психологического! — хором ответили остальные головы. И не только драконьи.
— Или эволюционного! — поднял вверх когтистый палец Трехголовый. — Человек к столетию может утерять множество элементов биологической программы: инстинкт размножения — потому что репродуктивный возраст прошел, функция выполнена или в выполнении отказано, стадный инстинкт — потому что столетняя особь сильнее и умнее соплеменников, инстинкт самосохранения…
— Последнее — это вряд ли! — покачал головой док.
— А ощущение «Я в этой жизни все уже видел»? — повел бровью Средний. — А дефицит желаний?
— Желания надо вырабатывать глобальные, а не сиюминутные! — фыркнул Младший. — Не фигню типа разбогатеть, прославиться, на топ-модели жениться — а, например, завоевать галактику… — Доктор в ответ только скривился. — Ну или изобрести перпетуум мобиле. — На докторском лице появилось некое подобие одобрения. — На цели вроде этих можно и три века пахать, не отвлекаясь на баб и селфи!
— На что? — Безумный ученый опять купился на подначки дракона, еще более безумного — по человеческим меркам.
— На одну из самых глупых и недостойных целей, придуманных цивилизацией параллельного мира, — объяснил Средний. — На портреты себя в приукрашенном виде, которые потом показывают как можно большему количеству зрителей.
— И требуют, чтобы их портреты хвалили! — Младший блаженно прищурился, представляя, какое море лайков собрал бы в инете он сам.
Средняя голова поглядела на младшую с выражением крайнего, а вернее, бескрайнего разочарования:
— Уж ты бы точно не утерпел, красавчик. Фоткался бы по десять раз на дню и всех своей распрекрасной мордой за…долбал.
— Средний, не нуди. Вполне приличный, даже традиционный способ заявить о себе миру, — хмыкнул Старший. — А заодно накормить тщеславие Ребенка и твою, Родитель ты наш, жажду нотаций. Парадный портрет с каких времен существует? Небось, уже те отпечатки грязных рук, что оставили древние люди в своей пещере, можно считать первым групповым портретом.
— Чистый Рембрандт, — покивал Младший. — Ночной боевой дозор, тайно выступающий на облаву белым днем под фанфары в своих лучших одеждах.
Старшая голова шикнула на младшую, посигналив глазами: не отвлекай клиента на незнакомые имена! Пусть думает о насущном! Головы показательно призадумались. Если бы док не был занят вещами, которые кажутся людям ужасно важными (то есть мыслями о себе), столь выдающийся ученый бы заметил, что за ним наблюдают исподтишка, одним глазом из шести, в то время как остальные пять изображают скучающее равнодушие.
Младший недолго изображал равнодушие. Он не любил молчать и выжидать, пока собеседник сам дозреет до тех нехитрых мыслей, что внушал людям дракон. Ну, то есть самому дракону они казались нехитрыми, как и идеи, которые внушали людям люди, пользуясь драконовым образом и драконовскими мерами.
— Так что же, остается кризис амбиций, — деловито подытожила самая шебутная из драконьих сущностей. — К столетнему юбилею сменить амбиции просто необходимо. Не жить же с теми, которые появились после кризиса двадцати трех лет?
— А чем они плохи? — насмешливо поинтересовалась старшая голова. — Посадить дерево, построить дом, вырастить сына порой и к столетию не соберешься. Разве что изобрести перпетуум мобиле, когда тебе сто лет, уже не надеешься…
— Это почему же? — Док, похоже, обиделся.
— Потому что смертный человек остро чувствует свою смертность и не верит, что успеет совершить еще одно открытие. Смерть остановит его, — проникновенно произнес Старший, подпустив в голос особой теплоты, будто намекая: мы оба смертные, и ты, человек, и даже я, пусть и в разное время — но я понимаю тебя, а ты меня.
Средняя и младшая головы немедленно сделали выражение лица… э-э-э… морды, соответствующее моменту. Доктор глядел на этот театр одного актера в трех лицах с явным недоверием. Трехголовый мысленно потер лапы: ну и твердый орешек ему попался! Дракону нравились твердые орешки, а не ерунда в тонких скорлупках, на жерновах его зубов мгновенно превращающаяся в муку.
— На той Земле, о которой я рассказывал, док, есть пословица: «Если бы молодость знала, если бы старость могла», — вкрадчиво, намекающе произнесла старшая голова. — Там даже не надеются совместить знание и силу, молодость и зрелость, Ребенка, Родителя и Взрослого. На Земле их привыкли противопоставлять. И не только на Земле. Но это можно изменить. Изменить это в наших силах, док.
— И что я должен делать? — Доктор нервно потер руки. У дракона этот жест означал предвкушение, а у человека — растерянность.
В этот момент Трехголовый понял про своего тюремщика всё. В вечном бардаке силовых структур замухрышка в белом халате был богом. Одна его фраза могла лишить правящую верхушку спокойного сна. Безумный ученый был необходим большим шишкам настолько, что выжил бы и в торнадо. К тому же он лучше всех знал, где у торнадо самое безопасное место — ровно в эпицентре. В случае с поимкой трехголовой многотонной ящерицы, плюющейся напалмом, ситуация была абсолютно такой же.
И все-таки что делать здесь и сейчас, в странно-интимной обстановке, в компании с мягко улыбающимся Трехголовым, доктор не знал. Впервые в жизни не знал, как вести себя, чтобы добиться желаемого и предсказуемого результата.
Трехголовый осклабился и подмигнул доку тремя из шести глаз. Синхронное подмигивание было излюбленным трюком его голов. В свободное от драконьего сна время они отменно натренировались подмигивать перед зеркалом водяной глади и поверхностью серебряного водопада, падающего в каменную чашу у входа в пещеру. В его уютную пещеру, куда Трехголовый собирался вернуться… но не раньше, чем выиграет в навязанной спецслужбами игре.
