Двадцать тысяч в одни руки, или О деньгах в литературном процессе

До сих пор все дамы как-то мало говорили о Чичикове, отдавая, впрочем, ему полную справедливость в приятности светского обращения; но с тех пор как пронеслись слухи об его миллионстве, отыскались и другие качества. Впрочем, дамы были вовсе не интересанки; виною всему слово «миллионщик», — не сам миллионщик, а именно одно слово; ибо в одном звуке этого слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что-то такое, которое действует и на людей подлецов, и на людей ни се ни то, и на людей хороших, — словом, на всех действует. Миллионщик имеет ту выгоду, что может видеть подлость, совершенно бескорыстную, чистую подлость, не основанную ни на каких расчетах: многие очень хорошо знают, что ничего не получат от него и не имеют никакого права получить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик.
Мертвые души. Н.В. Гоголь

Гений чистый, неподдельный тем и отличается от назначенного в гении, что острота его зрения выделяет из общего броуновского движения душ и тел то самое общее направление, в котором все они движутся, как бы не двигаясь с места. Так гений Гоголя выделяет из круговерти низких душонок вокруг миллионщика то самое проявление чистой, бескорыстной подлости, которое охватывает недо-Гоголей наших дней, якобы обличающих социальные язвы и дерматиты (а то на них ведь никаких язы не напасешься). Весело читать перебрехи в Сети про «миллионщика на час» — писателя, огребшего вожделенное, премиальное. Тут вам и пренебрежение обойденных, и торжество урвавших, и восторг забегающих вперед и снимающих шляпу…

«Гоблин честно сказал, что никаких книг он не читает после «Незнайки на Луне», прочитанной в нежном возрасте, и с тех пор неизгладимо врезавшейся в память. А так не читает. Всем не терпелось поскорее отдать кому-нибудь этот несчастный миллион, и перейти к водке под селёдочку. Что мы благополучно и сделали… (из воспоминаний очевидца вручения премии «Национальный бестселлер» А. Рубанову) Я отправила подборку, когда моя бывшая девушка Лолита Агамалова сказала: «Васякина, тебе не будет лишним миллион»… (из интервью лауреатки премии «Лицей» О. Васякиной) Михаил Визель 900 тысяч не лишние! Наталия Янкова Таня, поздравляю с премией весь ваш семейный союз писателей! Наталья Никулина Танечка, а я онлайн болела за Рубанова! С друзьями поспорили и я выиграла! Поздравляю всю вашу семью!!!»

Впрочем, шальные деньги уходят, как вода сквозь пальцы. И вот уже вчерашние миллионщики жалуются на нехватку «жизненно важной материи» писательского существования. И нет, это не талант и не вдохновение.

«Daniel Orlov: Санька, я-то «сводавыпитьзакусить». Мысли мои никому не интересны, слово тоже. Потому, ясен пень, вселенная бодливой сей корове рога не даёт. Но мечтать же можно? Хотя бы мечтать? Как было бы прекрасно, например, заплатить за год за квартиру… Или как это охеренно хорошо купить новые джинсы («штаны наиболее вероятного противника»). Или (а вот это уже вольтерьянство) свозить семью на юг…

Саша Николаенко Daniel Orlov: а знаешь, на счёт штанов так моим десять, куртке пятнадцать, её ещё Юра покупал, пока меня не бросил, велосипеду посреди, и денег хреновых никогда не было вдоволь, это ты вспомни все писатели загибались с голоду, а мы сыр едим, в том смысле — на пределе, да, но ещё никак не сдохнем..
Тебе конечно трудней чем мне, у тебя три девочки, а у меня только сын и мама. У мамы пенсия, а сын, так этот чтоб я за институт не платила пошёл кровь сдавать, кровь у него не взяли, не хватало только за этот бездарный универ кровью платить, так он пошёл в подвал работать в велломастерской, весь месяц собирал велосипеды, его взяли да кинули, ни копья не заплатили, так что в розовых штанишках только Донцова…

Саша Николаенко Валерий Былинский: нет, мне не надоедает, мне скорей надоедает то что она никому не приносит радости кроме меня. Постоянные обломы, постоянные тычки, пощёчины, затрещины, при том что денег за это… За Федю выплатили 14 тысяч. Год жизни, убойная ненависть в Нацбесе, немыслимая грязь, пролившаяся почему-то на меня, а не на книгу, мне иногда надоедает не вторая половина, Валерий, а в целом, вместе, этот бой с химерой … когда она начинает казаться мне непобедимой, а бой с ней бессмысленным…» (орфография и пунктуация писателей сохранены)

Вспоминается, как почти десять лет назад жаловалась на свою долю такая же бедная богатая «российская журналистка» Е. Колядина: миллион растворился, словно рафинад, из газеты миллионщицу за шашни с А. Навальным уволили, а главный редактор журнала «Вологодская литература», выдвинувший роман на премию «Русский Букер», после объявления Колядиной лауреатом заявил: «Елену считали темной лошадкой, а она стала троянским конем». Да уж, это был первый троянский конь, пробравшийся в афедрон, простите, в тыл «Русского Букера». Последним стала как раз Александра Николаенко. После ее троянского коня «Букер» помер окончательно и бесповоротно. Однако выплаченные им «предсмертные отступные» никому на пользу не пошли — ни облагодетельствованным писателям, ни тем паче читателям.

Премиальные «деньжищи» испаряются мгновенно, но зарплата пребудет с писателем… Или не пребудет?

Узнать про зарплаты редакторов в «Эксмо» можно по предложениям, например, Ю. Качалкиной. Это даме требуется один (!) редактор на двадцать тысяч зарплаты на два отдела (!) прозы. А проще говоря, работа по двенадцать (если не по шестнадцать) часов в день, пять дней в неделю. «Разве я у кого-то спрашивала совета?» — пишет Качалкина-Селиванова в следующей записи на ФБ (ей бессовестно и бесцеремонно указали, что на два отдела нужны две вакансии, а не одна).

Знаковая цифра эти самые «двадцать тысяч». Постоянно натыкаюсь на нее последнее десятилетие. «Не хотите ли черешни? Вы ответите: конечно». Хотя еще в конце 2000-х предложение получить триста долларов за книгу вызывало недоумение даже у самиздатышей: как, даже не пятьсот? Времена меняются — и не к лучшему, милые детки.

Когда-то любимым видом спорта большинства издателей было кидалово: договориться с писателем на одну сумму (скажем, тысяч на сто рублей), потом сбить ее вдвое, а там заплатить «половину половины» и уйти от остальных выплат огородами. С годами издатель начал действовать наглее, нахрапистее. Пресловутые «двадцать тысяч» стали предлагать в открытую, как единовременный гонорар-«выкуп», да еще норовили отдать не деньгами, а экземплярами. («У вас же есть свой психотренинг и клиенты? А френды в соцсетях? Продайте им!») Какие-то издательства (вроде ныне покойного «Амадеуса») на голубом глазу заявляли: у нас на книгу отводится тысяча баксов, из этих денег мы и полиграфию рассчитываем, и оформителю платим, и автору! Какие-то принимались врать про несусветные миллионы, брезжащие в светлом будущем, но только если писатель будет паинькой. Какие-то готовили договор, а потом… подменяли его. Без всяких сложностей: предлагали одно, писали в бумажечках другое и протягивали лоху-автору ручку. «Подписывай, Вакула, подписывай, и Оксанка твоя, и черевички твои!»

Мне, например, в «АСТ-ПРЕСС» тамошняя главред Т. Деревянко постоянно норовила подменить договор. То сумму уменьшит, то налог в нее включит, то еще каким-нибудь раком встанет — и всё это помимо четырехчасовых разговоров со скаредной хохлушкой в ее кабинете. С тягомотной демонстрацией фотографий ее детей, дома, собак, кошек, чашек, цацек… С неизменными упреками в жадности и попытками вызвать извечное чувство вины интеллигента за низменную потребность в деньгах. Мы с БМ называли эти хохляцкие танцы «оплакиванием бабочек». А я каждый раз вспоминала, как мой дедушка, Иосиф Залманович Гершанок, говорил, оглядывая мою маменьку, Томочку Кулаченко: «Где хохол прошел, там еврею делать нечего». При виде издателей во мне пробуждается кровь предков. Отчего бы это?

Видимо, пробудившееся чувство так-таки убило всякое желание писать «на дядю», который отберет права на использование твоего текста на веки вечные, снимет сливки с любой удачи вроде экранизации или перевода на другой язык, будет делать «черные допечатки» еще лет надцать, если твоя книга окажется популярна, однако эти цифры не попадут в показатели продаж и не поднимут писателю рейтинг… Зачем на такое работать, скажите мне, мои юные (и неюные) друзья? Неужто пять тысяч на штаны наиболее вероятного противника невозможно заработать другим способом — хоть мытьем, хоть катаньем, но не бесплатной пахотой на издателя? Словом, «и мы ушли».

Нельзя сказать, что пресловутые триста условных единиц иностранных денег мне никогда получать не доводилось. Первая, самая первая моя книга (брошюра на шесть алок в издательстве «Питер», так называемый «ясак дебютанта») стоила «питерцам» четыреста. Я подняла такой хай, что больше мне подобных подлян не устраивали. Возвращаться на рубеж ниже стартового для меня совершенно неприемлемо. Так что шлепать двадцатитысячные (в плане денег, а не тиражей — про тиражи и говорить смешно) опусы или трудоголить редактором (вернее, двумя редакторами) за те же двадцать тысяч безусловных единиц мне представляется смешным. Я бы даже сказала, смешным до полной утраты заинтересованности. Пусть деревянки-качалки и прочие, как выразился френд-писатель, «эксмачи» (как басмачи, только из «Эксмо») предлагают свои «двадцать тысяч в одни руки» кому-нибудь, кто просто, незатейливо, по-детски хочет прославиться.

Но уж и литературного качества от подобных пописулек амбициозных граждан ждать не придется, хотя тема качества, как всегда, — отдельная тема. А те, кто желает печататься на бумаге и готов продавать или дарить свои произведения друзьям с фейсбука (уж тысячу-другую друзей в сетях завести не Бог весть какое достижение; на хороший, по нынешним понятиям, тираж хватит), всегда могут обратиться непосредственно в типографию. Любую, но лучше не в столице, а в провинциальном городе. Сделают по цене, посильной для работающего человека. Работающего, а не пытающегося выиграть миллион на премиальных крысиных гонках. «По сравнению с писательством игра на скачках — солидный, надежный бизнес», — предупреждал еще Джон Стейнбек.

Скажу напоследок о ценах и расценках, цитируя всё тот же портал «Горький»: «А для «Читай-города» интерес может быть другим, и, например, Михаил Иванцов его не скрывал, выразившись в том духе, что доля расходов на книги у россиян в районе нуля, а потому скидки не ведут к росту продаж, так что если увеличить цены в два раза, то этого никто даже не заметит. Последнее маркетинговое наблюдение г-на Иванцова покупатели книг могут оставить на его совести, а могут и принять во внимание как сигнал к тому, что единственная оставшаяся в живых федеральная книжная сеть готова залезть в ваши кошельки значительно глубже, чем вы рассчитывали».

Как видите, господа издатели уже всё продумали: ассортимент они урезают, а на оставшиеся книги собираются поднять цены вдвое. Что и говорить, эксмачи.

поделиться:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • Одноклассники
  • Blogger
  • RSS
  • Блог Li.ру

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *