Последние мои размышления над очередным образцом окололитературного непотизма. Время от времени трепетный вьюноша Арсений тридцати лет, словно Алиса-перестарок, сваливается в эротическую кроличью нору. Цитаты из второй части труда А. Леонтьева (нечитанной мною, сил моих и на прочтение первой части не хватило) приводит Юлия Старцева, героически одолевшая окончание опуса. Там много изумительного в своей бездарности и безграмотности. Я же ограничусь разбором шаблонной для современного прозаика, но оттого не менее кошмарной историей старушки с неопознанной сексуальной перверсией.
«После того, как Арина в первый раз наткнулась в ванной на забытый ею анальный фаллоимитатор, она стала воспринимать привычку оставлять челюсть на столе старческой невинной шалостью». — Во-первых, кем «ею»-то — самой Ариной или другим лицом женского пола?
Подобные неаккуратно написанные фразы сильно раздражают читателя, привычного к писательскому и издательскому уважению. Впрочем, и первое, и второе закончилось в те годы, когда писатель решил, что не обязан знать русский язык, его и так напечатают — а издатель удешевил производство на зарплату корректорам и редакторам.
Ну а во-вторых… Никто не скажет мне, невинной пятидесятитрехлетке, чем отличается анальный фаллоимитатор от вагинального? Википедия насчёт этого безмолвствует. Аффтар без нее как без мозгов и порет отсебятину.
«Похожая на средневековую фурию с ядовито-рыжими волосами, она буквально сшибала с ног тех, кто ее видел впервые». — «Почему фурия «средневековая» (ладно бы еще о гарпии речь шла)?» — удивляется френд lemon-sole. Ну да, фурии же античные персонажи, их даже на стены средневековой архитектуры не допускали, не то что гарпий.
Нет, определенно не хватает юноше Халиного покровительства. То есть покровительства Доминатрисы Кирбитьевны. Она античник. Глядишь, пару лакун в образовании начписа закроет. А с него самого что взять, «…закончил он лишь УрФУ по специальности «социальный работник» да ВЛК. Касаемо преподавания — обнаружил его резюме на каком-то репетиторском сайте. Что характерно — ни слова о педстаже там нет. Словом, мелкий самозванец, и только-то», — «наябедничал кот, жуя гриб». Каков поп, таков и приход, каковы ВЛК, таковы и начписы.
«Особенно обескураживали откровенные декольте, открывавшие шарпеистую грудь, и привычка пользоваться двумя помадами — она всегда обводила размалеванные под вишню губы черным контуром. Когда же тетя Халя раскрывала свой сластолюбивый и хищный рот»… — Здравствуйте, г-жа Тэффи: «Я помню, мне рекомендовал приказчик книжного магазина для девочки семи лет: «Сластолюбивая Соня». Глубоко нравственная история».
Вот и г-н Леонтьев пишет нравственные — с дальним прицелом — истории. С заходом из Марьиной рощи. С шарпеистой грудью героини (вот интересно, видел ли этот мелкий поц дорогую собаку породы шарпей и грудь старой женщины — и понимает ли он разницу между морщинами и складками?) и сластолюбивым (но хищным! хищным, но сластолюбивым! эпитетов должно быть два!) ртом. Я бы даже сказала ротом.
«…то это был даже не нокаут, а скорее удар палицей или алебардой — сальные анекдоты и воспоминания о былых похождениях вгоняли в краску даже самых матерых и тертых жизнью слушателей». — Ага, вот вам и два существительных как символ богатства языка и повышенной художественности.
Удар палицей или алебардой — аффтар не смог выбрать сравнения (так же, как между матерым и тертым, да не просто тертым, а жизнью) и предлагает сделать это нам. За него.
«Особенно пенсионерка любила рассказывать историю о том, как в год гагаринского полета в космос, будучи шестнадцатилетней оторвой, провела несколько ночей в каком-то «лесотехническом общежитии» и «подцепила там мандавошек». Тетя Халя щеголяла этими «мандавошками», как тщеславный солдат ранениями и шрамами». — lemon-sole резонно спрашивает, в каком году происходит действие, если «тете Хале» восемьдесят лет, а родилась она в 1944-м или в 1945-м (в 1961-м ей было шестнадцать)?
Очевидно, в 2024-2025-м. Нуачетакова? Леон Тьев у нас фантаст. Латентный. Что не помешает ему ещё какую-нибудь премию срубить, но уже с фантастов. Особенно за рассказ о БДСМ-сессиях с участием лиц преклонного возраста.
«На второй или третий день совместного проживания старая хохлушка с гордостью продемонстрировала стальные кольца, вбитые у нее над кроватью. Арина по наивности не увидела в них ничего особенного, решив про себя, что это какой-то снаряд для старческой гимнастики, однако неутомимая бабушка умела произвести фурор: через неделю сообщила Калининой о том, что каждую субботу девушке нужно где-нибудь «похулять с обеда часиков этак до пяти», потому что к ней всегда в это время приезжает ее Буратино, как женщина окрестила своего любовника не то за твердость характера и крепкие нервы, не то за какое-то другое его личностное достоинство, трудно сказать». — Ах, какая великатность и бонтонность. Особенно в контексте сюжета повествования.
Порой как задумаешься: и чего эти юные тридцатилетние САМИ так боятся в сексе, что вечно пытаются испугать НАС? Им боязно задаться вопросом: так ли пуглив читатель, как я рассчитываю? Или они действительно пишут для некой гипотетической еврейской тетушки, с восторженным ужасом читающей нечто в эдаком роде?
Затем объяснила, что к этим самым кольцам она и Буратино время от времени приковывают друг дружку цепями, а после охаживают плеткой…
Однако через некоторое время Арине пришлось съехать — тетя Халя скоропостижно кончилась от сердечного переутомления на руках Буратино во время одной из своих БДСМ-процедур». — Что, впрочем, неудивительно. Удивительно, что бабка, пречудесным образом совпадающая именем с критикессой, доминирующей на литературном пространстве, не померла раньше. От гипертонии, причем скачкообразной, а вовсе не от БДСМ.
И опять аффтар до статей чуть более умных, чем в Википедии, не дошел. Иначе знал бы, что возбуждение при истинной нимфомании носит субъективный характер, без адекватных физиологических реакций со стороны половых органов. Именно это обстоятельство и отличает нимфоманию от банального промискуитета или гиперсексуальности. Бабушка была не нимфоманка, младоаффтар. У нее даже гиперсексуальности не было, просто она ещё могла заниматься сексом раз в неделю и много о нем болтать. Как большая часть старушек.
Я понимаю, автор может говорить от имени героя, а герой может быть и неопытен, и необразован, и неумен. Но что-то подсказывает мне (а именно несколько прочитанных страниц, полных аффтарского персонифицированного самолюбования), что создатель вполне согласен со своей креатурой. И в процессе самодемонстрации (кое-кем принимаемой за рефлексию) не слишком-то приглядывается к жалким смертным. Распространенное явление среди современных литераторов.
У Артемия-Арсения, персонификации автора, самолюбование носит характер бреда величия.
«Многоголосая толпа — взбалмошная, истеричная масса человеческих тел, клубок амбиций, желаний, спеси, первобытных инстинктов и и сухой логики — толпа противопоставляла себя Арсению. Агрессивная, вероломная, она навязывала чуждые ему роли, пыталась лепить на угодный ей вкус и лад: Орловский ловил на себе потоки, которые провоцировали в нем желание самоутвердиться, выделиться среди других мужчин — когда хватал эту инертную стихию за глотку, ловил в себе ее щупальцы, она, ущербная и немощная, вызывала у него лишь гадливость. Но стоило ослабить бдительность, и кажущаяся слабость толпы оборачивалась ураганом, вихрем. Стихия вдруг выхватывала Арсения из его собственного «Я», бросала в беспамятную податливость, его срывало с опоры и несло по прихотливому потоку куда-то туда — к обезличенности, к мерцающему мраку, к смерти». — Покайтесь, грешники! Эти чувства, пожалуй, были бы уместны перед казнью или перед инаугурацией. Но мужик-то просто в ресторан зашёл!
А какой красотенью блистает, сверкает и сияет очешуительное либидо главгероя!
«…взгляды одних девушек высвобождали его демонов, взывали к его темной страстности, к его внутреннему непослушному и ненасытному самцу, вожаку, хулигану; другие, наоборот, с разочарованием отшатывались, если нащупывали в Орловском что-либо подобное — эти вторые звали лучшую его сторону, сердечную, если угодно, чистую — приглядывались к серьезности его глаз, способности по-настоящему чувствовать, быть отцом». — Данный персонаж актер, он, конечно, привык к вниманию и буре чувств-с, но чего сразу отцом-то? Аффтар перечитал статей по юнгианской психологии (и разумеется, в Википедии)?
«Но Арсений не хотел разделяться, он не хотел играть сейчас ролей-полумасок (хватало с него и театра): не хотел играть ни «плохого мальчика-повесу», ни «серьезного мужчину-семьянина» — в Арсении было все это, вся скверна и святость, вся сила и слабость человеческой мужской природы пульсировали в нем, рвали рубаху и неистовствовали; Орловский не хотел пластать себя на удобочитаемые лоскутки-обрывки — эта всеобщая привычка к двуцветью восприятия до осатанелости бесила актера, он просто пытался оставаться собой, так что всеми силами срывал с себя навязанные ярлыки, путы близорукой дуры-толпы, чтобы сохранить себя вне этих тупых, сортирующих взглядов». — О, а это точно из Википедии. Статьи про маскулинность, фемининность и гендерную идентичность.
В нашей беседе о подобных авторах (их можно рассматривать лишь целыми категориями, по одному они ничего из себя не представляют) Синильга верно заметила: написанный сорок два (!) года тому назад роман Лимонова «Это я — Эдичка» всё это уже демонстрировал: жизнь человека, подбирающего кусочки с тарелок сильных и богатых мира сего, в котором герой не свой, но уже и не чужой, медитация на собственный член и нытье, много нытья. Только Лимонов, добавила бы я, писал хорошо. Хорошим русским языком.
Кстати, в упомянутом произведении Лимонова четко сказано: «Хочешь убить художника — купи его». Покупка в наши дни всё дешевле и дешевле, а задачи художников всё менее и менее художественны. От писателей веет то детским пафосом, то детским же приколизмом. И то, и другое используется без толку и проку.
«- О, Сизиф, я так тебя люблю. Ты даже не представляешь… Давай начнем новую жизнь — пусть каждая минута нашей близости будет наполнена запахом цветов, солнцем и нежностью… давай вместе читать книги, танцевать, слушать музыку, открывать новые миры!
— Да, да, именно так, Ленчик! Пусть каждый день нашей жизни начнет источать божественный нектар великих чувств!!! Ну наконец-то мы поняли, что нужно нам обоим, нащупали этот счастливый млечный путь! Я так тебя люблю, дорогая. Ты моя Беатриче, ты моя Изольда, вперед к звездам, на самую вершину неба… Где будем только ты и я… Бог ты мой, ты так прекрасна, как закат над Пиренейским полуостровом… глазам не могу поверить…
— Ты был на Пиренейском полуострове?
— Никогда в жизни.
— О, Сизифушка… я так сильно тебя люблю! Просто пипец. У меня даже сердце ебашит в груди, слышишь, как громко колошматит?.. Да нет, это селезенка… Чуть выше, за сосочком. Вот здесь, ага.
