Помню, пришел однажды на фейсбук к известному всем (в рамках определенного круга) писателю Олегу Дивову не известный никому (ни в каких кругах) Петр Орехин и ну писателя дискутировать: «В чем именно я был не прав? (речь шла о писателе Евгении Лукине) В том, что «нет тебя в инфополе — нет тиражей»? Аккаунт в ФБ и блог в ЖЖ я видел давно. Факт их наличия ни о чем не говорит вообще. Подписчики, лайки, комменты, репосты, как там с этим? Статьи, интервью и прочий медиа-выхлоп, погуглил перед написанием первого коммента. Погуглил вас, для сравнения. Информацию о дате выхода последнего романа, да «освежил», и, да, с ужасом осознал, что Лукин новых книг почти не пишет, хотя и издается». И понеслась…
Роман Бобков: «Значитца, говорите, в инфополе надо присутствовать? Интервью давать, блог вести, на голубые экраны лезть во всякую дырку. Тогда и лишь тогда будут тиражи, роялти и домик в деревне.
Угу. Понятно.
Не подскажете, каково присутствие в инфополе некоего Виктора Олеговича Пелевина?»
Дивов, оживившись: «Дополняет-освежает? Простите, нет, выворачивает наизнанку. Вот, вас уже спросили — каково присутствие в инфополе Пелевина? Я постеснялся использовать такой убойный аргумент. Скажем честно: я сам хотел использовать ту же маркетинговую стратегию, что и Виктор Олегович, просто опоздал на несколько лет, и Пелевин начал первым, а в книготорговле одна и та же рекламная фишка два раза не работает…»
А дальше всё грознее и интереснее: «Могу сказать только одно. Вы, кажется, редактор из Независьки? Ну так пойдите (блядь) и организуйте (сука нахуй) хотя бы интервью с Лукиным. Сделайте хоть что-то (мать-перемать) для отечественной словесности (ебись она конем) вместо того, чтобы хвалиться тут своим непониманием элементарных вещей, да еще и подкреплять это неуместным упрямством».
Прямо так и послал собеседника. И кажется, кое-кто внял. Правда, это был не тот, кого послали (блядь) организовывать интервью (сука нахуй). Был это не какой-то там Орехин из «Независьки», а целое Министерство финансов Российской Федерации. Замутившее совместный Проект (с большой буквы «пы») Российской Федерации и Международного банка реконструкции и развития «Содействие повышению уровня финансовой грамотности населения и развитию финансового образования в Российской Федерации» в рамках «Конкурсной поддержки инициатив в области развития финансовой грамотности и защиты прав потребителей». И в ходе реализации оного нам, писателям, уже объясняют, как не быть лохами и как приблизиться к социальному идеалу — каким его министерства видят…
Только что в беседе с Синильгой об изобразительных искусствах помянули героя Томаса Манна из «Признаний авантюриста Феликса Круля», книги о похождениях проходимца, мошенника и альфонса. Припомнили, как он кружился в вихре светской жизни: «…нагие тела — мужские и женские. Все вкусы удовлетворены, все вожделения раззадорены обнаженными грудями и спинами, понятной каждому красотой, буйной прелестью человеческого тела, совершающего подвиги в угоду грозно жаждущей этих подвигов толпе». Хороший человек был Феликс Круль. А если верить некоторым нашим «авторитетным пацанам» вроде «автора и ведущего программы «Тем временем» на канале «Культура», лауреата премии ТЭФИ, писателя, литературоведа, кандидата филологических наук, профессора НИУ ВШЭ Александра Архангельского», то еще и финансово грамотный.
Но по порядку. Итак, поговорили о герое Томаса Манна — и вот уж Синильга рассказывает (и указывает на) удивительные вещи: «Г-н Архангельский с г-жой Ахмедовой (той самой, что ступнями ступила на краеведческую литературу: Астафьева да Распутина)». Для непомнящих разъясню: эта особа уже засветилась в наших с Юлией глазах. И была замечена Синильгой, дав начало серии постов про сетеразм: «Дальше — уголок краеведческой литературы: Астафьев, Распутин. Последнему вообще отведена отдельная полочка — он-то из этих краев», — пишет из иркутской командировки Марина Ахмедова, журналистка и «авторка» восьми романов». И плевать, что «краеведение — это часть научной дисциплины у ученых специалистов, например, историков-краеведов, архитекторов и т.д., избирательное изучение определенного края. Астафьев и Распутин — региональные (сибирские) классики, из области литературы, это совсем другое понятие».
Итак, под преданным взором девы, не делающей различий между краеведением и литературой, тот самый бла-бла-бла профессор-телеведущий «уверяет писателей, что если они живут в крайней бедности, то самидуракивиноваты. И пиариться сами должны (продвигать свои книги)». «Так и сел старик». Впрочем, «по заказу Министерства финансов Российской Федерации» еще и не то сказанешь. Особенно будучи финансово грамотным.
Первый же абзац прекрасен: «— Какого литературного героя вы могли бы назвать финансово грамотным?
— Чичиков, несомненно, финансово грамотен, хотя плохо считает ходы и прокалывается в итоге. Во всем остальном противоположна ему Наташа Ростова. Ее родители были очень хорошие люди, но вели хозяйство кое-как, а она ведет его хорошо. Пьер богат, и она управляет его деньгами. Ну хорошо, Онегин… Он едет к умирающему дяде, и ведь не просто так — он едет вступить в права наследства и, в общем, неплохо справляется со своими задачами. Мы не знаем, богатеет ли он, но точно не беднеет. А если брать героев советской литературы, то Остап Бендер прекрасно управляется с деньгами».
Хе-хе, подумала я. Если для Архангельского все из себя финансово грамотные герои — это Чичиков да Бендер, а Онегин хорош тем, что едет выжимать наследство из умирающего (тоже от финансовой грамотности), то понятно, каков он сам. Марине Ахмедовой, несмотря на ее восточную натуру, после трапезы с гражданином Архангельским стоило бы пощупать кошелек в сумочке, пересчитать в нем наличность, проверить колечки, да и сережки тоже. И, как говорится в анекдоте, посчитать пальцы на руках. А то ишь какой дядя жиган, на ходу подметки рвет.
Дядя оказался даже жиганистей, чем показался при первом знакомстве. Когда Архангельский похвалил Наташу Ростову за то, что взяла в свои руки управление деньгами Пьера Безухова, вспомнился мне Феликс Круль и его шашни с богатыми писательницами. Чьими деньгами тот был весьма не прочь поуправлять.
Меж тем Архангельского несло, как некогда его кумира: «…кто-то родился писателем, и для того чтобы быть счастливым, он должен писать. А другой родился бизнесменом, и для того чтобы быть счастливым, он должен уметь производить деньги, он должен идти на запах денег, у него должны быть особые отношения с деньгами. И худо, когда писатель ради того, чтобы быть богатым, продает свой талант. И беда, если бизнесмен начинает играть в те игры, в которые ему лучше не играть, — в политические, например. На запах власти должен идти политик». Впрочем в политику мсье Архангельский идти не захотел и всячески отнекивался. Правильно, Феликсам Крулям опасно выходить на политическую арену с ее львами, тиграми и димахерами. Сожрут.
А вот взлохматить бабушку гражданин А. не прочь. То есть даже оченно завсегда готов! Даром что «продавать талант худо».
«Мы видим, когда книга сформатирована под продажу, но опять-таки само по себе — это не плохо и не хорошо. Поясню на примере. Писатель может понимать, что его дарование — проектное, потолок высокий, но он все-таки есть, и писатель заранее чувствует этот потолок… возьмем такой сверхуспешный проект — Борис Акунин. Это большая литература? Нет. Это крепкая литература? Да». Ну конечно, акунинское ляписо-трубецковое чтиво крепкая литература, хоть и небольшая. Интересно, сам-то Архангельский-Круль себя каким писателем позиционирует?
Синильга поделилась воспоминаниями: «Из литературного творчества самого Архангельского только две фразы помню: «Ручка была заправлена гелием» (про гелевую ручку) и что-то вроде «На груди её сияла бриллиантовая диадема» (перепутал с колье)». Бекеши на голове не хватает, как у лауреата «Русского Букера» Владимира Шарова. С красным околотком (Ирина Богатырева) и изразцами по окоему (Захар Прилепин). Такие дива дивные совершенно необходимы всякому, кто рвется из крепкой литературы в большую. То есть к таким премиям, которые и из Колядиных со Снегиревыми писателей делают.
Особенно забавен наш российский недо-Круль, кокетничая на тему «Мне самому ничего не надо, я вообще художник»: «Допустим, у меня два варианта сцены. Один вариант соответствует моему замыслу, но он сложноват, а другой вариант соответствует сегодняшней моде, но не соответствует замыслу. Какой вариант я выберу? Понимаете, да?» Нет. Не понимаем. Особенно явственно не понимаем после прочтения следующей реплики: «— То есть финансовая грамотность у писателя должна включаться, когда творческая часть работы уже закончена?
— Это железное правило. Хотя существовала такая специально выведенная порода — писатель советский. Он сидел на диване и ждал, пока государство выполнит за него все вышеописанное. Но нормальный писатель ни в России, ни во всем мире не освобожден от этих обязанностей (по продвижению своих книг. — Прим. ред.)».
Архангельский так и норовит расщепиться на Журналиста, Литературоведа и Писателя (Ребенок, Родитель и Взрослый): «Я должен ее любить, холить и лелеять, мою аудиторию. Любая аудитория мне не нужна, мне нужна моя. И я должен, как официант, преподнести ей на блюде то, что важно в данную минуту. И конечно, это трезвый проектный расчет. Если это сегодня не будет цеплять, то завтра это не будет нужно никому. Как литературовед… я понимал, что эта работа — для очень маленького круга людей. А как прозаик я, с одной стороны, хочу, чтобы меня прочитали здесь и сейчас, но, с другой, я не готов подминать свои замыслы под эту задачу. Если книга приносит деньги, то я счастлив, а если не приносит, то это печально — я подвел издателя и в следующий раз мне будет тяжелее выпустить книжку в хорошей редакции». Он издателя подвел! И тот в печали, и больше не хочет с тобой играть, аффтар! Вот главная проблема Писателя. Что много о писателе говорит.
Так мы продаемся или будем глазки строить? «Мы знаем очень достойных писателей, чьи книжки выстрелили. Я сейчас буду называть не по принципу «нравится, не нравится», а по принципу достойного тиража. Евгений Водолазкин с «Лавром» — больше чем сто пятьдесят тысяч экземпляров. Гузель Яхина с «Зулейха открывает глаза» — больше чем сто пятьдесят тысяч экземпляров». Теперь это называется «выстрелить»? Где мои тридцать восемь лет, когда первые мои книги выходили тиражей по пять двадцатитысячниками, а к сорока пяти я была полумиллионником. И, признаться, ни черта это не давало — ни денег, ни известности (первого хотелось больше — я же не знала, что впереди у нас издательские требования убить нон-фикшен с особой жестокостью и продавать его расчлененный труп)…
