Помню, то было самое начало моего знакомства с популярными фэнтези-авторами и очередная попытка дочитать до конца очередное фэнтези. Популярное настолько, что вышло около тридцати продолжений нижеприведенного… как же это назвать-то? Пожалуй, гладкописева. Когда я читала фэнтези пять лет назад, у меня еще оставалась надежда: вот кабы нашелся автор, пишущий не среднестатистически-бедным языком фэнтезидела, рисующий картины мира, а не просто перечисляющий «пришел, увидел, убил», то и прочла бы я, и увидела, что это хорошо, и похвалила бы, и объявила: не всякое лыко в строку, не всякое фэнтези – в шредер.
Принялась искать. Нашла вроде бы «владеющего русскими словесы» автора – некоего Гая Орловского, стала читать. Честно взяла первую книгу серии, полагая, что хватанув нечто из середины, многого не пойму или пойму превратно. Тем более, что имелись благоприятные отзывы на первые книги серии «Ричард-Длинные руки».
Итак, сижу, читаю книгу первую. И обнаруживаю, что язык, не слишком богатый, но хотя бы грамотный (что в контексте современного фэнтези весьма и весьма много) составляет не более трети достоинства книги. Зато страх перед современностью, лезущий из всех авторских пор, уничтожает эти достоинства напрочь. Страх перед тем, что вселенная меняется, а он, аффтар, не в силах эти изменения уловить и осмыслить. И в результате – паника, паника, паника. И презрение к нам, проклятым уродам, за то, что пользуемся этой изменившейся вселенной, пользуемся, язычники, утратившие облик и душу человеческую! «Господа! Вы звери, господа!»
На экране разбитые вдрызг машины сменяли окровавленные тела жертв, суетящиеся фигуры спасателей, панорама перекрестка. Очень сексуальная телеведущая, умело накрашенная, с рекордно вздернутыми тончайшими арками бровей, что отличало ее от прочих стандартных телевизионных куколок, строгим голосом, что делало ее еще сексуальнее, перечисляла тех, кто не успел затормозить, рассказывала, кто как врезался, сколько из машин вытащили убитых и кто откинулся по дороге в больницу.
На широком экране с разверткой в сто мегагерц вообще очень хороши все эти сцены с выламыванием дверей, а четыре колонки со звуковой платой от «Saund» в точности передают скрежет раздираемого металла, стоны и предсмертные хрипы.
Это то, что мы с вами смотрим и с наслаждением обсуждаем, споря, будет ли сегодня жмуриков на дорогах больше, чем вчера. Ах, вы не смотрите и не обсуждаете? Тогда вы смотрите вот это!
На первом канале фильм: президент фирмы трахает секретаршу, на втором – лихой ковбой заходит в незнакомый дом, просит напиться и, увидев незнакомую женщину, лезет под юбку. Понятно, тут же коитус. На третьем канале мужичок с солидным брюшком трахает племянника, на четвертом – школьник учительницу, на пятом – немецкий бюргер соседскую козу.
200 каналов ТВ – и везде ебутся-ебутся-ебутся. Это, извините, какие-то старческие фобии. А может, мечты. Откровенно признаюсь: у меня вот 100 с лишним каналов (больше-то фиг наберешь, будь у тебя хоть какое кабельное-спутниковое), из коих порнографией грешат не больше пяти. И то не столько порнографией, сколько Брассом да Боровчиком, старыми мечтательными пошляками. А вообще ощущение такое, что аффтар те «достижения прогресса» только в рекламе и видел, но сам не юзал ни разу. Вместо собственного мнения он описывает возмущенные стоны свидетелей. Вернее, свидетельниц. Недолюбленных юзерами-геймерами в темную июльскую ночь.
Алина разделась донага и сидела, раздвинув полные ноги, наискось от Бориса. Тот уже засэйвился и переключился на покер, шел на огромный риск, но если удастся подобрать одну-единственную карту, то у него на руках полный стрэйт, красотка на экране вынуждена будет сбросить не только легкое платьице, но и трусики, ибо в банке ставка на две раздевальные позиции.
– Эй, – позвала Алина со смешком, – я здесь, не там!.. И уже без каких-то дурацких трусиков.
Борис отмахнулся, не поведя и глазом.
Ух, я бы эту бабу! – подумал аффтар. И добавил со вздохом: — Будь мне столько же, сколько этому Бориске… А проклятым Борискам все приелось, они на голых Алин не реагируют, они только на кровавое месиво реагируют.
Я недавно играл через сеть на battle.net, так вот, несмотря на все свои неплохие рефлексы, меня быстро облапошили, раздели, ограбили, выпили из меня кровь, и потом какой-то игрок затащил в камеру пыток и долго балдел, выкалывая мне глаза, отрезая язык, уши, нос, а потом вообще посадил на кол… Я сам бы, понятно, сделал с ним то же самое, но он успел раньше. Что делать, есть свободные люди, которые играют дни и ночи, настоящие виртуозы, чемпионы, а я все-таки еще и работаю.
А все отчего? Оттого, что современный человек «мараль» утратил. Утратил «мараль» и цынегом стал, прикрываясь языческим подходом к жызне.
В природе вообще ни добра, ни зла. Кстати, не было даже в человеческом обществе! Все придумки христианских теологов. Вспомните, разве ведали разницу между добром и злом эллины, которыми мы так восторгаемся, а их мифы издаем миллионными тиражами? Вспомните, владыка всех богов и устроитель порядка на Земле великий Зевс перетрахал всех баб, замужних и девственниц, причем не видел разницы: человеком он на них лез или животиной. К примеру, спящей Ледой он овладел, как изысканно говорят первоисточники, будучи лебедем. Европу поимел в облике быка… Кстати, настоящих быков, коров и всякий прочий зоопарк он трахал так же спокойно, как и людей, не видя разницы!
В результате мир покатился по наклонной плоскости толерантного отношения к сексуальной ориентации. Судите сами: разве это не падение нравов?
Вон в США президентом избрали голубого. А госсекретарь – лесбиянка. Военный министр не скрывает, даже гордится своей продвинутостью. В чем продвинутость? Не знаешь? Дикий ты человек! Совокупляется с двумя мастифами. Это такие большие собаки… И они его тоже… э – э… совокупляют. Да и вообще, теперь, чтобы стать хотя б сенатором, надо доказать, что не видишь разницы между устаревшими понятиями добра и зла, зато свято соблюдаешь статьи конституции США и прекрасно знаешь юриспруденцию.
Тьфубля! Как же так – на одном знании конституции-юриспруденции занимать государственную должность, не отчитываясь о том, кто тебя на данный момент совокупляет?
Я в самом деле чувствовал себя, как будто из меня вынули некий стержень, кости истончились, плечи обвисают, а мясо сползает под действием гравитации.
– Да, – произнесли мои губы. – Нет никакого Добра. Нет Зла. Ничего нет!
В общем, ГГ, омоложенная персонификация аффтара, от подобной разнузданности весь в раздрае, даже Алина-эксгибиционистка его раздражает. Ибо восхотел ГГ чего-нибудь особенного, нездешнего и ненынешнего…
Я вынес Алине одежду, опять вышла голая, она такое проделывает даже абсолютно трезвая, к великому удовольствию курящих на лестничной площадке соседей.
Вынес и пошел на балкон, о мироздании подумать. Без голых баб под боком. Если Алина со своими телесами и со своим геймером Бориской умотали – всегда остается звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас.
А ведь в парсеке, мелькнула неожиданная мысль, чертова уйма миллионов и миллионов километров. Ни на какой ракете не доберешься. И никогда-никогда человек так далеко не побывает. И все эти надежды, что когда-то будем ходить под зеленым или синим солнцем, – сказочки, как и надежды на полет в сверкающей трубе, через которую снова вылетим в такой же по сути мир, только покрасивше и побогаче, где все умнее, толще, а женщины еще сговорчивее и сиськи у них еще больше. Нет, бабы все-таки вылезли. Что поделать, подсознание…
И додумался ГГ до таких квантово-физических ужасов, что параллельный мир с унылым вздохом взял его за обвисшую шкирку и перенес прямо в копну сена, мимо которой скакала принцесса, попавшая в беду. А за принцессой скакал отряд тяжеловооруженных всадников, которых герой немедленно побил, аки Самсон, одной оглоблей. Даром что никогда допрежь того оглобли в руках не держал.
Я пригнулся, над головой просвистело железо. Второго всадника выбросило из седла, третий получил страшный удар в голову, а четвертый успел подать коня в сторону, а конец оглобли пришелся по конскому боку. Я услышал жалобный крик, конь рухнул вместе со всадником.
Пятый, не удержав коня, влетел в месиво бьющихся к воздухе конских копыт, выползающих людей, рухнул, придавив тяжелой тушей. Я отпрыгнул, теперь оглобля вращалась, как крылья мельницы при хорошем ветре. Один поднялся с топором в руках, страшный удар оглоблей по шлему бросил его на землю.
Ну, значится, побил он их – и приняли его в компанию друзья принцессы, прибывшие к шапочному разбору, высоконравственные и прекрасные люди, просто прекрасные.
Голова – настоящая скала из гранита. Эволюция с ним не церемонилась: одним ударом прорубила щель для глаз, надбровные дуги так и остались нависать скальным уступом, грубо тесанула короткий нос, рот, все остальное и вовсе без обделки.
Голова на плечах сидит почти без шеи, так мне показалось, потом сообразил, что чудовищная шея просто переходит в могучую спину и широченные плечи. Грудь его напоминала лобовую броню танка высокой проходимости, на которой навешаны добавочные стальные пластины для кумулятивных снарядов.
Этот прекрасный-высоконравственный кабаняка понравился герою больше других. Ибо функционален был и крут, словно Валуев в доспехах. Но гораздо, гораздо нравственнее.
Я рассматривал его во все глаза, как ожившего динозавра. Талию, конечно, на таком гиганте искать было бесполезно, но где ей положено быть, на широком поясе, усеянном металлическими бляхами, висит кинжал, короткий нож, фляга с вином, а с другой стороны – устрашающего вида топор с широким лезвием. Если на Ланзероте кожаные брюки, то на этом – кожаные штаны. Сапоги великанские, на толстой подошве, такая выдержит и противопехотную мину, а за голенищем еще один нож с простой деревянной ручкой. Чисто выбрит, но все равно щетина торчит, как на спине дикого кабана. Голос рыкающий, низкий, бухающий, словно вдали кто-то бьет в огромный барабан.
А уж принцесса была чистая конфета. Конфета, но чистая. И герой сразу преклонился перед чистотой ее и конфетностью. Это вам не Алина без трусов!
Сейчас все женщины стремятся быть еще сексуальнее, сексапильнее, эротичнее, порочнее, откровеннее, натуральнее. Научно-исследовательские институты ломают головы, фабрики и заводы пашут в три смены, создавая эротические мази, духи, дезодоранты, а я смотрел на это воплощение чистоты, грудь моя разорвалась с треском, я чувствовал, как забилось окровавленное сердце, как ему захотелось служить, подчиняться, быть в плену этой чистоты и целомудренности.
Там вообще чистота сквозила во всем, включая унавоженные крестьянские дворы. Так и стояла куполом – от навоза до самых небес.
