Набрав для перловки изрядное количество цитат с простыми, незатейливыми и даже где-то наивными ошибками, я решила привести в качестве примера заодно и те, в коих простые, незатейливые и даже наивные фикеры пытаются сделать тексту красиво. А то чё одни мейнстримовцы гребут и гребут к финишу литературы? Сетераторы тоже хотят!
«Дикие мурашки восторга таяли на губах в порывах необузданных чувств, в которые мы окунались с головой». За вычетом ужасных образов вроде диких мурашек, бегающих по губам этих несчастных, представим себе порывы необузданных чувств, выделяемых мурашками при таянии. Причём в таком количестве, что в эту субстанцию можно было окунуться с головой.
Однако в этом облепленном выделениями мурашек состоянии герои по воле автора лишены даже права визжать от ужаса. О нет, они должны всем этим наслаждаться: «Соединяя общую страсть в поток гремучей смеси обжигающего холода и пламенного яда, что распространялся по венам, смешиваясь с кровью, добираясь до сердца». Подозреваю, что описываемый наркотический приход закончился либо очень неприятным отходняком, либо кондрашкой. Уж больно симптомы напоминают инфаркт, аневризму аорты и апоплексический удар на закуску.
Помню, одно сетераторское горюшко так объясняло подобные кошмары любовников, практически насмерть затоптанных мурашками восторга: «Я пишу суперсекс для баб-с. В жизни такого не бывает, но читательницам НАДО». Что ж, есть такое слово «надо», которое так любят маркетологи…
И которое так скверно влияет на текст. Есть правда в том, что русский язык тяжел для описания сексуальных сцен: между полюсом медицинских терминов и полюсом обсценной лексики пространства немного. И всё оно занято какой-то херней, простите мой клатчский.
«Он продолжал вгрызаться мне в рот своим языком, щекоча щетиной и практически протыкая мне живот своим опасным мужским инструментом». Вгрызаться языком и протыкать самку пенисом — удел насекомых и моллюсков. Это называется травматическим осеменением. Довольно распространенная тактика, принятая у улиток, ос, клопов, пауков, кольчатых червей, фасолевых зерновок… Что, собственно, даёт описаниям секса весь этот пафос?
Не знаю, с чего мне вспомнилось довольно пошлое стихотворение Владимира Кострова (которое, тем не менее, так нравится тринадцатилетним девочкам), как мессир Машер зарезал мессира Обери де Монтидье (под песню шантеклера, не абы как). И был ущучен с помощью преданной борзой:
«Мессир едва ответил: «Нет… Не надо».
К нему рвались борзая, клокоча.
Филипп со свитой обменялся взглядом
И ласково кивнул на палача».
В качестве элегий тоже непременно засандалят чего-нибудь романтического… «На общем фоне выделялись двое — платиновые блондинки, при виде которых девушки кривили взгляд, а парни пускали слюни». — Двое блондинков, от вида которых не только рот, но и направление взгляда давало кривизну. Какие-то белые дыры, искажающие пространство-время, а не блондинки.
Больше чувства богу чувства! Вот и пишут трепетно-пафосные аффтары в Сети что-нибудь эдакое, по мотивам (вернее, по сюжету, сеттингу и образному ряду) самых продаваемых книг столетия: «Я знаю, что это ты убил моего отца. Понял по глазам Снейпа в последний момент, увидел его обреченный последний взгляд, брошенный на тебя. Как же ты меня бесишь!» — «Меня бесит, что ты убил моего папашу! Сколько вообще можно убивать мою родню, ты, ублюдок? У меня ее и так немного».
Пишущему подобное невозможно, ФИЗИЧЕСКИ невозможно объяснить, почему реакция в духе «ты меня бесишь» на убийство папеньки рОдного выглядит глупо. Хотя… Нечто подобное можно вставить в криминальную комедию с участием персонажей-мафиози (как в фильме «Супершпион»: «Я не могу отправлять людей домой без яиц, это плохо сказывается на моём имидже!»): криминальным элементам присуще изъясняться на языке, очищенном от флера морали и нравственности. Но здесь-то перед нами пафосное объяснение высокородного аристократа с Темным лордом!
О муза, нафига ты тащишь и тащишь в эти крошечные мозги тонны нелепых украшательств, криво налепленных поверх неказистого текста, словно синтетические розочки на платье беременной невесты — и не скрыть ничего, и стильности не добавляет? Почему аффтара (неважно, с дипломом Литинститута или без) неизменно заносит на поворотах — в пафос или, прости Господи, в психологизм?
«Антону нужно поймать «на живца» педофила-эксгибициониста и получить долгожданное повышение». Если он поймает психа со столь взаимоисключающим сочетанным расстройством, его повысят до судмедпсихэксперта. Как нашедшего неизвестное науке существо. В психиатрии же как? Либо больной педофил, ВТАЙНЕ охотящийся на детишек, либо он эксгибиционист, демонстрирующий свои гениталии всем подряд, так как этому расстройству свойственна потребность в публичной реакции, а не в определённом типе жертвы.
Опять-таки вспоминается некто Мелихов (который на деле Мейлахс, но стесняется), сам себя печатающий по блату в толстых журналах: в романе «Свидание с Квазимодо» сей жидорептиоид… то бишь казакоеврей лихо описал судэксперта по серийным убийцам — бабу с запущенным расстройством личности, в конце опуса попавшуюся на крючок серийника, который таился (хреново таился — так же хреново, как его жертва проводила экспертизу) в этих ваших интернетах. При таких свиньях… знатоках матчасти и сам как-то становишься!
«Хотелось расслабиться, закатиться в какой-нибудь злачный кабак и развлечься по-человечески». Утибозимой, какая безнравственная пташечка-МТАшечка, подавай ей не просто кабак, а злачный кабак.
«Такое не скроишь, как ни таи». Экое тайнокроенное… неважно что. «А ещё он немножечко шил».
«Только воду, если можно, бутылированную». Нельзя. Такого слова не существует. Выучишь, где ставится «и», а где «ы» — тогда и попьешь, аффтар.
А как волшебно здесь смешиваются в кучу аффиксальные и этимологические паронимы-омонимы: «Он во всем казнил себя, злостный предатель». И жестокий неплательщик. Чего уж тут далеко ходить, казнить себя не в чем попало, а в чем положено; при таком приговоре только и остается, что казнить себя во всем. Кто бы еще объяснил аффторам, что по-русски так не говорят. А также не говорят «не играет значения» и «не имеет роли».
Как выразился герой фика, встретивший на своем пути вампиров: «И кровинушка моя потекла в бокалы…» И никто ему, сиротинушке, не объяснил, что кровинушка и кровушка вещи совершенно разные… Зато, не сомневаюсь, нашелся кто-нибудь, предложивший придурку сделать импульсивно-спонтанную покупку в виде фальшивой рецензии Быкова за шестнадцать тыщ или еще какого-нибудь сукина сына. Или дочки. Мало ли их, деписов, жёписов и дежеписов, промышляющих на просторах Сети карманным воровством и воровством на доверии…
«Оно предаст вам ощущение праздника». Мерзкое оно, предающее ощущение праздника, я ещё могу вообразить, но нафига оно предаст вот это всё МНЕ?
«Даже этот приветливый мужчина в тайне призирает его». Один кроит втайне (бедные наречия с предлогами — их не учит вообще никто; скоро по владению этим забытым искусством можно будет определять возраст пишущего); другой призирает. Тайный благодетель, распространенный мотив в романтической литературе позапрошлого века.
«Снейп долго изучал его зеленые честные зрачки». Я бы тоже такое изучала. Долго. Ну ладно зелёные — у кошачьих, например, при попадании света на глазное дно в темноте глаза отливают зеленью и зрачок в них не виден. Но ЧЕСТНЫЕ зрачки? Прелюбопытное, должно быть, зрелище.
«И теперь перед ним стоит чистопородный Блэк со всеми вытекающими». Как говорила героиня одного комик-шоу: «Эта собака бракованная, из неё подтекает!»
«С палочки так и сыпались «Бомбарды», «Секо Максима» и прочие площадные заклинания». Подозреваю, маг был русский. И заборол всех с «бомбардой» и какой-то матерью.
«Величайший, перед тем как задвинуть речь, попивал не спеша чай, пододвинув вазон с печеньем поближе и оглядывая Зал своим всепонимающим взором». Вазонами традиционно называются цветочные горшки для напольных растений. Представляю, сколько времени пришлось ждать речи, если оратор решил хотя бы ополовинить вазон с печеньками (автозамена упорно пишет «вагон» — нет, все-таки Величайший жрет меньше), да к тому же не спеша.
Также неимоверно восхищает стремление сетераторов, паралитераторов, журналистов и прочей шелупони ввести в литературный обиход, и без того полудохлый, речевую ошибку под названием анаколуф.
«Прекрасно понимая, что долго скрывать свое инкогнито не только не получится, но и не нужно, размашистая подпись появилась на документе, после его тщательного изучения. Передав бумагу обратно, пришла пора поговорить о хороших новостях». Подпись решила не скрывать инкогнито (мда…) и вылезла на документе, словно прыщ. Опосля чего в помещение нагло вперлась пора, всучила бумагу присутствующим и хрипло заявила: «Поговорить надо!»
«Дамблдор просчитался. Вместо того, что бы вернуться на материк, где ему прогнозировали прекрасное будущее, в Реддле заиграл патриотизм. За несколько недель он сколотил своих школьных знакомых и возглавил политическую партию». Патриотизм, надо понимать, отказался возвращаться и взыграл: колотил-колотил своих школьных знакомых (школьные знакомые патриотизма — это что-то), пока не сколотил их окончательно.
Вот так награждаем-награждаем, впариваем-впариваем безграмотное фуфло с бекешами-околотками на головах героев, изразцами по окоемам, тугими декольте и полевыми орудиями на героинях, а потом охаем над падением уровня культуры…
