Кодекс Хейса наших дней

Фиалка

Если кто не помнит, то кодекс Хейса — это этический кодекс производства фильмов в Голливуде, принятый в 1930 году Ассоциацией производителей и прокатчиков фильмов (ныне Американская ассоциация кинокомпаний), ставший в 1934 году неофициальным действующим национальным стандартом США. Производители фильмов были обязаны соблюдать три основополагающих принципа:
1) Картины, подрывающие нравственные устои зрителей, недопустимы. Следовательно, нельзя изображать преступления, злодеяния, пороки и грехопадения таким образом, чтобы они вызывали симпатию в зрительской аудитории.
2) Следует представлять нравственно правильные модели жизни.
3) Нельзя издеваться над законом, писаным или неписаным. Недопустимо склонять симпатии зрителей на сторону преступников и грешников.
Плюс частные положения:
1) Запрещалось издевательство над религией. Священник на экране не мог быть злодеем или комическим персонажем.
2) Запрещалось изображать употребление наркотиков, а употребление алкоголя могло быть изображено только там, где этого требовал сюжет.
3) Запрещалось раскрывать методы совершения преступлений. Сцены убийства должны были быть сняты так, чтобы не способствовать совершению подобных преступлений в реальной жизни.
4) Запрещался показ обнаженного тела и провокационных танцев. Сцены страсти (то есть просто поцелуи и объятия) допускались только в ключевых сюжетных эпизодах, их длительность и откровенность были ограничены.
5) Брак и семейная жизнь считались высшими ценностями; внебрачные отношения, пусть и уместные по сюжету, должны были быть представлены как недостойное поведение. При этом изображение смешанных браков было под запретом.
6) Запрещались любые, даже косвенные, ссылки на гомосексуальность и венерические заболевания. Показ человеческих родов (даже в виде силуэта) также был под абсолютным запретом.
7) Запрещался широкий спектр нецензурных слов.
8) Не приветствовался принцип «око за око».

Снимать фильмы не по кодексу было можно, но они не выпускались в прокат кинотеатрами, принадлежавшими членам ассоциации. Однако в 1960-е годы студии отказались от соблюдения запретов устаревшего кодекса, а в 1967 году он был официально упразднен. Как раз когда возник итальянский неореализм и французская «новая волна». Да, видать, и самим американским кинематографистам тесно стало в морально-нравственном плену. Кодекс Хейса был отменен, а может, оставлен до лучших времен, как старое, но действенное оружие по прошивке и промывке мозгов. Ну а в 2011 году Путин предложил вернуть в наше кино этические нормативы. Вот эти самые, из цензурного кодекса времен расцвета тоталитаризма.

Что тут скажешь? Хочется повторить за Белым гоблином: «Чем ублюдочнее и порочнее режим, чем губительнее он для государства и народа, чем больше он испортил и сожрал, тем сильнее он начинает печься о том, что называет моральным здоровьем нации. Курение, поцелуи, короткие юбки, неправильные стрижки, бранные слова, любые слова. Глупое, скабрезное, страшное, смешное, грубое, откровенное, настоящее. Секс, насилие, деторождение, правда. Все, что составляет жизнь. Потому что они ненавидят жизнь!» (с) Впрочем, рано или поздно подобным образом начинает действовать любой режим: властям вдруг приходит в голову подправить мораль и нравственность новых поколений, поскольку старую собаку новым фокусам не выучишь — а недопесков еще очень даже можно…

И начинается очередная байда на тему поддержания «вечных ценностей» — вялых, дисфункциональных, словно хуй наркомана — сотнями загребущих лапок. Издательские и кинематографические проекты рекой текут, младоаффтары сбиваются в поцреотические стаи, мэтры благословляют своим присутствием ханжеские сборища, а молодежь, с плакатами рея, сеет доброе-вечное, не заботясь о том, насколько оно разумно.

Есть в этой суете нечто от поведения подростка, переживающего половое созревание. Тинейджер так же пытается скрыть свои физиологические реакции и притвориться, будто лиминальность, переходное, пороговое состояние — для слабаков. Дескать, у таких, как он, крутышек всё происходит без мучительного перехода, без неопределенности и несоотносимости ни с какой системой, без подвешенного состояния вне иерархии и вне общества. Да когда ж вы поймете-то: переходный период, пограничное, кризисное, дискомфортное зависание есть точка роста? Через него входят в реальный мир, а не в ад проваливаются. И страх взросления, страх реальности — он детский, жалкий, свойственный именно слабакам, а отнюдь не крутышкам. Смелые люди жизни не боятся.

Жизнь мстит тем, кто ее ненавидит и боится, мстит беспощадно. Ханжам сдачи дает — десятилетиями не отдышишься. Стоит в дамбе из догм и кодексов образоваться дырке размером в палец, и в промоину тут же хлынет все, что стояло миллионами, миллиардами тонн по ту сторону плотины. Стравливая правду помаленьку, мы можем усваивать ее порциями, встраивать в свой образ мира, меняться и социализироваться. А когда правда накрывает, словно цунами — поздно пытаться подстроиться. Остается терпеть и надеяться собрать осколки себя прежнего, разбросанные по всему руслу информационного потока.

Нечто подобное с удручающей неизбежностью случается как в жизни индивида, так и в жизни социума. Многие из нас еще помнят прошлый кризис ханжества — причем не в масштабах собственной личности, а именно в государственных.

Сперва на бедные зрительские головы выливается слишком много правды, однако проблема не в ней. Это, можно сказать, прелюдия, теплая ванна и освежающий душ. Следом хлынет лахар, грязевой потоп современных мифов. Мы — публика — уже пережили подобное в 90-е. Когда молодая бровастая мутная дрянь, сменившая старую бровастую мутную дрянь, создавала нам со страниц и экранов комплекс силы. Достойная замена апотропному мышлению, отвращающему беду. Тому самому, что веками угодливо зовет фурий эвменидами («благосклонными»), а эльфов — добрым народцем.

Очередная мутная дрянь своего добилась — страна оценила открывшиеся возможности и замлела в откате от пропаганды социалистических ценностей. Каковы же оказались новые ценности? Были ли они демократическими? Гуманистическими? Прогрессивными? А вот хрен. Феодальными они оказались. Причем отнюдь не времен средневекового Возрождения и тем более не Возрождения, последовавшего за средневековьем. Это оказались ценности военного, разбойничьего, мародерского времени. Конец века, кичившегося своим гуманизмом и полным отказом от рабства, оказался именно таков.

Следующий век расщепило на декларативную идеологию и на ее юнговскую Тень, не записанную ни в каких манифестах. Новое ханжество спешно пытается выстроить новую плотину, отгораживаясь от последствий… А вот последствий чего? Вопрос.

С одной стороны, это никак нельзя назвать последствием душа из правды, которым нас окатило в 90-е. Все откаты в виде отрицания, гнева и романтизации нами уже пройдены. Old news, как говорят журналисты. С другой стороны, кроме откатов — реакции быстрой, призванной уравновесить чрезмерность открытий и предотвратить крушение образа мира (ага, как же, предотвратишь его), существуют и долговременные реакции. Как то: аномия, дисфория, магическое мышление[*]. Обновление национальной (а то и мировой) культуры с новыми, неизвестными опциями, настройками и недружелюбным интерфейсом. «Страна умирает, как древний ящер с новым вирусом в клетках». О чем нам и сообщает ноосфера посредством современного искусства. Против какового СИ (во всех смыслах данной аббревиатуры) безуспешно борется кодекс Хейса и дельные, умные, не знающие азов культурологии политики.

Бедняжки. Очень вам сочувствую. Я тоже не знаю, что делать с аффтаром, глубоко понимающим эту подлую факин-жизнь в свои «вокруг тридцати». Не знаю, как писать-то про него, живущего с родителями после окончания университета и с горечью недостижимости живописующего жесткую еблю, мелену[*] и метадон. Писать так, дабы аффтар понял, что его панический писк: «Я не хочу жить в этом мире, мама. Мама, забери меня отсюда. Хоть кто-нибудь, забери меня отсюда!» — это ни разу не литература. Да и возможность получить Букера за романы в духе сердитых молодых людей даже у нас давно накрылась женским медным тазом. Чай не прошлый век.

Однако есть, есть в земле русской мастерапера, считающие, будто мелена — годное имя для главгероини. Для них-то и устраиваются конкурсы-фестивали «Ебаный стыд десятилетия», хотя стоило бы слить все эти мероприятия в одно большое мероприятие «Заведи себе тульпу[*]«. Наивысшее достижение с точки зрения современного масс-искусника: найти себе удоболюбимого партнера, вылепить его из живого человечка или хотя бы выдумать. И развлекательная литература вовсю подталкивает нас к обретению удоболюбимых людей и миров. А имеющуюся реальность следует задвинуть так, чтобы не отсвечивала даже на заднем плане.

Мне лично в этом расколе, расщепе, диссоциативном расстройстве культуры видится кризис амбиций — самый обыкновенный, какой случается у любого индивида лет в двадцать пять. Правда, в масштабах государства.

Ведь молодость — время не только прыщей и гиперсексуальности, но и магического мышления. Гипертрофированная вера в силу слова, в силу мысли, в силу воображения (проистекающая, как правило, из обычной лени). Высокомерие неуверенного в себе человека, сопровождающееся категоричностью — в нем обыватель удовлетворяет свое стремление к смуте. Тут вам и создание тульп и шедевров на ровном месте, на котором, как говорится, и чирей не вскочит — и переоценка ценностей, поскольку на носу окончание казавшейся бесконечной учебы, полный аллес капут в плане жизненного и профессионального опыта. Какой кодекс Хейса справится с кризисом взросления у целой страны? Какая цензура закроет брешь в плотине, когда плотине вышел срок — и чтобы жить дальше, ее надобно снести и впустить в себя взрослого человека, чуждого магическому мышлению, нормального до отвращения?
________________________________________________________

поделиться:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • Одноклассники
  • Blogger
  • RSS
  • Блог Li.ру