Давненько я не брал в руки шашек. В том смысле, давно не было разбора произведений, достойных литературной премии Дарвина. Издатых, тем не менее, на бумаге, все честь честью. Меня периодически спрашивают: ну зачем вы это читаете? Вопрошающих почему-то не удовлетворяет ответ, что:
а) фико- и самиздат-писево бурным потоком протекает в литературу, захватывая все новые сферы влияния и вытесняя сколько-нибудь оригинальные идеи,
б) кто-то должен разбирать популярные опусы по гамбургскому счету, без скидок на «это же развлекательная литература для детей и подростков»,
в) авось начинающие авторы, читая мои злобные псто, поймут, что это и не развлекательная, и не литература, и отвратят лице свое от подобных образцов,
г) читатели не видят масштабов уничтожения их литературного вкуса, поскольку над ними проводят эксперимент вроде «Третьей волны».
Вопрошающие, очевидно, жаждут более эффектных причин. Чего-нибудь вроде признания, что сызмальства я мечтала печататься в «Вафле», да вот беда — этот бич божий родился куда позже меня. И пришлось, давя свои красивые порывы, читать нудную классику.
Увы, ничем не могу помочь любителям признаний и разоблачений. Самой действенной мотивацией для жестоких разборов вафлепродукции является тот факт, что книгоиздат уже не первое десятилетие ориентируется не на читателей, а на покупателей. И авторов, соответственно, отбирают по виртуальному рейтингу. А поскольку наиболее активные рейтингоделы — существа безмозглые, то и образцом формата давным-давно стала серость и сырость как она есть. На этой почве и растут новые поколения читателей. Мне не нравится подобная тенденция.
Современная фантастика представляет собой штамповку, конвейер лего-сеттингов и лего-образов, на фоне которых даже непрофессиональные попытки самовыражения смотрятся свежо. Однако стоит МТА попасть к издателю в лапы, как с него всю свежесть сдерут, словно пух с персика, и втиснут в рамки валового производства.
Откроем любимое публикой нечто и сыграем в угадайку, которое из фэнтезийных клише, положенных по разнарядке, всплывет первым.
Ткнув пальцем, открываю «Наследница драконов. Тайна принцессы» Надежды Кузьминой. Один эпиграф чего стоит: «Честь дороже золота. Ибо честь не продается. Свобода тоже дороже золота. Ибо не покупается». Пафосно и лживо. Честь запросто продается, если за нее дадут достаточно, да еще прижмут шантажом. И свободу купить нетрудно — заплатил выкуп и свободен. Весь вопрос в количестве золота. Не знать такие вещи писателю — то есть человеку, который так или иначе претендует на звание инженера душ — по крайней мере странно. Аффтар не смотрит новости? Не читает прессу? Не знает о существовании криминалитета? Значит, его произведение — пустые фантазии далекой от жизни графоманки. Что ни разу не тайна.
Ну а критику, начиная с эпиграфа, остается только ставить галочки в списке востребованных штампов. Галочек предвидится много.
История начинается с нежданчика: оказывается, детство принцессы было трудным, но многообещающим. Ой, да что вы говорите! Один из самых распространенных штампов — пацанка, делающая гадости фрейлинам и сбегающая от розог: а) на дерево в саду; б) в конюшню к любимому коню; в) на чердак замка-дворца-поместья; г) в пыточные подвалы — чего далеко бегать, все равно поймают и отхолят плетью.
Во первых же строках нам дают понять: принцесса — пакостница, которая гнобит людей, но любит животных. Желание делать гадости придворному люду просто обязано внушить симпатию к героине. Есть у меня подозрение, что эта симпатия произрастает из детской-народной зависти ко всем, кто занимает видное положение, получает приглашения на балы и отличает устричную вилку от десертной. Как человек, лишенный столь распространенного чувства, я не испытываю ни малейшей приязни к шкодливым королевским особам.
Как-то в детстве, спасаясь от заслуженного наказания за то, что подлила во флакон одеколона любимой дядиной фрейлине синих чернил, а та побрызгалась из него, собираясь на бал, я спряталась в деннике грозы конюшни — злющего вороного Тайфуна.
Я больше сочувствую фрейлине, для которой балы и приемы — главная радость в жизни, а то и способ немного приподняться по иерархической лестнице. Может, потому, что, в отличие от аффтара, я читала о смертельных придворных интригах и быте, который у мелкого дворянства не слишком отличался от быта простых слуг: общие комнаты, ранняя побудка, не слишком обильный стол, муштра и железная дисциплина. За малейшую провинность — в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов. Или замуж за вдовца с семью детьми из того же Саратова. Единственный способ улучшить свое положение — стать чьей-то фавориткой и плясать на балах, пока пляшется. Ну или пока тебя не возненавидит ее (его) высочество.
Исторические реалии могли бы развеять туман невежества, царящий в аффтарской голове. Могли бы, но не развеяли. Н.Кузьмина радостно переходит к следующему штампу — к рассказу о том, сколь тяжела жизнь принцесс.
Я держалась за его гриву, обнимала шею, гладила атласный бок и говорила, говорила… Рассказывала о своей жизни в замке, о том, как скучаю по погибшему на войне отцу и по маме, которая умерла, когда я была совсем маленькой. О том, что меня учат только вышиванию, этикету и танцам. А то, что мне на самом деле интересно — владение оружием, книги и магия — строго запрещено. Так повелел мой дядя-опекун.
Каков подлец! Повелел дать девушке стандартное воспитание, необходимое и достаточное для будущей производительницы наследников трона. Видимо, просек: эмансипированной принцессе неизмеримо сложнее социализироваться в отведенных для нее рамках. Поскольку хорошее образование, достойное мужчины и будущего монарха, а не брачного товара и племенной кобылы, наделило бы девицу ненужными амбициями. И неизвестно, как повела бы себя юная мечтательница, когда политические нужды страны привели бы ее к алтарю и заставили прогнуться под еще более жесткие рамки, нежели молодежная вольница. Чем, собственно, и заканчивает всякая принцесса, став королевой.
Однако Н.Кузьмина предупреждает читателей, что пишет позитив: «в жизни и так много негатива» (с). Поэтому к черту негативные и скучные реалии! За дело берется МАГИЯ — апробированная фэнтези-НЁХ, оправдывающая и скрепляющая собой любой картон и трупы обоснуев. Нам намекают, что мелкая шкода не так проста, как кажется:
— во-первых, в ней рулит и жжет бурлит и крепчает кровь драконов — а раз кровь драконов в наличии, значит, быть ей единовластной королевой, победив всяких там регентов (и не спрашивайте меня, почему);
— во-вторых, главгероине снятся Сны (с большой буквы), от которых юное дево не передать, как похорошевши (чтобы от кошмаров флэшбеков да не похорошеть? такого в фэнтези не бывает!).
Кстати, после того, как мне стали сниться Сны, дворцовые лестницы в сотни ступеней длиной перестали быть для меня проблемой. Я могла ласточкой взлететь на надвратную башню, куда вело триста истертых крутых ступеней. А Лана говорила, что девичество мне на пользу, и что я расцвела, как весенняя роза, такой у меня на щеках нежный румянец. — Девичество ей на пользу? Какой-то странный смысл видится мне в этом заявлении.
После чего аффтар переходит к следующему штампу — к вакханалии описаний. Описание того, как выглядит тот или иной персонаж — наркотик, на котором сидят практически все МТА. Оно врывается в текст на белом слоне, трубя и плюща повествование в блин. Надо вам оно или не надо, а получите не только принцессу со всем ее хаером (естественно, до колен) и гардеробом…
На мне была та же батистовая рубашка, в которой я легла спать. Та самая, из которой я давно выросла, поэтому она и доставала только до колен, а не до пят, как положено по этикету ночному наряду юной леди благородных кровей, и с которой я наотрез отказывалась расстаться, потому что в ней была, когда меня обнял и поцеловал уходивший в свой последний поход отец. Зато расчесанными на ночь волосами гордилась бы любая принцесса — русая грива длиной почти до колен, отливавшая рыжиной в солнечном свете, покрывала меня плащом. Жуткая обуза эти волосы, но ведь так красиво.
…но и какого-то лошака, простите, оборотня-единорога, в человечьем теле неизбывно прекрасного.
В кустах мелькнуло светлое пятно. А потом оттуда вышел парень — длинноволосый высокий блондин в серо-голубой тунике и замшевых бриджах до середины икры. Босой. На вид лет девятнадцать — двадцать. Он был нереально красив — придворные леди млели при виде нашего капитана дворцовой Гвардии, но Алан этому блондину и в подметки не годился. Прекрасный стройный незнакомец подошел к бревну, улыбнулся и устроился рядом со мной. Я вытаращенными глазами смотрела в глаза цвета темных сапфиров, вспоминая, что по этикету воспитанные девушки не ходят с отвисшей челюстью.
Слабину дает не только челюсть, но и мозги. Лошадёборотень сливает информацию, что регент намеревается захватить власть, женив на знатной засоне своего непривлекательного сына. Новость о заговоре не вызывает у девицы никаких стоящих идей и планов, как бы избежать нежеланного брака. Вместо этого она каплет слюной на стати своего, гм, кавалера.
Наивный блондин встал и протянул мне руку. Я помедлила, разглядывая изящную тонкокостную кисть с узким запястьем и длинными пальцами. Знал бы он, о чем я думаю! Во-первых, мне ужасно хотелось посмотреть на него без туники. А что, справедливо! — он каждую ночь пялился на мои коленки, а сам удрал превращаться в кусты и вышел уже одетым.
И это в четырнадцать лет! Ну, почти в пятнадцать. Затем принцесса предлагает своему жеребчику переодеться пастушкой и прийти в опочивальню девушкой и посетить ее дворец уже не в Снах, а в реале. Мда, похоже, с воспитанием и благонравием принцессы дядя-опекун пролетает. Стоило симпатичному малому подойти поближе — и понеслась душа в рай. Тпррру! — говорит аффтар, понимая, что для постельного дерби еще рановато (а то роман закончится, не начавшись). Пусть для начала прекрасный оборотень проведет экспресс-обучение главгероини всяким полезным вещам. Прокачка перса — это уже не просто штамп, это СВЯТОЕ, как и МАГИЯ.
Создатель сеттинга вам в помощь: по его воле малолетка становится гением-самородком, вникавшим в экономику, логистику, военное дело и юриспруденцию лет эдак с десяти.
Тайный ход проходил за стеной зала Заседаний, позволяя отлично слышать и с нескольких точек видеть всё происходящее. Я уже четыре года незримо присутствовала на каждом Совете, вникая в вопросы управления страной, в переговоры о пошлинах и податях, в споры о комплектовании пограничных гарнизонов и назначении городских судей, о сословных привилегиях и дележе доходов, поступающих в казну.
