Сезон обострений у психически нестабильных начался, поздравляю. И сразу же одна френдесса (уже бывшая и забаненная) принялась мне объяснять, как правильно готовить некий мексиканский суп, да в таком тоне, будто она мне свекровь. Мексиканская. И ведь не первый раз хамит, но раньше я не спорила — зачем впустую спорить насчет мексиканских блюд с тем, кто живет в Мексике и ест местную пищу? Ну и обвыклась, видать. И начала воевать с кухней текс-мекс (так называются мексиканские блюда, которые готовят и подают за пределами Мексики) в моем журнале. Нет, чтобы пойти посраться с теми, кто ставит нечто подобное в викихау или на фидфид — надо прийти ко мне и объяснить в тоне строгой свекрови, как готовить посоле, который совсем не то, что позоле.
В чужом журнале какое-то чмо прицепилось, защищая уродливейшие изваяния (см. фото к посту и ниже), сфотографированные даже не мной, а автором поста как уродливое изначально, а не как обветшавшая красота. Дескать, тридцать лет назад они были красивы, заткнись, дура-баба. Вот это было красиво? Разве что на фоне юзера, их защищающего.
Замечу, что я сроду с защитником этих угробищ не разговаривала, с чего его на амикошонскую беседу пробило — непонятно. Два бана за полчаса.
Такое чувство, что у провинциалов в определенный момент просыпается диковатое чувство гордости — у кого за неподражаемый местный суп, на базе коего в разных местах сто вариаций подают, у кого за кошмарные статуи, которые якобы были красивы тридцать лет назад. Время от времени я выкидываю подобных особей, гордящихся родными специалитетами, из своего ЖЖ и раздаю им люли в чужих. Провинциальное ЧСВ — оно такое, больное, с рецидивами и воспалениями. Нечем тебе гордиться лично, отдельно от города, сообщества, песочницы — возгордись сгнившей детской площадкой в родном городе или супом из обработанной известью кукурузы.
Ладно, ладно, хочется тебе наследием предков, словно жупелом, махать — маши, кто тебе мешает. Но сохраняя какие-никакие остатки адекватности и способности взглянуть на предмет обожания со стороны. Если не подновлять не то что деревянные болванки в детском городке, но и каменные здания, за тридцать лет и краска облупится, и декор посыплется, и вид перестанет радовать глаз. Однако, если хамить всем, кто имел несчастье заметить очевидное (а именно не радующий глаз вид), от хамства «зощитнега» прогрессирующая руина не перестанет быть таковой.
Между тем проще простого меня, избалованную столичным житьем-бытьем, а также видавшую более чем кошмарные образцы городской скульптуры (у кого в городе семейка Рукавишниковых и Церетели карт-бланш получили?) поправить без хамских замечаний: это, дескать, был красивый детский городок, но давно, очень давно. А указывать незнакомцам, что им надо, а чего не надо, могут только существа с запущенным, не леченным пиздюлями быдлизмом. И вопрос получения ими люлей всего лишь вопрос времени.
Так же и с «национальной кухней», которая имела другое несчастье — стать популярной. Предки готовили это блюдо одним образом, потомки — другим, а рестораторы — третьим. Потом, когда рестораторов стало много, они разъехались по миру, после чего вариантов блюда стало штук сто, а может, двести. Вы когда-нибудь читали срач на тему «Как правильно готовить борщ единственно верным способом»? По мне так любой участник такого срача — идиот. Если у блюда сто разновидностей, единственно верный способ его приготовления растворился в далеком прошлом. В общем, к тому же супу можно было приебаться повежливей, без тона «не знаю як, но не так».
Сколько я таких постов про сетехамство написала — мануал составить можно. Но каждое хамло считает, будто в порядке вещей глядеть-глядеть на меня, да однажды и разродиться комментарием, от которого глаза на лоб лезут: ты там не охуел ли, часом, юзернейме?
Но вернемся к нашим баранам, блеющим про гордость их бараньих палестин, что бы эту гордость ни представляло. Не токмо супом и барабашками едиными горд провинциал.
Есть у нашей мало на что годной интеллигенции некое поветрие — поиск дворянских предков. Пошло оно с рубежа XX-XXI веков. Время от времени кто-то обнаруживает, что он потомок дворянского роду, а не простого народу — и понеслась душа по кочкам. Я понимаю, когда семья бережно пронесла через революции, войны, репрессии и «советизацию» фамильные традиции, архивы, легенды, да хоть несколько памятных вещиц — словом, что-то сделала для сохранности имени и проч. В этом случае наследник может гордиться собой как частью этого самого рода. Но когда ты, будто последний манкурт, прожил жизнь, не зная, каковских будешь, а потом вдруг ощутил себя дворянином-раздворянином — это, как правило, выглядит смешно. Особенно если жизнь воспитала тебя волчонком-беспризорником или мелким жуликом, готовым обворовать родную мать. Тоже мне, отцы русской демократии…
У наивных выразителей общественных настроений в в лице фикеров-йуноаффтаров сплошь и рядом приходит Гарепотыр в банк к гоблинам, льет свою кровушку на артефакт — и опа! — оказывается наследником родов пяти-шести, от Слизерина до Мойдодыра. И наследий-то магических у него шесть, если не двенадцать, и сейфов столько же, и в каждом по миллиону галеонов. Если не по миллиарду. Выращенный в подвале забитый ребенок берет всю эту красоту и… начинает ею распоряжаться разумно и профессионально. Не всякий взрослый поймет, что ему со всей это знатностью и бохайством делать — но он же не Поттер, модель улучшенная, апгрейденная.
Затем Гарри в свои тринадцать мальчишеских лет просекает многоходовую аферу Дамбльдора и спасает чистокровную Англию от уничтожения мерзавцем-дамбигадом руками полукровного быдла. Прямо мечта юнкера о массовых расстрелах красной сволочи. Вот только юнкера, бедные мальчики, за свои идеалы погибали в реальном жестоком мире, а фикеры в тепле и безопасности валяют сусальную ахинею, подменяющую собой какое-никакое знание и понимание исторических реалий.
Неудивительно, что у нас и вместо исторического романа сплошная развесистая клюква с засильем картошки в эпоху Ивана Грозного: уже не первый премированный тем и сем аффтар пишет про картоху на Руси XVI века — то провинциальная журналистка Колядина в своем дебильно-безграмотном писеве картошечкой героев осчастливит, то у гражданина Гигиенишвили Гиголашвили Грозный вещает про картоху в мерзлом погребе… Чтобы знать матчасть, а через знание оной приблизиться к пониманию эпохи, надо читать, милые, читать пусть не архивы (на это вас точно не хватит), то хотя бы монографии. И в первую очередь — монографии о сословном поведении, самоощущении и быте. Не то кокошник с высокой груди в ваших опусах начнут снимать не только боярышни, но и бояре.
Признаюсь, я и сама встречала немного людей, которые знали, нафига Томас Малори написал «Смерть Артура». Звон об этой книге слышали и историки, и филологи, и искусствоведы, они охотно хвастали своим знанием артуровского цикла. Хотя мотив автора изложен в предисловиях к книге, его остается только прочесть: время написания произведения Малори было временем аномии, многие аристократы разочаровались в кодексах чести, эпоха клонилась к закату, а общество — к формированию мещанства и мещанского образа мыслей. Томас Малори спасал английскую знать от загнивания. Спасти, конечно, не спас, но в вечности остался. А заодно заложил основы нового кодекса чести.
Нынешние же аффтары об аристократии пишут так, как будто вначале было Слово, потом — Палата лордов, где заседали аристократы, кои с веками не менялись, потому что аристократа совершенствовать — только портить. Короче, был этот класс незыблем и был он всегда.
Читать хоть те же «Записки Ф.Ф. Вигеля» или «Знать» Марка Блока рассуждающим о сословной динамике в лом. Сказка прелестнее! Особенно если вспомнить, что слово «прелесть» в старину значило «соблазн, искушение». Вот и пишут сказки про некую сферическую аристократию в вакууме, которая никогда не поднимала свои земли и положение в обществе за счет подавления и ограбления соседей, никогда не разочаровывалась в дворянских кодексах чести и никогда не оказывалась в кризисе и в долговой яме.
Естественно, от таких прекрасных предков оставалось наследие. Наследие тоже было сферическим в вакууме и превращало распоследних Гарепотыров (которым, если судить по условиям раннего детства, светило ЗПР и полдюжины хронических заболеваний от недоедания и семейного насилия) в распрекрасных принцев с косою до пояса (разумеется, первыми отрастали волосы) и сверхспособностями в каждой части тела. При этом чувствовалось, что создатель удачливой версии Мальчика-который-выжил-и-получил-наследство испытывает тоску по наследию предков, недоданному ему лично. Вот был бы у аффтара такой банк, который сохранил бы наследие предков нетронутым лет стопицот…
Мысль, что аффтар получил бы гору хлама, у начписа не возникает, хоть, предположительно, он и видел на витринах исторических музеев реальные артефакты — страшненькие, корявые, покоцанные временем, ветром и водой, неузнаваемые. И менгиры-дольмены-кромлехи, и развалины старых замков видел: «где стол был яств, там гроб стоит». Может, там тоже вокруг замок был и стол ломился. При столь обширных познаниях нетрудно представить: древности — они все такие, никакого тебе изячества, грубо тесанное нечто; и реставраторам приходится немало потрудиться, чтобы публика разобрала, кто тут кельт, кто кельтова дочка, а кто кельтов бог с вот такенными рогами. Однако — не представляется. Слова «наследие предков» имеет поистине магическую власть над мозгами. Особенно над крошечными мозгами.
Неудивительно, что взращенные на подобной благодати йуные аффтары искренне ценят генетические древа предков своих, даром что предки те давно почили, а в наследство оставили разве что наследственные болезни. Еще хорошо, что сифилис — болезнь инфекционная, а не генетическая, «почитающие наследие» и ею бы гордились.
Ну хорошо, сказочки сказочками, а эти-то, вышеупомянутые сетевые зеки и мексиканские кухарки, они-то с какого бодуна почтением к наследию болеют? И порой не к своему, а к городскому или национальному, тоже либо попорченному, либо сильно измененному временем? Что они пытаются доказать, хамя совершенно левым людям, впервые увидевшим это так называемое наследие? Что хотят продемонстрировать? Понятно, если зекам-кухаркам их собственная родня в кухне на ногу наступила и в суп наплевала, теперь надобно стравить агрессию в Сеть; интернет подобным существам служит не то унитазом, не то плевательницей. При этом всякий, кто их дурные привычки назовет прямо, без эвфемизмов, дуростью и хамством, получает звание диагноста по аватаре. А сами они, разумеется, были и есть защитники наследия. От порочащих добрую славу местных специалитетов.
