В прошлом и более раннем постах зашла речь о написании подложных рецензий. Ну а как еще это назвать? В первую очередь мошенники этого разряда решают для себя, каким образом можно запудрить мозги заказчику (на читателя им наплевать и всегда будет наплевать): через суемудрие, блядословие, истерику или дидактику? Каждый способ имеет свои преимущества. Есть тонкие (с корабельное бревно) манипуляции общественным мнением: мы-то, критики, знаем, отчего вам не нравится этот аффтар!
1. Вы завидуете его успеху — его, в отличие от вас, печатают, награждают и оплачивают! Почему, интересно, никто из любителей подобной аргументации не упоминает зависть к таланту? Всегда речь о том, что объект критики печатают и награждают. Такожде в ход идут суммы гонораров и премий, перечисление мест публикации и даже мест награждения — Красная площадь там, ЦДЛ, банкетный зал шикарного ресторана… Но отчего-то никогда сторонники теории «вызавидуете» и «спервадобейся» не скажут про Божью искру или, прости Господи, магму первотворения (что это такое, спроси у О. Баллы — только обаллы понимают, что такое эта самая магма). Может, потому, что в душе у «успешных» ничего такого не водится?
2. Вы необразованное быдло, которому подавай в искусстве исключительно быдляцки-скрепное: гетеросексуальность, мужское доминирование над женщиной, патриотизм, крымнашество, пропутинские лозунги и прочую дикость! И если автор отзыва вместе с дамским рукоделием не раз жестоко критиковал мужское рукоблудие, то этого конные активисты толерантности не замечают — и весьма старательно. Так же старательно, как либеральные бессребреники не замечают, что от ненавистного им критика и патриотам достается. Короче, любую критику ТЕКСТА легко можно превратить в критику ВЗГЛЯДОВ — даже если ничего такого в отзыве не было, да и рецензент демонстрирует полное пренебрежение к либерально-сексуально-политической ориентации писателя…
«В начале 2020 года в АСТ выйдет антология современной русской литературы «Без дна», собранная оппозиционным издателем Илья Данишевский и Екатерина Писарева. В сборник войдут тексты… (далее джентльменский набор Сальников-Васякина-Рымбу — И.Ц.). Недавно встретилась с Ильей и попросила его спрогнозировать читательскую реакцию на выход книжки. В ответ получила набор штампов про рифму, депрессивность, лесбиянок и Беслан; от этого и оттолкнулась», — пишет бесхитростная, как голожаберный моллюск, журналистка. Ее без затей запрограммировали написать, что этот сборник могут ругать лишь нетронутые цивилизацией гомофобы, стереотипно мыслящие обыватели, позитивные живчики модели «говно с моторчиком», а хвалить лишь тонкие, высокодуховные натуры. После чего дево послушно кивнуло головенкой и пошло выполнять «психологическую закладку». Одно удовольствие работать с этим неискусственным неинтеллектом!
Также хорошее программирующее влияние на неискусственный неинтеллект, читательский и журналистский, оказывает что-нибудь бессмысленно-взаимозаменяемое. Подобные характеристики дивным образом подходят ВСЕМУ. Их основной смысл несложен: аффтар находится в глубоко личных, почти интимных взаимоотношениях с Богом, практически беседует с ним по «вертушке», сливается в экстазе Св. Терезы и вообще стоит над миром.
Прилепить такое: «В этих стихах, звучащих из позднего культурного состояния, чуждого очарованиям и эйфориям, полного горькой памятью о поражениях (не личных, не исторических — крупнее: рода человеческого, человека как предприятия), парадоксальным (ли?) образом чувствуется не успевшая застыть магма первотворения. Всё, о чём тут говорится, происходит в области, где конец и начало смыкаются — и не вполне отличимы друг от друга» можно к чему угодно. Очень практичный фасончик.
Вышеупомянутые строки Ольга Балла выплеснула в очередной обзор о творчестве эстонской поэтессы. Пишущей, замечу, столь же поразительные по мутности стихи:
«но это общее дыхание
синхронизированное мерной поступью
иногда оборачивает землю
необъяснимым страхом
как невидимыми частицами
летящими в указанном направлении
сквозь еще пульсирующие тела»
По мощам-то и елей…
Псевдокритику любят «мастера мути» вроде Баллы, Вежлян, Пустовой, Погорелой. «Магма первотворения» и «экзегетика искусства» у них буквально из ушей течет. Хотя под нагромождением терминов неизменно обнаруживается… Да ничего не обнаруживается. Даже пустота — это что-то, что не проваливается под тяжестью словесного мусора. А тут мусор и мусор до самого дна.
Следующая метода — пересказ. Тупой, нехитрый спойлер по типу шапки к фанфику. Публика должна знать, про что читает! «Когда мне эту книгу привёз курьер, я в общих чертах уже знала в чём там дело из аннотации и нескольких рецензий…» — начинает рецензент. И продолжает пересказом, который запросто можно составить из читанных ранее аннотаций и рецензий: «За эту услугу девушку вернут на землю (авансом), кроме того, на кону жизнь и сохранность её отца-шахтёра. Правда, есть сложность: жертв нужно доставить к месту жертвоприношения, а это не прям в поселке, а в лесопосадке неподалеку. Героиня – хорошая девочка, она подходит к заданию со всем тщанием. Героиня влюблена в человека с комичной (и не оставляющей шансов) фамилией Тетекин, одного из топ-менеджеров угольного предприятия. Вообще, имена-фамилии-родственники, вся эта домовая книга привычек и странностей, включающая географию посёлка, в котором проживает две тысячи человек, дана с обстоятельностью кадровика и осведомленностью соседа». Орфография и стилистика аффтара рецензии. «Сохранность отца-шахтера» наше всё.
Уж не обессудьте, но читать книгу такого рода можно исключительно за деньги — вот какой вывод возникает у меня (а я опытный читатель между строк) после отзыва-пересказа. К тому же «обстоятельностью кадровика и осведомленностью соседа» мы благодаря творчеству Сальниковых-Охальниковых накормлены на сто лет вперед. И если вместо сколько-нибудь интересной фабулы мне предлагают стопицот героев со всем их гардеробом и трудовой биографией, я, пожалуй, откажусь.
Однако некоторые критики уже поняли: если пересказ сюжета, да и сам сюжет рассчитан не на фикридера, а на какую-то боле хитровыделанную сволочь, надо растворить то, чего нет, в эмоциональной турбулентности:
«На всём протяжении чтения этого сборничка меня не оставляло чувство беззащитности этих стихов, – намеренной, так и хочется сказать – отважной беззащитности: как бы выставляя напоказ неловкость своего героя и в бытии и в его выговаривании, подчёркивая его бесприютность (в которой и сама родная речь – «без прописки»), иной раз даже как будто акцентируя беспомощность говорящего – и его слова – перед бытием и собственными задачами («моему уму / не даются карты его истоков»)… Говорящий говорит тут не просто из ран, но изнутри принципиальной травматичности».
«Истерику бы!» — подумала Марыськина — и да-ла! Разговорчивые раны, принципиальная травматичность, единение с богом и прочая хурма, то бишь эклектичное объединение нескольких приемов в одну статейку. Чего ж не объединить, ежели объединяется? Так, например, работает г-жа Курочкина, живой пример критической эклектики.
Этап первый. «Ах вы тупое быдло!»
«Самой частой читательской претензией к автору «Финиста» стала историческая недостоверность различных деталей повествования. В первом приближении подобный упрек автору художественного текста выглядит комично и вызывает желание назидательно рассказать что-нибудь хрестоматийное о природе художественной условности, но вряд ли стоит повиноваться этому импульсу. Если мы пристальнее взглянем на типичные отрицательные отзывы, инспирированные рубановским романом, то обнаружим, что в их основе лежит не только когнитивная наивность читателя». Да что вы говорите?
Прежде чем назидательно рассказывать о природе условности, может, объясните, зачем писатель Рубанов в своих интервью утверждал, будто описывает жизнь праславян века эдак третьего-четвертого от Р. Х., при этом все реалии беря из века одиннадцатого? Если пишешь о Гардарике — кто ж тебе мешает, пиши. А хочешь о великом переселении народов — «пожалуй будь себе татарин». Но ты уж разгребись, к какому времени относишь свой роман, а заодно и всю его художественную условность. И к критикам то же относится. Стыдно НАСТОЛЬКО не знать истории, чтобы считать условностью и «фолк-хистори» тупой перенос «хронотопа» на семь веков относительно обозначенного АВТОРОМ периода.
Этап второй. «Вы еще и гомофобы! И что еще отвратительнее — русские гомофобы!»
«Исследования антропологов показывают очевидную гендерную дифференциацию в типах устных повседневных рассказов, в системе которых мужские и женские жанры, с одной стороны, противопоставлены друг другу по стилю и интерпретации излагаемых событий, а с другой – тесно связаны и в своем противостоянии образуют целостную картину личного, социального и культурного опыта. Антрополог Ненси Рис, изучавшая русские повседневные разговоры в 1990-х, отмечала, что мужчины чаще использовали в речи жанры хвастовства, самовышучивания и повествований о хулиганских выходках, сексуальных похождениях и собственной маргинальности, опасности. В указанный период, по наблюдениям исследователя, подобная речевая стратегия являлась средством формирования маскулинности, противостоящей образу «правильной» (сдержанной и ответственной) мужественности, транслируемому дискурсом официальной культуры». Верно lemon-sole назвал это «использованием бредовых «штудий» заезжей «белой госпожи». Приехала, послушала, сделала всеобъемлющие выводы об этих ужасных русских… А по родным краям Ненси Рис никогда не путешествовала? Или сделать такой вывод ей позволили только о русских?
Этап третий. «Кручу-верчу, запутать хочу!»
«Здесь мы имеем дело с типологически близкой трансформацией, происходящей со сказочным текстом при переходе из устной традиции в массовую культуру. Все приметы этого процесса мы находим и в романе Рубанова «Финист – ясный сокол»: здесь и нетипичная контаминация сюжетов о чудесном супруге и змееборце, и условно исторический хронотоп, и рационализация фантастики (история летающего города, описание физиологии людей-птиц, образы Горына, старухи Язвы, Соловья-разбойника). Все эти трансформации служат своеобразному «переводу» знакомого сюжета на язык образов современных медиа, тиражирующих варианты упомянутых мотивов». А устная традиция у нас больше не массовая культура? Да и контаминация не бывает типичной, нетипичность — сама ее суть, ироничная или безграмотная, как в выражении «играть значение» или в шутке «Баба с возу — волки сыты». Также и хронотоп не бывает неисторическим, ибо он есть закономерная связь пространственно-временных координат, и по Ухтомскому, и по Бахтину…
