Трехголовый вообще-то человеколюбием не отличался. Кто говорит «мизантропия», а я говорю «гуманизм» — так объяснял он свой подход к общению. Население подозревало: драконий гуманизм носит откровенно гастрономическую окраску, а периодически находящая на Трехголового забота о человеке — не что иное, как забота фермера о гуляющем мясе. Словом, вся округа понимала: драконий интерес к человеку может оказаться слишком утилитарным, чтобы его пережить. Поэтому в логово к Трехголовому без приглашения и трефового интереса совались только совсем уж чокнутые.
Чокнутых, к сожалению, на свете много. Поэтому старый дракон в иные дни только и делал, что принимал гостей, нежданных и непрошеных. И неизменно жалел, что вкус человеческого мяса драконам не очень-то нравится. Примерно как людям — вкус рыбьего жира, сдобренного для пикантности перцем и хиной. Хотя, конечно, при малярии-анемии еще не так раскорячишься, вздохнул Трехголовый, наблюдая за выездом на Драконий утес очередного рыцаря. Рыцарь, как им, броненосцам, и положено, был весь в металле и в восторге от каждой заклепочки. Бряцая наушами, потряхивая назатыльником, посверкивая бехтерцем, доблестный воин вызывал непреодолимое желание дать ему в орало. Дабы прекратить шумовое загрязнение среды.
Решив не затягивать прелюдию, дракон цыкнул зубом и привычно поинтересовался:
— Тебя как звать-то, смертник?
— Полуэкт Полуэктыч, сын царя Полуэкта и царицы Полуэктовой! — гордо объявил свое имя рыцарь, а по родителям, видать, еще и принц.
То есть дурак вдвойне — по матушке и по батюшке: посылать наследника престола на съедение тому, кому и вкус-то принцев не нравится… Как они государством управляют с подобным отношением к кадрам?
— Значит, Ибн, — процитировал Трехголовый бородатую шутку, знакомую тем, кто на себе изведал: Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут. — Ну что, Ибн Полуэкт, раздевайся.
— Это еще зачем? — опешил наследник трона, явно младший и не особо ценный для рода полуэктова.
— Затем, что сегодня я добрый и жалостливый, — ухмыльнулся дракон. — Ты же не хочешь целиком в фольге, э-э-э, в доспехах запекаться? Учти, ты большой, печься будешь долго. До хрустящей корочки поджариться куда быстрей.
А разве мы не будем биться по законам ристалища? — хотел спросить несчастный Ибн, но вместо этого икнул от ужаса:
— Эак!
— Сын Зевса и Эгины, который нынче в загробном царстве судья? — дракон с трудом, но припомнил маньяка-справедливца, страдающего герпетофобией. — Он что, припрется душу твою судить?
При упоминании о загробных судьях Полуэктычу окончательно поплохело. Сколь ни был принц самонадеян и глуп, а некоторые слова понимал — ну очень избирательно. Однако, несмотря на узкий фильтр, смысл сказанного драконом понемногу доходил — и не сулил он, этот смысл, ничего хорошего.
— Издеваешься, змей поганый? — разжигая в себе злость, выпалил Ибн, стискивая рукоять чего-то железного, притороченного туточки, у правого сапога. — Дураком выставить хочешь?
— Тебя разве выставлять надо? — округлил наглые глаза горыныч. — Вроде ты и сам выставился нехило…
— Это они так хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном. — Из-за той башки, с которой царевич разговаривал, показалась другая, еще наглей и неблагородней. Куснула первую башку за гребень и поинтересовалась: — Меню обсуждаете?
— Пока не понял, — дернула гребнем первая голова. — Приветствие, междометие и истерику обсуждением считать?
— Ой, фу-у-у-у, — скривилась вторая. — Опять княжичи? Ты же обещал, мы их есть не будем — если только вся еда в мире закончится, даже суслики. Сколько можно, вторую неделю всё княжичи и княжичи, ни рыба, ни мясо, одни амбиции, да и те больные!
— Ну он же САМ пришел, — в голосе дракона появились странные вкрадчивые нотки. — Не надо лететь, охотиться…
— Жопа ленивая! — взвилась вторая голова. — Тебе бы лишь бы лапы разбросать, крылья сложить и жрать подножный корм! Вон бока какие отрастил!
— Это ты обжора. И растишь нам бока, пока я пытаюсь сесть на диету, — ядовитым голосом объявила первая.
— Это оно диета?
Когтистая лапа выдернула любимого царицына сынка из седла и потрясла им перед драконьим носом, точно бракованной Барби. Или Кеном, но тоже бракованным:
— В нем же сто кило невкусности! Если толстеть, так хоть из-за приличной жратвы, а не из-за… Тебя как звать? Полуэктыч? Не из-за полуэктычей!
— А ты попроси людей, чтоб тебе чего повкусней присылали: оленей, кабанов, ерофеича, кашки гурьевской — как себе, — все так же злоехидно посоветовала та башка, которая собиралась запечь царевича в фольге… то есть в латах.
Впрочем, Полуэктову сыну было не до диссоциативного расстройства драконьей идентичности: поняв, что Трехголовый отвлекся на споры с самим собой, незадачливый воитель выпростал ногу из драконьей хватки, пожертвовав при этом сапогом и одной штаниной, вскочил в седло — и давай бог ноги боевому коню!
— Удрал. — Старший прислушался к дробному топоту копыт. — Как думаешь, намек понят?
— Фиг их знает, полудурков, — вздохнул Младший. — Может, у людей не осталось ничего вкуснее рыцарей, королевичей, принцесс и прочей нахальной дряни. Может, планету захватили зомби-каннибалы. Мы же могли и апокалипсис проспать, как нефиг делать.
— Эй, а ты как думаешь? — Старшая голова пихнула среднюю, которая с самого начала отказалась участвовать в затее, пробормотав что-то насчет «ну люди, ну они же тупые-е-е». — Будут нам когда-нибудь хамон вместо царских сынков присылать?
— Утилизация королевичей не мой бизнес, твою мать! — рыкнула средняя голова. — И если мы не летим за нормальной жрачкой, то на ужин я съем одного из вас, долбоебы!
— Упс! А вот это уже серьезная мотивация… — шепнул Младший Старшему, разворачивая крыло со своей стороны. Старший согласно кивнул, расправляя перепонки.
— Бодрей, родимые! — поощрил их обоих Средний. — Все эти олени не поймают себя сами!
— Опять западные телеканалы во сне ловил… — обреченно вздохнули остальные головы.
Средняя голова шкодливо захихикала. Она собиралась еще долго терзать старшую и младшую цитатами из «Криминального чтива». Засранцам полезно выучить немного современной классики!
