Очередная часть поста, посвященная живым мертвецам, чей образ столь любезен искусствам. Причем разным, от изобразительных, мобильных и статичных, до вербальных, письменных и устных. Поскольку образ чего-то, что выглядит, как человек, ходит, как человек, крякает говорит, как человек (ну почти), но тем не менее человеком не является, затмевает по своей жути любую составную зверушку, у которой голова от птицы плохо координируется с львиной задницей. Вот и придумывает каждая культура себе образ живого трупа, накладывая разные ограничения на физиологические отправления и одновременно предоставляя нежити разные полезные сверхспособности.
Однако ходячие мертвецы дают пищу не только мифам-сказкам-легендам, но и реализму. Человек, утративший все чувства или только позитивные, Кай отмороженный, так и не спасенный никакой Гердой, всегда может рассчитывать на эмоциональный отклик аудитории. Его может узнать практически каждый читатель/зритель: у всех у нас были бесчувственные знакомые и/или близкие; а некоторые из нас и сами пережили моменты деперсонализации, некогда носившей красивое название «скорбное бесчувствие», «анестезия долороза».
Итак, первый путь создания живых мертвецов.
Анестезия долороза, она же скорбное бесчувствие, она же деперсонализация — расстройство самовосприятия. При нем собственные действия воспринимаются как бы со стороны и сопровождаются ощущением невозможности управлять ими. Деперсонализацию подразделяют на:
— аутопсихическую (нарушение восприятия своего «Я»),
— аллопсихическую, или дереализацию (нарушение восприятия внешнего мира),
— соматопсихическую (нарушение восприятия своего тела и его функций).
Основные симптомы:
— ощущение частичного или полного исчезновения (стирания) черт своей личности,
— исчезновение так называемых «тонких эмоций»,
— приглушение или полное исчезновение чувств (эмоционального отношения) к близким,
— окружающая обстановка кажется «плоской», «мертвой», или воспринимается притупленно, как бы через стекло,
— притупленное цветовосприятие, окружающий мир «серый», «бесцветный»,
— отсутствие или притупление эмоционального восприятия природы,
— отсутствие или притупление восприятия произведений искусства, музыки,
— ощущение отсутствия мыслей в голове,
— ощущение отсутствия или снижения памяти (при объективной ее сохранности),
— в некоторых случаях все вокруг может казаться совершенно незнакомым, впервые виденным,
— притупление простых чувств, таких как чувства обиды, злобы, сострадания, радости,
— отсутствие самого понятия «настроение» (настроения как бы не существует), причем появление плохого настроения говорит об улучшении состояния,
— ощущение своего тела как автомата, свои действия кажутся автоматическими (при объективном понимании того, что это только кажется),
— потеря чувств вызывает мучительную душевную боль,
— ощущение замедленного течения или полной остановки времени,
— затруднение образного представления, образного мышления,
— притупление или отсутствие болевой, тактильной, температурной, вкусовой, проприоцептивной чувствительности, ощущения веса, чувств сна, голода и насыщения (так называемая соматопсихическая деперсонализация).
Практически всегда (за исключением некоторых видов шизофрении) деперсонализация является защитным механизмом психики при возникновении сильного эмоционального потрясения, в том числе и дебюта тяжелых психических заболеваний. В экстренных для психики ситуациях деперсонализация позволяет трезво оценить обстановку, без препятствующих анализу эмоций. В таком случае деперсонализация является нормальной реакцией организма на острый стресс. Патологической же реакцией считают длительное, непрекращающиеся, мучительное течение деперсонализации.
Таким образом, если представить себе зарождение живого мертвеца с отшибленными чувствами, то перед нами возникнет не социопат и не маньяк, а попросту индивид в шоке. Он ничего не чувствует, на все глядит со стороны и оттого не может понять, что чувствуют остальные люди. Психика отключила эмоциональную сферу, чтобы сохранить разум. Пострадавшего можно укутать в одеяло, дать поспать, направить на психологическую реабилитацию… и ни хрена этим не достичь. Последствия шока — весьма распространенное явление. На всю жизнь у человека останутся психологические расстройства и соматические заболевания. Но даже если речь не о ПТСР, то откуда берутся психологические зомби, выносящие людям мозги?
Из второго источника, принадлежащего скорее искусству, нежели реальности. Поскольку искусство не копирует реальность, а анализирует ее и синтезирует новую (пусть господа креаклы и подсаженная ими на иглу фальшивого искусства ЦА и стараются об этом забыть), а уж действительность потом найдет, что взять из реальности, созданной искусством. Полагаю, до появления сатаны и присных его в воображении человека их не существовало нигде. Во многих языческих вероучениях никаких преисподних с повелителями оных не существовало (у инков, например) — и ничего, жили себе народы без сотоны аццкого. Прибыли испанцы и нарекли именем Отца лжи вполне правдивых богов и духов нижнего мира Уку Пача — вселенной, замечу, не вечной скорби, а разложения и зарождения. И вуаля, у зла появилось имя, личность и документы место в подсознании. С тех пор он ищет способ завоевать галактику, хотя на кой она ему черт?..
В искусстве темные властелины, как правило, берутся из попыток автора попробовать героя на зуб. Как советовал Курт Воннегут: «Будьте садистом. Не важно, как милы и невинны ваши герои, — пусть с ними случаются ужасные вещи. Тогда читатели увидят, из чего эти люди на самом деле сделаны».
Помню, Мария Ровная в свое время писала о фантастах Марине и Сергее Дяченко — как, впрочем, и я. Приведу ее пост целиком, из него, как говорится, слова не выкусишь.
«Пишут они отлично, и всё у них на высоте – и фантазия, и логика, и образность, и этические проблемы, и язык, и живые персонажи. Но всё, что я читала (немного, совсем немного – три романа, пару повестей, несколько рассказов), оставляло у меня пренеприятное послевкусие. Словно меня принудили смотреть, как человек создал живые, чувствующие, мыслящие игрушки и с наслаждением их мучит, приговаривая: ради людей стараюсь, бесценную информацию добываю, на людях же нельзя экспериментировать, а на этих – можно вытворять, что душеньке угодно. И возникает у меня смутное сомнение: авторы, помещая героев в предельно искусственные, продуманно жуткие, тщательно безвыходные ситуации, действительно добывают информацию о душе человеческой – или им просто нравится издеваться над безответными героями?
Вот вроде бы превосходно выписанный живой мир текста, а я ощущаю постоянное контролирующее присутствие создателя-вседержителя, нависшего над лабиринтом с мечущимся внутри героем. И то он героя током дёрнет, то зальёт отсек водой выше головы, то хищников напустит, то завалит проход кучей какого-нибудь дерьма… Оно так и в текущей реальности бывает, когда чувствуешь себя в лабиринте, игрушкой, от которой требуется решить задачу с неизвестными условиями и по неизвестным правилам, – а может быть, и не ставят перед тобою никаких задач, просто забавляются, гоняя тебя по лабиринту и наслаждаясь своим всемогуществом. Как бы там ни было, эти задачи – не нравственные проблемы, встающие перед человеком в реальной жизни, в реальных человеческих отношениях.
И решения этих задач… То оказывается, что для избавления мира от регулярного армагеддона надо было всего-навсего уступить своё место ближнему. И роман сразу, весь, оказывается не имеющим к нам отношения. Оказывается ложью. Потому что в реальности, при всей мерзостности человечества, было, есть и будет множество альтруистов, праведников, святых, множество примеров самопожертвования, от самых мелких, забавных, до самых героических, ценою в жизнь, – ими, праведниками, существует человечество; но спасти мир (и себя заодно) они не в силах, увы, награда, которую сулят Дяченки, – обманка. То задача вообще неразрешима, в силу самих условий, сочинённых авторами, как в «Пещере», например. Если сам мир не допускает существования человека, способного улучшить ситуацию (только не надо мне заливать, что агрессия в Пещере снимает агрессию наяву – это заблуждение, будто агрессию нужно сливать; не сливается она, а наращивается, не как лишняя жидкость – как мускулы), – кто виноват? Герои или авторы, придумавшие извращённый мир? То героя просто ни с того, ни с сего макают головой, как в нужник, в историю чужих мерзостей и требуют, чтобы он искренне простил всех подонков, иначе ему хуже будет. Ну ваще…
В живой жизни достаточно сложных, запутанных, тяжких этических проблем. Дяченки навешивают на меня дополнительно кучу искусственных, хитроумно сконструированных, возможных только в их хитроумно сконструированных мирах, – проблем, которые никогда не встанут перед человеком за пределами этих клеток с лабиринтами, в естественном мире. Да даже и в искусственном и с недобрыми надсмотрщиками-демиургами, как, например, в Ефимовской Мааналэйсе, всё-таки число степеней свободы у человека больше двух.
И ещё пахнут их тексты страхами. Мне кажется, Дяченки не любят мир и боятся его. И книги пишут, чтобы сублимироваться«.
После этого поста я внезапно (внезапно!) подумала: да есть ли у писателей право пытать героев, пробовать на зуб, на разрыв и на излом? Или нет у нас такого права, зато есть необходимость? Ну, или мы, писатели, народ трусоватый, вот и используем для грязных дел антагонистов — а сами ходим гуманисты гуманистами, все в белом? Вопросы эти возникают у меня не первый раз и являются для писателя даже более насущными, нежели вопросы продаж, уж поверьте.
Своих героев я проверяю всеми силами ада и рая, а не только этическими проблемами. Ведь у подсознания, которое я использую как сеттинг, нет этики. Оно может хотеть трахнуть маму и трахнуться с папой, убить одного или сразу обоих родителей, населить мир своими ублюдками, прижитыми страшно сказать с кем, и прочих мерзостей. Мерзостью море Ид, из века в век лупящее в берега разума, считает Суперэго. Причем само «Сверх-Я» — нечто вроде хрупкого маяка на утесе нашего «Я». Каковой утес, замечу, море планомерно размывает. И однажды обрушит. Хотя, конечно, не сегодня и не завтра.
Однако мои герои на удивление быстро сдаются своим истинным потребностям, спокойно женятся на родственниках, влюбляются в лиц своего пола. После чего на протяжении всей книги предаются всяческим непотребствам типа поиска себя в режиме он-лайн.
