За своими делами не заметила, какой очередной дряни дали очередную литературную премию. Впрочем, никаких сомнений, что это будет дрянь, у меня и не было. А как же иначе: если в некой профессиональной сфере людишки делают делишки, не имеющие отношения к ДЕЛУ, которому та сфера должна быть посвящена — что в результате? Дрянь, дрянь и на дорожку еще толика дряни.
Я, признаться, не в том настроении, чтобы заглядывать в рОманы, порожденные не-литературными и попросту анти-литературными соображениями. Слишком уж много таких развелось. Узнаёшь их задолго до того, как они получат все причитающиеся одобрямсы, и даже до того, как откроешь, — по тому, с какой интенсивностью дуют в уши и в дуду господа ангажированные критики. Не могу не процитировать избранные места как романа, так и сопутствующих одобрямсов, отмеченные Еленой Иваницкой в ее посте, а также восхищенными комментаторами поста.
Впрочем, есть восхищение и восхищение. Одна из разновидностей — восхищение, оплаченное кем-либо или чем-либо: деньгами, услугами, укреплением связей… Так, Павел Басинский воспел будущего лауреата нынешней «Ясной Поляны» в «Российской газете» аж несколько месяцев назад: «…мощный, потрясающий, без преувеличения, роман Сергея Самсонова «Держаться за землю». Будьте любезны: новый Шолохов явился! На материале донецко-луганской войны писатель, которому нет и сорока лет (1980 года рождения), написал невероятно мощный роман! Читаешь, изумляешься – откуда, каким ветром это надуло в нашу насквозь искусственную литературную жизнь». «Надуть можно флюс, или пузо, или в штаны», — злоехидствует Е. Иваницая. — «Надуть шедевр – это личное косноязычие Басинского, не уступающее косноязычию надутого шедевра. А выражение «донецко-луганская война» означает, что Донецк воюет с Луганском». И опять критик, душа-человек, заискрился (надулся?) восторгом, причем и в статье, и в названии оной назойливо поминается «явление нового Шолохова»: «Сергей Самсонов написал потрясающе сильный роман. Пересказать его невозможно – нужно читать. Это – эпос. Это книга, которая бывает раз в сто лет». Да уж, надуло нам… в литературу. Я бы даже сказала, просквозил в литературную жизнь «парень молодой».
Юлия Старцева, как и прочие «члены банды скептиков» (спасибочки Жучке за идею), восторга от надутого шедевра не проявила. Более того, смеялась над заранее одобренным дутым шедевром, напевая на мотив «Спят курганы темные»:
«Там, в Поляне Ясненькой, паренька приветили,
Руку дружбы подали, миновав забой,
На банкете критики похвалами встретили,
Шёл в Москву с мильонами парень молодой».
Может, мы все неправы? Защитники слюной исходят, визжа про «образ в каждой строке, которого не видят ни хуя не понимающие в литературе». Ну-кась, ну-кась, заглянем в цитаты…
Люблю я эту незатейливую, живую лауреатскую речь, голос свободного человека, не одержимого «указивками» идеологов и не колеблемого линией партии. Кетлинская и Кочетов уныло курят в сортире: «…дальше можно – с Россией. Не идти вместе с нею куда-то, не союзничать и торговать, а вот прямо срастись по живому». Соглашусь с Иваницкой, отметившей, что срастись по живому нельзя. Можно рвать по живому и резать по живому, а срастаются совсем иначе.
Чувствуете свободу, а? Это еще не вся. Дальше ее больше… и больше… Вместе с поэтикой, куды ж без нее.«Возможность взять оружие и самим отжать то, что горбом никогда не нацедишь, открылась им как самая желанная и никогда не чаянная перспектива». Нацедить себе что-либо горбом (точнее, внутрь горба) способен разве что верблюд. И то никогда не чаянные перспективы и прочие красивости, мягко говоря, странновато выглядят на фоне как бы простой как бы шахтерской как бы жизни.
Много в «опупее» странного, особенно много — там, где аффтар старается повысить градус художественности: «Идущая за сыном в каком-то помогающем наклоне, тянущаяся к нему жадным, как губка, лицом, она перетекала взглядом в Толика, в большие руки медсестер, что-то делающих с его телом на бегу от крыльца до автобуса.
Петро растолкал спины-плечи и поймал ее за руку, обжигаясь своим задыхавшимся голосом:
– Куда?! Куда?!
– В Ростов, – сияющие трепетной, пугливой теплотой глаза взглянули на него, но так, словно смотрели сквозь него на Толика. – В Россию, бог даст…». Обжигаясь задыхавшимся голосом над помогающим наклоном матери (причем не просто матери, а матери-мутанта с жадным, как губка, лицом), каждый персонаж вправе спросить своего создателя: и что я должен донести до читателя, вот эдак раскорячившись? Что ему и самому надобно срастись с Россией, да по живому?
«Хрррр-храп!» — разбежался от купола хруст затирающих дружка дружку коржей. А он — Фитилька за обрубыш, навьючил, пополз на коленях, таща перемятую тушу к дрожащему в недостижимой дали белесому пятнышку штрека.
— Петя, быстрее! Петя, быстрее! — торил ему криком дорожку Валёк с тоскливым щенячьим подвывом и вот уж со света того, со штрека взмолился: — Давай!..» Затирающие друг дружку коржи? «Навьючил» — что это вообще значит? По подтексту судя, взгромоздил СЕБЕ на спину, а не на спину тому Фитильку с обрубышем взгромоздил что-то, хм, крайне полезное. Аффтар, судя по опупее, не знает русского, но дико за шахтеров переживает. Хотя никогда их не видал и мало что в донбасской войне понимает. По телевизору смотрел и писал. Очень популярный в наше время формат «записок натуралиста».
Аффтар не снижает градус пафоса и драматизма (бытовуха градус крадет!) ни в каких условиях, включая мирную повседневность: «Каждый раз обрывается сердце. Вроде и привыкаешь с годами. Счет теряешь своим одинаковым спускам в глубь обжитой земли. Так стоишь тык-впритык с мужиками, словно здесь, в этой клети, и вырос — навроде как подсолнечное семечко рядом с точно такими же. Но только клеть снимают с кулаков, Петро Шалимов снова обмирает от возбуждения и страха». «Тык-впритык с мужиками» в тексте смотрится чудесно, особенно если вот это всё переживает обмирающий от возбуждения при КАЖДОМ спуске шахтер. Остается только домысливать происходящее в силу собственной испорченности — пока аффтар добавляет красивостей в силу собственных страшненьких представлений о прекрасном.
Особенно если в тексте встречается и такое: «…и словно черной тушью подведенные глаза. Из всех известных Мизгиреву трудовых племен одни лишь шахтеры имели такой макияж… Казалось, все шахтеры смотрят так, словно хотят его употребить. Не то, наоборот, с зазывной бабской лаской и стыдом, как будто неведомо чем и зачем от него, Мизгирева, оторваны и томимы таинственным, необъяснимым притяжением к нему…» Шахтеры с макияжем, желанием употребить Мизгиря, пардон, Мизгирева, с зазывной бабской лаской и стыдом в подведенных глазах. Эхма!
«Вы были в Донбассе? — Нет», — признался в интервью новый наш лауреат Самсонов, получивший премию «Ясная Поляна» за опупею о Донбассе по рецептам тиливизера. Кому и на черта может понадобиться опупея автора, который даже не потрудился увидеть то, о чем косноязычил 700 страниц?» — спрашивает Иваницкая. Нуачетакова? Он и про других шахтеров напишет, мирных. Каданьть.
«— Почему вы выбрали для книги тему, связанную с Донбассом?
— Можно найти пять, десять объяснений. Но понимаете какая штука: мне кажется, что люди, о которых я писал, они в каком-то смысле безъязыкие. Они не могут сами за себя сказать или могут, но слишком косноязычно, слишком невнятно. Они не могут выговорить свою боль, свою нужду, свое представление о справедливости.
— А шахтеры из Кемеровской области разве могут?
— Дойдет и до них очередь. Разница между ними и шахтерами из Донбасса — разница между миром и войной».
Вот начнут воевать кемеровские, аффтар подсуетится. Ему намекнут, что три ляма, конечно, больше не обломится, а вот лимон-полтора… Тут-то он и сядет к телевизору с ноутбуком, трудолюбивый новый Шолохов.
Так же смешно вчитываться в слюнявые сентенции бывших лауреатов, пришедшихся не ко двору в горниле геополитической борьбы со своими христианнейшими одноногими собачками. Александра Николаенко, создавшая копию букероносного опуса про Бобрыкина (снова перед публикой плачет-бьется ребятенок, взывая к Боженьке: «Отец, почто ты меня оставил, убил бабушку мою и кошечку?») и номинированная за эту слезливую чушь на благословение классика, всепонимающе-кротка: «Саша Николаенко они дали первое хорошей книге. Катя. я уступаю с горечью и радостью. видела потрясенное лицо этого человека, знаю о чем он написал. Знаю что такое название не может значить плохую книгу. Она называется ДЕРЖИСЬ ЗА ЗЕМЛЮ.
Всё было справедливо в выборе их.
И правы слова гениального Курчаткина о Феде. Он сказал.
Все хорошие книги это БОГУ О НАС.
Анаит Григорян Всё равно мы за тебя болели, Сашечка, за Федю твоего
Саша Николаенко знаю, девочки. Я перед вами виновата. Но победил достойный. Победил человек книгой своей как и Федя призывающий остановить войну. Достойный победил. Это победа.
мало. это значит они этой премией хотят остановить войну».
Прелестно. Семь сотен страниц косноязычного вранья должны остановить войну. (Не иначе как усмирить сердца гневливых и возвысить помыслы алчных. Поистине прекрасен современный писатель — своим идиотизмом и способностью проговариваться некстати). Разумеется, геополитическое основание такого выбора видно ВСЕМ, даже таким нелепым существам, как Николаенко. Смешно анализировать причины, по которым премию «Ясная Поляна» отдали до смешного знакомому в плане стиля («позднесталинская мертвечина») роману Сергея Самсонова «Держаться за землю». Недаром и в новостях промелькнуло: Захар Прилепин получил президентский грант на развитие патриотической литературы. Два с половиной лимона, чаю попить.
Таковы геополитические делишки и гешефты, делающиеся за счет многострадальной русской литературы. Будут и другие проблемки, решаемые за ее счет. Я и о них расскажу в рамках темы: каких ЛИТЕРАТУРНЫХ успехов можно хотеть от подобных «литераторов», использующих литературу как средство, а читателя как стадо?
