У Германтов. Марсель Пруст
Итак, еще немного яда в адрес Самых Влиятельных и Доминирующих на пространстве. Я понимаю, что рою себе яму, практически могилку под камнем с надписью «Выпростозавидуете, спердобейся». Марк Туллий Цицерон сказал: «Зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду». И был прав! А я… я ничего не могу поделать с тем, как доканывает меня мысль о личностях, коим вручено будущее нашей литературы. Нашей насквозь больной, издыхающей, загнанной, будто кляча, литературы.
Кстати, нас таких если не много, то и не мало. Юзефович знай кокетничает: «Последнее время я многих раздражаю», — видать, заметила, как выросло число ее хейтеров, как сплотились их ряды. Не ценят свою Доминатрикс, неблагодарные сабы, не дают в кайф подоминировать. Ну что поделать, нормально подоминировать за завтраком — дело интеллектуальное, привышное. Взять хоть мнение (скромное, разумеется, какое же еще) мамзель Доминатрикс о русской литературе: «А сколько было в прошлом веке великих русских романов? Навскидку: «Тихий Дон», «Мастер и Маргарита», «Дар», ладно, пусть будет «Доктор Живаго»… Я бы добавила сюда «Призрака Александра Вольфа» Газданова, потому что он мне очень нравится. В общем, великий русский роман — абстракция. Этого сферического коня в вакууме можно писать любым способом».
Насчет «любого способа» могу лишь согласиться — способы создания шедевра в искусстве столь многочисленны, что никаким критикам не охватить орлиным взором их все. Однако выборка-подборка на три пункта из литературы целого столетия (включая Серебряный век, эмигрантскую и советскую литературу) и небрежное «пусть будет» в отношении романа Пастернака (замечу, я не люблю «Доктора Живаго», однако хамский тон со стороны, гм, непонятно кого почти восхищает — ну нифига себе чувиха обезопасила свое ЧСВ)…
Оценка явно производная от популярности. Роман без миллионных тиражей и без «вписки» в школьную программу (ну хотя бы в список внеклассного чтения) не имеет право зваться великим. А что за восхитительные фразочки в духе «Это великий роман, потому что он мне очень нравится»? Сама по себе мыслишка не впутывать дилетантское «амнепонра» в работу критика мамзель Доминатрикс в головку не помещается. Видимо, латексная униформа пережимает какие-то важные каналы, предназначенные для поступления информации в мозг. Да, вкус отдельно взятого человека — всего лишь его вкус. А хоть бы он и отсутствовал, кому какое дело. Все эти «понра-непонра» абсолютно субъективны, но по-своему полезны. Для неквалифицированного читателя.
Я не интересуюсь «читательским откликом» на что бы то ни было, хотя порой читаю те отзывы, на которые мне указывают френды, а также запоминаю самые чудовищные из них. Хотя мне самой не годятся чужие рекомендации, мой взгляд на литературу, как я не раз говорила, обычному читателю странен и чужд. Это писательский взгляд, в котором чаще всего не присутствуют ни требования критики, ни потребности читателя. Однако он не мешает мне переключаться и воспринимать произведение с позиции критика. Которому нет дела до политической, конфессиональной, философской, сексуальной ориентации автора и даже до авторской концепции произведения. Более того, критику нет дела до собственного удовольствия или неудовольствия от прочтения. Сколько вещей, не понравившихся лично мне как читателю, я разбирала как исследователь — и находила в них немалые достоинства…
Сложно хорошо думать о том, кто, имея возможность поднять цунами внимания по отношению к своему любимцу, зациклен на вкусовщине. (Кстати, мамзель Юзефович вовсю советует авторам: «Взбивайте пену, привлекайте к себе внимание, без этого я вас не замечу!» Таким образом, Юзефович-филь повторяет совет, данный мне человечком из «Эксмо»: взбивай пену и мы тебя издадим. Ну а качество текста… Кому оно всралось, твое качество?) Очевидно, человек, чье как бы скромное мнение превращается в критерий оценки (несмотря на все законы критики как культурной и во многом научной отрасли) должен быть более ответственен? А вот хрен вам, господа хорошие. Он всего лишь становится более самонадеянной.
Мамзель не запрашивает лишнего: «Я бы не сказала, что мне не хватает великого русского романа. Скорее, мне не хватает русского романа, который фиксировал бы что-то важное для меня сиюминутно, пусть даже оно перестанет быть важным спустя какое-то время. Мне не хватает просто русского романа, который я прочитаю с восхищением, с эмоциями, сильными и яркими, пусть и негативными. Бог с ним, с великим…» Зато как она щедра на рекомендации в плане невеликих (и нерусских, чего уж греха таить) романов! Ее мнение, что русская литература небольшая, незначительная и должна таковой оставаться, сильно попахивает… воображаемой Эстонией а-ля Юзефович (не имеющей отношения к реальной Эстонии). Культурной провинцией, в которой уютно жить провинциалу с местечковыми представлениями о культурке и мультурке. Но с деньгами, какие встречаются лишь делягам и исключительно в столице! Мамзель очень хочет совместить несовместимые особенности центра и периферии в одном причинном месте.
Судите же, какие розы нам заготовила Мадам: сопли слесаря, целый год выносившие читателю мозг; аборт в жизни женщины, публично и многолетне утомленной Сраной Рашкой; бессюжетные и бессодержательные откровения ремонтника-романиста из Хотьково; внезапно прорезавшийся реализм креатора, практически демиурга государства Метро, живущего одними грибами (очевидно, псилоцибе и строфариевыми). И на закусочку какой-нибудь чорт нерусский, хоть тот же насквозь коммерческий Дэн Симмонс — ну чем не фиксация явления, переставшего быть важным еще до завершения романа? Всё как Госпожа и заказывала.
Все знают, что такое эти Юзефовичи-Пустовые-Владимирские-Левентали-Шайтановы-и-как-их-там. Они не более чем гомогенная масса пытающихся заработать на том, на чем невозможно заработать. Вот и Леонидовна в интервью жалуется: мол, Meduza за еженедельные обзоры не платит столько, чтобы на это можно было жить. («Какая жадная Медуза!» — посмеиваются в комментах. Еще бы они не смеялись: любой, кто вел колонку или писал по статье в номер, знают — никогда, даже в самые сытые и жирные времена на гонорар от одной колонки или двух разворотов прожить было нельзя. И никогда не будет. Dixi.) Открою вам тайну Полишинеля: на литературе (а тем паче на обслуживании оной) последние лет сто нельзя заработать столько, чтобы хватало на жизнь, а не на булавки — если, конечно, решать вопросы художественного, не финансового плана.
Между тем попытки дожать литературу на предмет финобеспечения творческих и околотворческих личностей привели к подмене критиков мерчендайзерами, а проще говоря, товароведами, обеспечивающими выкладку и хранение товаров, равно как и подмене писателя контент-маркетологом. Оба эти процесса завершились еще в начале 2000-х. Неудивительно, что любой, абсолютно любой разговор о литературе сразу же сползает на продажи, прибыля́ и стремление производителя выложить свой товарец на выгодную полочку на уровне потребительских глаз.
Нельзя сказать, чтобы эту тему не обсуждали талантливые писатели и хорошие критики. Время от времени видишь в Сети диалоги такого рода: «Юлия Старцева Михаил Кураев намедни мне писал: «Журналы перестали платить гонорары и все мы из разряда «профи» переходим в разряд «люби».
Елена Иваницкая А вот и не все. Профи — те, кто участвует в премиальном процессе за зарплату.
Юлия Старцева В жюри сидит?
Елена Иваницкая Жюри, ридеры (если на зарплате), организаторы.
Юлия Старцева Тараканьи бега, как в булгаковском «Беге».
Елена Иваницкая А еще профи — те, кто ведет литературные курсы, литературные мастерские, школы «как стать писателем», «как написать нормальный роман» (есть такая школа, серьезно).
Юлия Старцева Этих я знаю, выпускники и даже сами ведущие «хороших текстов» — образцовые графоманы, неспособные фразу построить. Если привести примеры, то они явятся сюда с криком, так что воздержусь. Токующие «глухари».
После Литинститута подавляющее большинство ничего в литературе не сделает и даже не останется в примечаниях мелким шрифтом к академическому справочнику писателей».
Даю справку: мамзель Юзефович сидит в жюри трех (!) конкурсов (вот это профессионализм!). Одно из ее назначений вызвало недавно разлитие желчи у фантастов, не понимающих, какого черта их записали сабмиссивами к этой Госпоже — за что Госпожа немедля назвала фантастов ненормальными (в комнату наказаний их!) и, вероятно, присудила к порке. А также к стоянию в углу на коленях в голом виде.
Читаешь подобное и понимаешь: переход писателя с должности «пишущего жизнь» на должность управленца курсами-конкурсами уничтожит профессию — да уже практически уничтожило. А критики, воодушевленные дружественными друзьями, видимостью свободного выбора (они же сами, сами выбирают из присланного издательством, что им обозревать!) и необходимостью лабать три, пять рецензий в неделю… У-у-у, сколь охотно они помогут писательскому делу вернуться на вершины профессионализма!
О путях возвращения на Олимп, очевидно, придется поговорить отдельно. Вот они, трамваи БДСМ-стратегии в критике, до чего доводят! Пойду забудусь сном бездуховными наслаждениями. Перечту «Женитьбу Фигаро» невеликий роман Белого «Петербург». Или столь же невеликую «Защиту Лужина» (по два звания автора великого русского романа в одни руки не давать!). И… ну вас нахрен, Доминатрикс Леонидовна Медуза-Горгонер, с вашими рекомендациями.
