Френдесса написала эссе о крайне интересном проявлении человеческой психики.
В свое время Гарнье обозначил в своей работе некое явление человеческой психики термином — садофетишизм: «Садофетишизм – фетишизм сексуального садиста, которому нужно калечить свою жертву строго определенным образом».
Если точнее, то садофетишизм направлен не на причинение физического вреда жертве, а на уничтожение вожделенного фетиша, которым жертва на момент свершения акта обладает. Не надо заблуждаться, полагая, будто фетишем могут быть исключительно физически осязаемые предметы — это просто самый распространенный вариант. Время от времени роль фетиша могут играть и духовные качества индивидов. Достаточно единожды наткнуться на садиста-эмпата, и миф о материальности фетишизма развеется сам по себе. Ни приведи бог, конечно, в реале на такое «чудо» наткнуться.
Виртуал и социальные сети дают вкусить все прелести извращений, таящихся внутри отдельно взятых индивидов, но в реальной жизни эти извращения крепко заперты и спрятаны. Эмпатичные садисты и последователи Захера-Мазоха — завсегдатаи нашего кабачка, сливающие в вирт свои комплексы, удовлетворяющие свои болезненные потребности и отрабатывающие на попавшихся жертвах свои диагнозы. В основной своей массе бестиарий садистов и мазохистов либо заядлые истерики-маструбанты, либо психические импотенты, с полной или частичной анестезией к физиологическому удовлетворению.
Яркие примеры садофетишизма имели место быть с незапамятных времен. Приведу несколько случаев из психиатрических историй болезней и упоминаний судебных врачей позапрошлого века с ассоциативным аналогом в нашем времени.
1. Самый простой клинический случай — в галантном XIX веке. Некий благородный муж являлся к своей любовнице, не обладавшей пышной шевелюрой, исключительно в полнолуние, дабы насильно срезать с ее головы прядь волос — на сем любовный интерес его удовлетворялся.
В нашем варварском столетии такое проявление в гратуале выглядит приблизительно так же: рисуется на горизонте мелкокалиберный тролль с позывами отчекрыжить мелкий фетиш от выбранного объекта. В основном отрезание фетиша в вирте сводится до морали, и само купирование происходит оскорблением, попадающим в чей-то комплекс. К примеру, барышня жутко комплексует по поводу своих волос и не удовлетворена их густотой. Где-то она опрометчиво озвучила сие на людях, спрашивая советов. По следам на запах комплексов приходит на порог тролль с ножницами и вякает что-то вроде: «Да у меня заросли панчари гуще, чем твоя маклайка». Барышня после такого заявления остается в неприятном расположении духа, однако чей-то садофетиш удовлетворен.
2. Почтенный господин, студент-медик, дабы удовлетворить свои половые потребности, никогда не касался женского тела. Вместо этого, чтобы добиться удовлетворения, он бегал по парку за дамами, выслеживал сидящих на скамейках разновозрастных девушек и, распахивая перед их носом плащ, справлял на шикарные туалеты леди малую нужду. Когда сидящих дам не было, догонял прогуливающихся и оправлялся на бегу.
Ну что? Вспоминаются персонажи, которые выскакивают, как черт из табакерки, в соцсеть, чтобы морально поссать на пороге?
3. Офигенно колоритная личность зрелых лет, чтобы сделать себе, любимому, приятно, прибегала к услугам непотребных женщин (проституток). При этом индивид организовывал свое «приятно» в большой, ярко освещенной комнате с единственным неосвещенным углом, предварительно нарядив проститутку в белое бальное платье с декольте. Затем, уложив нарядную даму под софиты на низкую кровать у стены, «любовник» отходил в самый дальний темный угол комнаты, где садился на отхожее ведро срать. И в процессе дефекации с нехилым усилием швырял из темноты в барышню говном. Чтобы она как бы не догадалась, откедава ей прилетело.
Полагаю, для памяти так же не составит труда выудить сетевой хламидиоз, страдающий подобной диареей. Сетевые персонажи, обладатели аналогичной формы садофетишизма, прежде чем неистово обосрать, красиво «ухаживают», после чего удаляются якобы на галерку.
4. Обратившись к психиатру в преклонных годах, при выяснении первопричин отклонений некий старец поведал: начиная с возраста 10 лет промышлял выходом на крутые склоны дорог с одной целью — дождаться конного кортежа на горизонте и на подходах коней ретивых выскочить на дорогу со снятыми штанами. Выпрыгивания для субъекта всегда заканчивались удачно, кучер выворачивал поводья так, что одна из запряженных лошадей падала и увечилась, но похотливый вьюнош всегда оставался жив. А до кучи еще и сексуально удовлетворен видом искалеченной скотины и матерящегося возницы.
Такая проекция в гратуале выглядит как зачинатель свор и травли с последующим сладострастным наблюдением за нанесенным в ходе холивара ущербом.
Ну и на закусочку реальный кусок исповеди мазохиста XIX века, в стенах дома для умалишенных мечтающего не больше ни меньше о госпоже а-ля Катерина Медичи и крепко начитавшегося трудов Леопольда Фон Захер-Мазоха:
«Уже в раннем детстве я охотно занимал свой ум представлениями, содержанием которых служило абсолютное господство одного человека над другим. Мысль о рабстве действовала на меня сильно возбуждающим образом, притом одинаково с точки зрения как властителя, так и раба. Меня необычайно возбуждало то, что один человек может владеть другим, продавать его, наказывать, и при чтении «Хижины дяди Тома» (книга эта попала мне в руки приблизительно во время наступления половой зрелости) я неоднократно имел эрекции. В особенно сильное возбуждение приводило меня представление о человеке, запряженном в экипаж, в котором сидел другой человек, направлявший бег первого и погонявший его ударами бича.
До 20-го года жизни представления эти были чисто объективны и безразличны в половом отношении, т. е. рабом, возникавшим в моем воображении, было третье лицо (следовательно, не я) и властелин не был обязательно женщиной.
Поэтому-то указанные представления и не оказывали никакого влияния на мое половое влечение и на удовлетворение последнего. Хотя они и вызывали эрекции, тем не менее я ни разу в своей жизни не онанировал и с 19-го года совершал половой акт без содействия названных представлений и при отсутствии какого бы то ни было отношения к ним. Впрочем, я все время отдавал предпочтение женщинам более зрелым, крупным и хорошо сложенным, хотя не пренебрегал, должен сознаться, и более молодыми.
С 21-го года жизни представления начали объективироваться, причем в качестве существенной особенности выступила следующая черта: «госпожа» должна была быть крупной, здоровой особой, старше 40 лет. С этого времени в образах, создаваемых моей фантазией, я всегда был лицом порабощенным: роль «госпожи» выпадала на долю грубой женщины, которая эксплуатировала меня во всех отношениях, не исключая и полового, которая запрягала меня в свой экипаж, заставляла возить себя, за которой я должен был всюду следовать как собака, у ног которой я должен был лежать обнаженным, осыпаемый ударами кулака и бича. Это было неизменным ядром моих представлений, вокруг которого уже наслаивались все другие образы.
В этих представлениях я всегда находил бесконечное наслаждение, дававшее в результате появление эрекции, но ни разу, однако, не вызывавшее семяизвержения. Под влиянием наступавшего полового возбуждения я отыскивал себе тогда какую-либо женщину, по преимуществу наружно подходившую к моему идеалу, и удовлетворял себя естественным путем, не прибегая к каким бы то ни было другим средствам и нередко даже будучи свободным во время совершения полового акта от своих навязчивых представлений. Наряду с этим я, однако, питал склонности и к другим женщинам, не соответствовавшим созданному моим воображением идеалу, и имел с ними сношения, не будучи принуждаем к этому своими представлениями.»
