Эту прекрасную фразу я услышала в сериале Absolutely Fabulous. Как у нас только его не называли — и «Ещё по одной», и «Просто фантастика!», и «Красиво жить не запретишь» (почему было не назвать, как в оригинале — «Абсолютно невероятные»?). С тех пор эта фраза в числе моих любимых. Как вижу личность, «осмыслившую себя» в стиле «краса адова», так вспоминаю самую красивую девочку Эдиночку. В последнее время частенько эта фраза всплывает в памяти моей при чтении современной литературы, авторы которой помешаны на красоте и неувядаемости. То ли вливание молодой кровушки действует, то ли вливание инфантильных мозгов, однако о персонажах мы узнаем главным образом внешние данные. Из них приходится извлекать представление о характере и морали героя, а отнюдь не из мыслей и поступков.
Прием сам по себе старый, очень старый. Раньше он использовался для антитезы, причем использовался умело. «Черт знает откуда взявшаяся рыжая девица в вечернем черном туалете, всем хорошая девица, кабы не портил ее причудливый шрам на шее», — писал Булгаков. Или внешность гончаровского Обломова — человека «среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица». Для антитезы не только внутри образа, но и извне, для противопоставления образов друг другу — так у Тургенева ухоженный и несколько искусственный Кирсанов противостоит неряшливо-естественному Базарову. Однако время подобных тонкостей и изысков при воплощении автором глубинной идеи прошло.
Нынче литераторы любят направить читателя к нужному восприятию образа путями уголовной антропологии. В масслите весьма популярны ломброзианские «стигматы преступности» (не раз опротестованные учеными) вроде сплющенного носа, низкого лба, челюсти компостером, петлистых ушей. Коли из внешности персонажа полезли «шишки на черепе» и прочие признаки умственной деградации — всё, быть персонажу темным властелином или злодейским прихвостнем. Притом, что в реальности суждение о личности по каким-то там ушам и шишкам выглядит наивно даже для ученицы средней школы. Какой нормальный человек может всерьез поверить, будто индивид с толстыми пальцами — жадина, а обладатель мелких зубов — предатель? «Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» — а у самого-то строгого судьи какая форма черепа? Вдруг некошерная, подозрительная, декадентская, то есть деградантская?
Ну и «откатом» от визуального даже не мышления, а вчувстования шарахнула по искусствам мания красоты. И в кинематографе нет столько красоты, сколько ее стало в литературе, особливо в коммерческой. Красоты, которой недодает публике и голливудский Млечный путь. Потому что не хватает ему, как бы помягче сказать-то… каскадов с водопадами.
Чем первым делом радует нас герой очередной книги, претендующей на наше внимание, а то и на наши деньги? Невъебенностью своею. Наступила эпоха прямых приказов: полюбить того или иного героя! За что? За красоту!
В большом зеркале, что висело в огромном холле нашего особняка, я посмотрел на своё отражение и вздохнул. Кто-то переживает, что природа не наградила его прекрасной внешностью, а кто-то, вроде меня, и рад бы быть серым да незаметным, но… Да, может быть, это я странный, потому что мне не нравятся мои густые рыже-золотистые волосы, светлая идеальная кожа, тонкие аристократические черты лица, бирюзовые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами и слегка пухлые губы. Ах, да! Ещё маленькая родинка у краешка нижней губы, прямо как изюминка на торте. Кто не родился в моей семье, меня не поймёт. Вокруг одни амбалы с непримечательной, но ужасно мужественной внешностью, а тут я — цветочек, блин. — Воистину блин. Если бы аффтар собирался вызвать отвращение к персонажу, демонстрируя дебильно-инфантильное кокетство последнего, у него и тогда бы не получилось лучше, эффектнее. Дрочащая на собственное отражение распуписька — что может быть гаже? Только занятая тем же распуписька мужского пола.
Да, оно не совсем мужчина, оно омега, то есть, строго говоря, не представитель мужского пола как таковой, а странная членодевка, ненужное дополнение к расе хомо, придуманное патологическими любительницами слэша и яоя. Но даже транс, да что там — поехавшая мозгами бабуля в шляпке с цветочками ведет себя более брутально.
Аффтар, конечно, не рассчитывает «рукопись продать» (или кокетничает дисклеймером, а позови его какая-никакая неразборчивая «Вафля» — мигом переделает автозаменой Петю в Катю и рванет издаваться), однако лайков за свой картонный мирок хочет. И ладно бы фикоперы ограничивались собственноручно слепленными распуписьками! Нет, им подавай образы, созданные куда более успешными креаторами. Если вы прочли хоть несколько фанфиков по той же «Поттериане», то не могли не наткнуться на «апгрейд буки Снейпа в гламурное кисо».
Да только удержать меня не могло уже больше ничего. Преодолев расстояние между нами за секунду, я запустил пальцы в черный водопад шелковых прядей, которые спускались до самой талии зельевара, и просто потерялся в его нежной красоте.
Такие мягкие и гладкие, будто созданы из лунного света, волосы Северуса отливали переливами глубин морского дна и тьмой самого небытия. С отблеском зеркальной глади они ласкали меня изгибами змеиной грации, струясь горным ручьем сквозь пальцы. — Не надейся, Роулинг, твоему герою не оставят ни шанса остаться гетеросексуальным сальноволосым ублюдком. Раз сказано «изгибы змеиной грации», значит, изгибам змеиной грации быть!
Да что там гламурный Снейп — распуписек-Волдемортов тоже хватает.
Перед ним был тот же Лорд, но вместо обычной маски презрения у него было дружелюбное лицо, на котором играла лукавая улыбка. Вечно холеные волосы были распущены, а всегда прибранная мантия в некоторых местах помята, верх не застегнут. Да и сам профессор Снейп немало удивил Гарри. Вместо своего обычного желтоватого оттенка кожи у него была аристократичная бледность. Вечно сальные волосы спадали черным каскадом, да и сам профессор производил впечатление импозантного мужчины. — Бедного Поттера внезапно начинают окружать «импозантные мужчины» с ручьями, каскадами, водопадами и прочими природными явлениями из волос. Куда бедному студенту деваться?
Мне вот интересно: аффтары когда-нибудь видели реальных, не призрачных и не картонных длинноволосых мужчин? Я таких знала немало — и могу сказать одно: ни один из «волосатиков» не носил каскады с водопадами. Кто-то заплетал косу (или даже две), кто-то делал кукиш на затылке (или на макушке, на японский манер), кто-то «ухаживал» за волосами, безжалостно скручивая их в дреды (африканские косички казались весьма дорогим вариантом), но большинство увязывало волосы в хвост и забывало, что у них там, за спиной болтается. Да и женщины с длинными волосами редко носят эту красоту распущенной. Распущенные волосы греют, точно шерстяной плащ, а еще страшно путаются, к тому же за них постоянно пытается уцепиться какой-нибудь «остроумец» — видимо, в глубине души все мы викторианские ханжи и распущенные волосы воспринимаем как знак распущенности натуры. Словом, эта прелесть и соблазн вне ближайшего круга общения, как правило, пребывает в заплетенном и заколотом виде.
Но у аффтаров, как в фанфикшене говорят, кинк на волосах. Кинк, если кто не помнит, есть сексуальный фетиш.
Теперь можно разглядеть взлохмаченные платиновые волосы светлоглазого Маэстро, похожую на него внешне, только каскад кудрей белее, Око, рыжий «водопад» зеленоглазой Ястреб и иссиня-черный конский хвост ее сына, Пантеры, новый шрам на щеке безрассудного Грифа, в котором от его немного робкой семнадцатилетней версии не осталось почти ничего, седой ежик Мастера, в прошлом — великого мастера волшебных палочек и посохов, знаменитый итальянский нос Смуглянки и недовольную мину Медика. — Опять каскады с водопадами. Сладкий сон провинциального стилиста, будто его взяли в модельное агентство хорошеньких девочек мучить. И ни малейшего представления о том, как управляются с волосами реальные, живые люди из плоти и крови.
Помню, повеселила меня в свое время какая-то графоманка — кажется, Мяхар, описывающая от имени героини: «коса моя расплелась и лилась за мною золотой волной» (дево опаздывало на лекцию и прибежало лохматое). А сколько графоманок меня уговаривало разобрать их писанину — и везде глаза да волосы, волосы да глаза. То узнику, висящему на цепях и получающему кормежку раз в год по обещанию, какая-то служанка регулярно волосы мечом (!) срубает: экая силища у организма — в нечеловеческих условиях хаер не потерять, а нарастить, да такой, что ни ножи, ни ножницы его не берут. То какая-то печальная хромоножка таскается по городу и всё волосенки свои мацает — туда-сюда, туда-сюда. А потом мне рассказывают, что аффтар сего побрилась налысо…
Признаюсь, у меня у самой один персонаж — индеец — носил длинные волосы. Потому как «если ты, мой друг, индеец, ты найдешь себе оттяг». Да, еще демон-архетип с длинными волосами ходил. Но это были далеко не единственные их черты, а причОски не заменяли ни образ, ни характер. Хотелось бы мне понять: помешательство на волосах — откуда оно? Манга ли с аниме подгадили? Тиф Авитаминоз ли замучил, и коса уже не девичья краса? У кого чего болит, тот о том и говорит?
Владимир Набоков в своих «Лекциях по зарубежной литературе» заметил: «Удел среднего писателя — раскрашивать клише: он не замахивается на то, чтобы заново изобрести мир, — он лишь пытается выжать все лучшее из заведенного порядка вещей, из опробованных другими шаблонов вымысла. Разнообразные сочетания, которые средний литератор способен выстроить в заранее заданных рамках, бывают не лишены своеобразного мимолетного очарования, поскольку средним читателям нравится, когда им в привлекательной оболочке преподносят их собственные мысли».
Однако проблема средних литераторов заключается в том, что существуют на белом свете отнюдь не средние читатели, которые ловят посредственность за руку и видят штампы, висящие у читателя перед носом, будто блестящие мормышки разной степени продвинутости. И даже если для мормышек применять вольфрамсодержащие сплавы и люминесцентные материалы, благодаря которым те начинают светиться, все равно капля металла не превращается в живую добычу. Подделка есть подделка, а штамп есть штамп.
