Отдыхал Семикин в кругу почитателей, чувствуя себя моряком в веселом квартале. На какой литсайт ни приди, тебе первым несут выпивку, разрешают курить при дамах и задирать окружающих – всё тех же дам. Самое время пристать в сетевых Веселых бухтах, сойти по трапу, пофлудить с френдами, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не станут мэтру друзьями-товарищами, но могут воображать себя таковыми. Сколько угодно, хоть до морковкиных заговин. Серафим никогда не возражал против безответной дружбы.
Под последним постом о выходе новой книги – давнишним, переполненным как длинными, нудными благодарностями, так и хамоватыми «пеши исчо» – появилось еще одно, анонимное сообщение. Это было невозможно, ведь комментарии от незарегистрированных пользователей Семикин отключал. Злорадно думая, что забаненные, раз уж хотят продолжать кусаться, вынуждены будут создавать все новых и новых ботов. Которых Серафим узнает по IP-адресу и тоже забанит. А некоторых он узнавал уже и под адресами, полученными от прокси-сервера. Но в этом комменте даже адреса не было. И ничего не было, кроме одной-разъединственной фразы.
«Ищите айпи и обрящете».
Куда уж больше-то, сказал себе писатель, звавшийся в соцсетях ником semikiil, – и замер, зацепившись взглядом за очередное «пеши исчо». Под IP-адресом, на который Семикин нечаянно навел курсор, висело меню, длиной едва ли не во весь экран. Да не меню – полное досье, начиная с паспортных данных, продолжая возрастом (семнадцать лет, кто бы сомневался), местами рождения, учебы, проживания, составом семьи и характером ее членов (разумеется, живет со строгой, властной мамой), перечислением пороков (ну, в таком возрасте навязчивый онанизм не порок, а хобби), любимых сайтов (ого, я тут никогда не бывал), любимых женщин (из молодых да ранний) и мужчин (экспериментатор) – и заканчивая физическими и психическими заболеваниями.
Семикин с трудом оторвался от распластанного, точно вскрытая лягушка, юзера и пробежался по остальным комментариям. Вернее, комментаторам. Нашел несколько знакомых имен, узнал об этих людях много нового и интересного, но больше предсказуемого и банального. Люди скучны и люди идиоты, Серафим всегда это знал. Однако скучней и идиотичней всего было сатанинское искушение, окончившееся столь… бездарно. Другого слова не нашлось.
Кому нужны исчерпывающие данные сетевых анонимов? Большому Брату? Он, небось, и так знает. И даже не считает расходы на шпионаж за пользователями, болтливыми, словно дети в песочнице, сколько-нибудь сложным и дорогостоящим делом. Зачем Семикину дурацкая сверхспособность – видеть за юзернеймом человека?
Прямо в тред написанных комментариев, распихивая соседние, вполз запрещенный аноним: «Скопируй данные и выложи – посмотришь, что будет. Сам дурак». Не размениваясь на перебранку с духом Сети, Семикин так и сделал. Выбрал самого злобного тролля, скопировал всю его жалкую жизнь – и поставил под комментом, заморозив весь тред, чтобы комментатор не смог удалить свои убогие наезды.
В тот же миг над домом Серафима Семикина зажглась звезда, сделавшая потоки информации горькими и ядовитыми. Сетевая звезда Полынь. Гибель Вавилона, начатая мстительным духом Семикиилом без всякого пафоса и джаз-банда из трубящих ангелов.
Осыпалось пеплом величайшее благо вирта – анонимность, позволяющая снять приросшую маску и расправить лицо, закаменевшее в фальшивой улыбке. Не быть приветливой амебой, что упорно отращивает ложноножки, оторванные жизнью. Стать, наконец, человеком со своим мнением. Прийти и смело швырнуть это мнение в лицо хоть знаменитости, хоть мамочке родной – главное, чтобы не узнали, кто приходил и отчего так злобился. Расхаживать без маски в непроницаемом тумане анонимности стало небезопасно – кое-кто здесь обзавелся фонариком. В каждом оппоненте анонимам отныне мерещился демон мщения по имени Серафим Семикиил.
Раньше Семикин старался не обращать внимания на то, что говорят о нем в Сети. Давление не позволяло ему принимать грязевые ванны, вот он и берег себя, понимая: умереть от инфаркта-инсульта из-за подметных писем – не просто глупо, но и смешно до чертиков. Анонимусы будут хохотать над гробом, как гиены, и голос опечаленных фанатов потонет в их непристойном хохоте. Зато теперь… Теперь Семикин поставил себе все мониторящие программы, занес туда не только свое имя, но и прозвище, ник, названия книг, имена героев, исключив всякую вероятность упущения.
И Серафим Семикиил простер над Сетью совиные крыла.
Первые недели Семикин бросал комментаторам в лицо их собственные тайны, заставляя даже самых хладнокровных троллей унижаться до судорожного отрицания. Поток писем и комментариев иссякал с каждым разоблачением. По невыразимой унылости раскрытых секретов можно было понять: они подлинные. Ни разу Семикиил не прибавил ни слова к характеристике, выданной ему дьявольским даром. Нужно было хранить чистоту своей плохой репутации.
Переломным моментом стало письмо от мамочки, с которой Семикин общался редко, но вежливо. Когда-то юный Серафим хотел, чтобы мама им гордилась, однако с годами обнаружил: сын-коммерческий писатель – отнюдь не то, чем готова гордиться его мамуля, правоверная шестидесятница. Старухе Семикиной мерещилось романтическое бунтарство, громкое изгнание из страны, пришедшая в свой черед мировая слава, а не обывательское тихое житье у бахчисарайского фонтана потиражных отчислений. Разочарование было обоюдным, но далеко не таким острым, как можно было ожидать. Оба они были немолоды, заняты собой и легко смирились с растущим отчуждением.
И вот неизвестный – не дольше секунды – пользователь написал в опустевший, адски популярный, если судить по статистике, никем не комментируемый блог: «Когда я говорила тебе: «найди нормальную работу», я не имела в виду шантаж и проституцию». Семикин ответил мамуле ее же диагнозом и датой предполагаемой кончины. Больше они не разговаривали.
Секреты множились, но занимательней не становились – наоборот. Тысячи и тысячи глиняных истуканов, вглядываться в каждое лицо, пытаясь прочесть судьбу, было примерно то же, что реставрировать терракотовую армию Цинь Шихуанди. Всего лишь работа.
Дар Семикина понемногу превращался в проклятье. Он забросил писательство и начал торговать чужими секретами, словно какой-то реинкарнированный Милвертон. Ему присылали адреса врагов личных и врагов народа, адреса сайтов, по которым Семикин мог сказать о владельце и посетителях всё – уже не мстя и не жалея, просто потому, что мог. Никогда в жизни Семикин так не скучал, как в те несколько лет, что пробыл Семикиилом, губящим незнакомых ему людей за деньги, не получая от того ни малейшего удовольствия.
От скуки он принялся разыскивать дух Сети. Надо же было спросить о значении фразы: «Ты был мой еще до рождения»? Подумаешь, фамилия. Мало ли какие фамилии у людей. А будь у Серафима фамилия Мертвяков – получается, его прародителя зачали зомби?
Своих – а таких, как Семикин, оказалось несколько – он узнавал по отсутствию выпадающего досье. И сразу ужасно напрягался, боясь и одновременно надеясь, что пришли неспроста, что пришли – за ним. Однако мстительные духи приходили в поисках общения, которого ни одному из них не хватало. Сетевое одиночество неведомым образом просачивалось в реал, и рано или поздно отмеченные каиновой печатью теряли представление, в каком они пространстве. Провидцы поневоле говорили правду – ВСЮ правду, не оставляя людям ни личного пространства, ни личной жизни. Неудивительно, что после нескольких лет такой жизни каждый оказывается в положении, описанном в «Молоте ведьм»: «circulus, cujus centrum diabolus», «круг, посреди коего – дьявол».
Довольно скоро мстительные духи организовали в блоге Семикиила нечто вроде масонской ложи и с наслаждением сплетничали о людских пороках. Компромат, как водится, сопровождался частными данными. По сиюминутной прихоти – так богатые люди бросают монеты в фонтан, зная, что не сегодня-завтра эти денежки прикарманят местные жители. Никакие админы-модераторы демонам, естественно, не препятствовали. Чаще всего поболтать заходил один добродушный – относительно – дух-ищейка. Был он, видимо, молодой еще, любил произносить длинные поучительные речи. Брезжило в демонских комментах что-то наивно-восторженное и одновременно животно-глупое, как будто собака внезапно научилась печатать и решила выразить свое мнение о роде людском. Сообразно личному собачьему опыту.
Сперва Семикиил звал его Кабыздохом, но потом, когда дефицитом общения припекло окончательно, стал обращаться уважительней – Кэп. Кэп был сущий капитан Очевидность, его медленные мозги не поспевали за человеческими, а от звериных ушли так далеко, что ни чутья, ни интуиции было не дозваться. Главным умением Кэпа-Кабыздоха было, как он признался в приватной беседе, вести к цели. В паутине маршрутов, виртуальных дорог, он был свой, а Семикин – чужой, слепой и беспомощный. Поэтому Семикиил решил Кэпа очаровать.
Когда-то он умел чаровать, выглядя интеллигентным лохом, влюбленным в идеи собеседника. Поймать распустившего перья павлина куда проще, чем бесхвостую паву, мечущуюся среди кустов. И Семикин умело пробуждал в оппонентах павлинов, только и ждущих, чтобы из их хвоста надергали перьев. Для милого молодого человека им было и хвоста не жалко.
С Кэпом удалось справиться почти так же легко, как с тетками из бухгалтерии, не желающими шевелить своими толстыми задницами, чтобы выплатить гонорар. В конце концов, Кэп был не вредный, просто демон. Шкодливый и тупой сетевой демон, радостно задирающий лапку на каждый кустик. Кабыздох.
Без всяких досье Семикин распознавал за этой шкодливостью скрытую трагедию. Все тролли, разоблаченные Семикиилом в начале его разящего шествия, имели за душой по трагедии. Довольно скоро бывший писатель перестал их жалеть. Трагедия трагедией, а вспрыскивать чужие углы и трахать чужие ноги неприлично. Семикин, в отличие от Семикиила, стал большим поклонником хороших манер. Особенно теперь, когда Серафиму перестали грубить даже самые отмороженные, поняв: месть его будет страшной, мелочной и очень долгой. Нескольких визитов Семикина в дорогие сердцу тролля сообщества, в заповедники душевности с рассказом о биографии бедолаги – и горели синим пламенем давние связи, а предмет разоблачений становился вечным посмешищем. Даже если сам Семикин не видел в вытащенных из шкафа скелетах ничего позорного и даже сколько-нибудь любопытного. Сеть беспощадна.
Так бы и жил Семикин до самой смерти в круге, посреди коего – дьявол, да подвернулся ему Кэп-Кабыздох со своей путеводной способностью и готовностью отплатить услугой за услугу.
Влезать в Сеть всей плотью, неуклюжей телесной составляющей оказалось больно. Воздух застревал в горле, не доходя до легких, по нервной системе бродили электрические импульсы, заставляя нервные окончания вспыхивать, мозг заходился в панической атаке, а судороги доламывали тело, нападая на каждую его часть, пребывавшую не в полной отключке.
