Шпионаж по-татарски, или Его звали Булат Альфредыч

Д. Косырев между тем пугает, старается: «А что такое школа… это вы как раз из романа и узнаете. Есть такое направление — критический реализм, тут он во всей красе». Как вы полагаете, сам Косырев верит, будто мы не знаем, что такое школа? Что вот это всё, вылетающее из автора пулеметной очередью на реактивном моменте обиды, для нас тайна велика есть?

Автор не знает меры в пафосе: «Если бы надо мной занесли меч и дали последнее слово, я бы сказал, что не учил детей тому, во что не верю сам, и не предъявлял им требований, которые не предъявляю и себе». Ну, во-первых, последнее слово дают ПЕРЕД занесением меча (у палача руки устанут меч или топор держать, пока приговоренный наговорится). А во-вторых, чему такому учил герой своих подопытных… э-э-э… подопечных?

«Роман изобрел многообещающий способ бороться с опозданиями. Явившийся после звонка ученик задерживался на пороге и ставился перед необходимостью прочитать стихотворение или спеть песню на выбор. Система имела свои упущения. Заторможенный Халитов, судя по виду — закоренелый троечник, признался, что ни песен, ни стихов не помнит, и без пререканий согласился на альтернативу — десять отжиманий от пола. Возник вопрос о девочках, которым отжиматься не предложишь. Тогда Роман для себя решил, что у тех из опоздавших, кто предпочтет скрыть вокально-декламаторские таланты, домашнее задание будет проверяться в первую очередь. И никаких исключений». То есть главное, чему москвич детишек учил — читать стихи с табуретки? Интересно, сколько времени оставалось на изучение предмета после того, как все «опаздуны» отдекламируют, отпоют и отпляшут? Подозреваю, ученики специально дожидались начала урока, дабы превратить скучную лекцию в веселый концерт.

Опять полет души хвалитика: «Это жесткий автор, кто спорит? Но если вы хотите понять, почему и как год за годом школа выпускает «нечитающие поколения», лучше его романа ничего не найдете. Тут все есть — и подсчет героем копеек учительской зарплаты, и издевательства родителей, считающих, что им обязаны оказывать «образовательную услугу», и много чего другого». «Нет, не могу больше! Пойду приму триста капель эфирной валерьянки!» Чтение стихов с табуретки губительно повлияло на детскую психику! Они больше никогда ничего не читали! «Вот до чего эти трамваи доводят!»

Притом, что и сам главный герой о литературе не лучшего мнения — по крайней мере о русской литературе (у Б. Ханова с нею, похоже, своя Калка): «Русский роман – это доведенное до совершенства искусство чесать языком… Рефлексируют в нем по любому пустяковому поводу. То герои диспут заводят, а то и сам автор в думы ударяется. Заметь, если у Пушкина это лаконичные житейские наблюдения, то у Гоголя уже пространные рассуждения на так называемые отвлеченные темы. О душе, о роли писателя, о судьбах России. Куда без этого». На себя оборотися, кум Булат. Не высоко ли ты мостишься? «– Что для вас главное в работе учителем, Роман Павлович?
– Для меня нет большей радости, чем слышать, что дети благодарят меня, – сказал Роман важно.
И прибавил мысленно: «И ходят в истине»
. Прямо апостол Иоанн. С цитатами. Урок он, надо понимать, начинает со слов: «ходи передо Мною».

Короче говоря, посмотрел Рома Бонд на ужасы школьной жизни, посмотрел, ничего нового не увидел, год отработал, уволился, вернулся в столицу — и вскоре выехал на новое задание, экологию шпионить, волонтером в Алтайский заповедник: «Подозреваю, что в природоохранной сфере нарушений побольше, чем в образовательной. Если так, то столкнусь с самыми неприятными открытиями». Ну конечно, а то без агента под прикрытием там не разберутся.

Не вем, отчего столько энтузиазма вызвала у критиков (выдвинувших роман Ханова на «Нацбест») нелепая история, как оплачиваемый некой кликой шпион (весьма чувствительный и нервный вьюнош) разведывал всем известные (лет пятьдесят кряду известные) «тайны», делая странные и одновременно банальные выводы. Сколь ни разбавляй инфантилизм поколения снежинок школярским умничаньем, всё пустое, всё фальшивка. Но автор собою горд, как черт: «Елена Иваницкая: «Это провокационный, неоднозначный текст, который может отпугнуть читателя, привыкшего к гладкописи и добродушным интонациям» — о своем тексте (= это ж уметь надо.
Надо сказать, что старшие товарищи подают пример молодым. Весной один шорт-лиственный товарищ проникновенно вещал: мол, если мой текст вас напугал, если вызвал отторжение, вы должны понимать, что это нормально, что вы привыкли к другому, что вам трудно.
Роман Шмараков: когда раздавали рефлексию, они второй раз стояли за самоуважением»
.

Воистину. Аминь.

поделиться:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • Одноклассники
  • Blogger
  • RSS
  • Блог Li.ру

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *