Через тридцать лет после первого просмотра (мама дорогая, целая жизнь!) пересмотрела «Служанки» Жана Жене в постановке Романа Виктюка, в третьей редакции 2006 года. Первая редакция появилась в 80-х, была поставлена в свое время в «Сатириконе». Признаюсь, мне она совсем не понравилась. И дело не в манифесте новой театральности, непонятной двадцатилетней мне, а в том, наверное, что на протяжении всего детства и всей юности у меня имелся… видеомагнитофон.
Папенька ездили в Финку и Скандинавию по три раза в год. (Работники фирмы Nokia не могли годами обходиться без нормального хозобеспечения. Между тем тотальный дефицит в советские годы, как бы его ни отрицали сегодня, был чудовищным, никакие «праздничные заказы», «Березки» и рынки не спасали. Вот и припахали папашу моего возить заграничные консервы, шмотки и технику иностранцам, замученным советским бытом.) С Запада в наш дом тек ручеек «буржуйской культуры», в том числе кассеты с записью всякой шопопалы. Были здесь и фильмы, и музыка, и всякое непотребство, вплоть до шоу трансвеститов. Что это такое, понимала только я, родители смотрели как обычный эстрадный концерт, только папочка возмущался: певицы и танцовщицы, мол, дюже страшные. Я уже тогда была неглупым ребенком и превосходства над родичами, никаких языков не разумеющих, не демонстрировала.
Из шоу трансвеститов мне стали понятны две вещи: а) подобное мероприятие не представляет собой ничего выдающегося и никаких горизонтов не открывает; б) шоу такого рода бывает повыше качеством и пониже, каковое качество зависит от умения или неумения шоумена создавать образ. В сатириконовском спектакле никакого особого умения создавать образы не обнаружилось. Ну да, три накрашенных мужика играли женщин, четвертый накрашенный — мужчину. Все четверо кривлялись (иначе это не назовешь) под гримом и периодически эпатировали публику, в частности, имитацией полового акта с манекеном. Четвертый не столько эпатировал, сколько был, выражаясь булгаковским языком, молчаливым привидением.
Именно некрасивость исполнителей и сырая хореография убили спектакль окончательно и бесповоротно, словно младенца в колыбели удавили. Уродливые лица мужчин, проступавшие сквозь прекрасно продуманные маски из грима (в новой версии грим практически тот же), их нелепый вид, их утомительная суета, их обезьянья пластика… По нервам били даже взбитые по моде тех годов кудри (с намечающейся проплешиной на макушке) и каменные от лака чубчики «Карлсон» (причОски не было лишь у Мадам — она была коротко стриженая и с залысинами). Это были не актеры, играющие женщин (традиция, которой больше лет, чем мировой драматургии), нет, это были именно трансвеститы. Все внимание зрителя уходило на переживание шока и отвращения.
Музыка в спектакле была какая-то неподходящая, американская, я тогда в ней не разбиралась, узнала лишь Cabare с Лайзой Минелли. Она казалась слишком грубой, чуждой и одновременно навязчивой, подчеркивая не подходящие к женскому образу голоса и движения. Музыкальное сопровождение не выявляло лучшее, а наоборот, давало почувствовать, какого пола актеры. Это были мужчины, а не женщины и не «нечто третье», каковым становится профессиональный, хороший актер, играя женщину.
А между тем опыт исполнения женских ролей мужчинами имелся даже в советском кино! Вспомните хоть ту же роль Табакова в «Мэри Поппинс, до свидания». Его мисс Юфимия Эндрю была стопроцентной мужететкой, как в книге и в жизни, эдакой «кошмарной тещей». Табаков, кстати, считал, что для исполнения женской роли не требуется «боевой раскрас», достаточно правильного настроя. Баба-яга в исполнении Георгия Милляра столь же идеальна. Он же и поработал над образом: одел бабку в тряпье вместо одежды, завязал на лбу косынку и дополнил растрепанными седыми волосами. Неподражаемый Александр Калягин в «Здравствуйте, я ваша тетя!» играл мужчину по имени Бабс Баберлей, переодетого в женщину, это была и не женщина, и не мужчина, а то самое «нечто третье». Сам Калягин рассказывал о донне Розе д’Альвадорец: «В нее вошли черты девочек и женщин, в которых я был влюблен, которых просто мельком видел на улице и в транспорте».
В «Служанках» актеры пахали, словно ломовые лошади, но все они были не то. Вопиющее не то. Игра актеров не воспринималась абсолютно — да ее, собственно, и не наблюдалось, образы напрочь вытеснил некий «манифест новой театральности». В котором не было ничего нового (если учитывать существование где-то далеко, на Западе, такого жанра, как шоу трансвеститов), а следовательно, манифестарность не компенсировала отсутствие того, ради чего зритель идет в театр. Особенно на спектакли, большая часть которых использует танец и декламацию как средства выразительности. Сейчас таких спектаклей очень много, а тогда режиссеры вполне могли рассчитывать на новизну впечатления.
Неудивительно, что именно «Служанки» десятилетиями служили своего рода манифестом «гейства» для гомофобов, не больно-то различающих, в каких произведениях андрогинность персонажей имеет смысловую нагрузку и решает художественные задачи, а в каких просто-напросто играет роль фишечки для привлечения «нетрадиционной ЦА» и демонстрации, прости господи, политкорректности. Если бы я видела только постановку конца 80-х, я бы согласилась: тащить на театральную сцену сырое нечто, замечательное только тем, что в нем мужчины играют женщин… Лучше уж съездить в Японию, посмотреть постановки театра кабуки — те, в которых по сей день играют только мужчины. И вспомнить, что когда-то кабуки был грубым площадным развлечением, игравшие в нем юноши-кагэма считались проститутками и представление нередко заканчивалось дебошем с оргией. Пока сёгунат не разогнал всю шарашку к чертям и не пришлось срочно развивать театральность до уровня утонченного и стильного шоу.
Может, Виктюк ездил в Японию и много думал. А может, настолько уверился в себе и повзрослел (мужчины, как известно, делают это довольно поздно), что доработал спектакль и третья редакция оказалась великолепна. Смена музыки и хореографии (не говоря уж об актерском составе) пошла спектаклю на пользу. В исполнителях не видишь мужчин, играющих женщин, а видишь нечто другое.
Дальше пойдет спойлер, если кто собрался смотреть пьесу, может не читать.
Начну, пожалуй, с единственной мужской роли — Месье (Иван Никульча). Месье появляется лишь мимоходом — безмолвной тенью и, можно сказать, блистает только в танцах. Но и этого достаточно, чтобы его харизма успела всех покорить и запугать. Таков уж Месье в исполнении Ивана Никульчи.
Служанки не выдерживают противостояния с ним, как бы ни скалились, как бы ни мечтали его уничтожить и (втайне) присвоить.
В танцах брутальный Месье зажигает не только в разноцветной юбочке (которая смотрится на нем вполне мужественно), но и в платье с оборочками. Мамма мия, как он скачет на каблуках!
Вот момент встречи Мадам и Месье между танцами. Мадам на полу. Месье над нею, на каблуках и в оборочках. Кстати, начальные и финальные танцы в «Служанках» — полноценная часть спектакля.
Вспомнился отзыв какого-то существа, не совсем хомо и далеко не сапиенс: «Через два часа у актеров кончился сценарий, они переоделись в стринги и стали танцевать мужскими голыми попами!» Действительно, какое безобразие. Сценарий кончился, так они решили показать свои попы. Особенно если учесть, что попа и стринги мелькали на сцене в течение трех минут танца Мадам из вдесятеро большего времени финальных танцев.
Я, признаться, получила большое удовольствие от танца Мадам, одновременно сексуального и ироничного, с элементами откровенного стеба и традиционного восточного танца бача. Исполнитель роли Мадам Алексей Нестеренко — профессиональный танцовщик с хореографической школой, это чувствуется.
В остальных частях спектакля каждый актер, как персонаж Саймака, вправе сказать: «Я отнюдь не наг! На мне надеты шорты». Или шаровары, юбка, брюки… Много всего надето. Однако если зритель (в данном случае зрительница) пришел, дабы выразить свое возмущение нетрадиционной ориентацией (кого? Жана Жене? Романа Виктюка? исполнителей ролей?), ему, гомофобу с шилом в том самом месте, которое эта порода столь рьяно защищает — словом, гомофобу пофиг, кого «разоблачать». Смотреть-то эти странные люди не умеют. Спектакль не воспринимают. А потом пишут отзывы: «Место актерам в стрип-баре для неудовлетворенных женщин!» Каким образом актеры, если они все такие геи-разгеи, могут помочь в случае неудовлетворенности женщинам? И вообще, тетеньки и дяденьки из Пропойска! Открою вам тайну: по таким барам ходят в основном удовлетворенные женщины, дабы оторваться в эстетическом плане. А неудовлетворенные ходят не отрываться и не культурно отдыхать, они ходят грызть кактус. В частности, на спектакли, где мужчины играют женщин, каковой прием они ненавидят. И выходит, что идут они — ненавидеть.
В исполнителях, а точнее, в созданных ими образах достаточно женского, чтобы не воспринимать ту же Мадам переодетым мужчиной. Мадам — это сама женственность, эфирное созданье, даже когда она танцует в финале, прикрытая одной юбкой, шароварами и женской трагической пластикой.
Глядя на изящную, экзальтированную идиотку Мадам, понимаешь: это ангел. Самый обычный декадентский ангел в боа, не касающийся ножками земли.
Не зря служанки так ненавидят свою хозяйку — им не бывать такими, как она, и в самом сладком сне. Не потому, что они не носят роскошных платьев и мехов, не украшают себя драгоценностями и не спят с Месье. Просто они земные, смертные, а Мадам добра, Мадам прекрасна, Мадам нежна. И все вокруг отравлено ее нежностью, будто дорогими, изысканными, но неистребимыми духами.
