SSexploitation фикового качества

Смешной пост Елены Иваницкой также интересен и комментариями. Один из комментаторов пишет по поводу А. Леонтьева, автора цитируемых произведений: «Он ведь не дурачок. Парень башковитый, но, к сожалению, настоящее творчество, всегда близкое к некоему ощущению обречённости, никак не связано с умом». Так и хочется сказать: добрые люди, а добрые люди! что ж вы меня-то не жалеете? это ведь я, ваша ни в чем не повинная публика, которую вы кормите чем-то, «никак не связанным с умом».

К тому же от таких высказываний теряешься: о какой башковитости речь, когда человек пишет откровенно идиотские вещи? Почему он не дурачок — вернее, в чем именно он не дурачок? В покраске стен? В ремонте электрики? В филателии и нумизматике? Верю, вернее, знаю, что башковитость может проявлять себя ВНЕ творчества. Человек может быть умен, невзирая на ужасные рассказы, повести и романы, написанные в угаре вдохновения — но и тогда графоман остается графоманом. Искусство безжалостно к тем, кто лишен дара. А коли упорствует, пишет и печатает роман за романом, «блистательный в своем идиотизме», значит, дурак. Быть ему за дурость биту.

Или облайкану. Лайкают же фикридеры аффтаров, пишущих про большую голубую любоффь наци к красивым молодым пленным…

«Его гу­бы бы­ли так близ­ко. Баз вжал­ся в спин­ку крес­ла, мо­лясь о том, что­бы прос­то уме­реть. В сле­ду­ющее мгно­вение его по­цело­вали. Ан­гли­чанин по­пытал­ся от­тол­кнуть Вел­ле, но тот с си­лой при­давил его ру­ки к под­ло­кот­ни­кам.
— Ду­маю, мы смо­жем до­гово­рить­ся… ах ты!
Не­мец от­пря­нул, сли­зывая кровь с про­кушен­ной гу­бы.
— Луч­ше смерть! — вы­дох­нул плен­ник». На этом месте я захохотала так, что голуби, мирно ворковавшие за окном, извините за подробности, испачкали нам кондиционер.

«А по­том не­ожи­дан­но рва­нул­ся с та­кой си­лой, что Вел­ле от­ле­тел в сто­рону. Баз мет­нулся к сте­не, сор­вав с неё тя­желый ме­тал­ли­чес­кий прут.
Не­мец в ярос­ти за­вопил и на его вопль в ком­на­ту вор­ва­лись нес­коль­ко ох­ранни­ков. Рэт­бо­ун драл­ся как одер­жи­мый, хо­рошо по­нимая, что ждет его в слу­чае про­иг­ры­ша и на­де­ясь на то, что его прос­то прис­тре­лят. Но чер­то­вы на­ци прос­то взя­ли его ко­личес­твом, сбив с ног и рас­тя­нув на ков­ре, вжи­мая в мяг­кий ворс до хрус­та в сус­та­вах. Вел­ле по­дошел, опус­тившись на ко­лено ря­дом с ним, и отог­нул его го­лову, схва­тив за во­лосы.
— Что ж, ес­ли не хо­тите по-хо­роше­му, бу­дет по-пло­хому! — про­шипел он, за­дыха­ясь от ярос­ти. По­том мах­нул ру­кой, под­ни­ма­ясь и про­ла­ял что-то по-не­мец­ки. Рэт­бо­уна вздер­ну­ли, пос­та­вив на но­ги, и под­та­щили к стол­бам, втис­нув за­пястья в на­руч­ни­ки и зак­ре­пив в них. За­тем выш­ли, по­вину­ясь при­казу ко­ман­ди­ра. Тот по­дошел к две­ри и за­пер её на ключ».

Потом изнасилованный и насильник, конечно, помирились. Два раза. И замечу, что этому опусу семь лет. А сколько лет романам А. Леонтьева? Меня раньше смешило, а сейчас удручает, что перед каждым образчиком мейнстрима, написанным не для читателя, а для высокого жюри и родной песочницы, словно больной палец торчит образчик фикерского творчества. Сюжет, стиль, художественный прием, идея — аналоги непременно найдутся. Намного более ранние, чем в «боллитре».

Ну и что? — спросят меня. А то самое, что мейнстрим должен предварять сетераторские потуги, не наоборот. Если для чего и нужна некоммерческая проза, то не для привлечения читательских толп и принесения издателю миллионных прибылей, но в первую очередь для генерирования идей, поиска форм и прочих инноваций. Однако вместо этого авторы (обласканные критикой, не раз изданные лауреаты) тырят фишечки из непролазных болот сетераторского творчества. Словно по карманам шарят.

Можно взять для примера того же А. Снегирева, умело просквозившего в толстый журнал «Знамя народов». «Толстожурнальная прописка» позволяет печатать в других толстых журналах по обмену (сам напечатался — напечатай коллегу) лытдыбр про естественные потребности: как пописал, как покакал, как поел. Подобные рассказики мог бы писать грудной младенец, умей он писать.

«Я вскрыл железяку, в нос шибануло тихоокеанским ароматом.
Вкус скотча у меня во рту сдал позиции после первого куска.
А кто бы не сдал перед нашей-то сайрой?
Даже захотелось ещё глоточек.
Больно у сайры яркий букет.
Я отпил.
И ещё раз отпил.
И последний раз для надёжности.
За окном начало светать.
Страх перевеса сменился страхом перед перспективой не выспаться.
С детства ужасно боюсь не выспаться.
Помню, мама говорила: «Ложись спать, а то не выспишься. Выключай телевизор, не выспишься. Прекращай болтать по телефону, не выспишься».
Выспаться я должен был во что бы то ни стало!»

Как видите, Снегирев верен себе и своему «призрачному стилю» из прошлого своего романа. Отличительными чертами стиля являются:
— разбивка текста по фразе на абзац, что весьма способствует увеличению объема писанины; а сколько дополнительных скрытых знаков дает подобная «авторская структура»!
— поток сознания на грани тревожного расстройства: персонаж (автор) боится ВСЕГО и без конца рассказывает о своих страхах, нудно жалуется на жизнь и вообще ужасно утомляет, как все сумасшедшие;
— море скучнейших подробностей про физиологические потребности и отправления, каковой прием уже давным-давно никого не эпатирует и указывает лишь на одно обстоятельство: писателю совершенно не о чем писать.

В соцсетях эдакое «откровение о халяве», разумеется, охотно прочтут и даже лайкнут раз десять-двадцать: а чё, прикольный придурок! Однако какое отношение снегиревская прикольность, обусловленная генерализованным тревожным расстройством, имеет к творческому мышлению, восприятию, стилю и даже ощущению обреченности, а, господа покровители дарований?

История о существе (условно-разумном), одержимом халявой и решающим дилемму, как не позволить пропасть добру, а набрать его побольше, побольше, немедля напомнила мне фик «Человек-хомяк», прочитанный мною больше чем наполовину исключительно из-за названия. Так вот он на-амного живее написан.

«Где-то в ка­таком­бах под шко­лой на­ходит­ся це­лый кла­дезь уни­каль­ных ин­гре­ди­ен­тов, а он, Се­верус, еще не на­ложил на не­го ла­пу! — зель­евар при­нял­ся хо­дить по ком­на­те, раз­мышляя.
Ин­форма­ция есть толь­ко у Пот­те­ра. Лишь он смо­жет от­ве­тить на воп­рос, прав­да это или нет, лишь он вла­де­ет да­ром от­крыть две­ри са­лаза­ровой сок­ро­вищ­ни­цы. Ре­шено, на­до наз­на­чить пар­шивцу от­ра­бот­ку и до­гово­рить­ся с ним. Па­рень, не­бось, да­же не осоз­на­ет, ка­кая цен­ность у не­го в ру­ках. Глав­ное, что­бы ди­рек­тор ни о чем не про­нюхал, а то на­ци­она­лизи­ру­ет туш­ку ва­силис­ка на бла­го шко­лы и собс­твен­ных кар­ма­нов…
— Хмм, а что у нас тут? ****! Вот это ****! — Се­верус по­ражен­но смот­рел на тус­клую ди­аде­му, на­ходя­щу­юся у не­го в ру­ках. Еще од­на пи­татель­ная «кон­фе­та»! При­нюхав­шись, он с пол­ной уве­рен­ностью мог ска­зать, что ав­тор дан­но­го «ар­те­фак­та» тот же, что и преж­де. «Как же си­лен был ра­нее Тем­ный Лорд, и кто смог нас­толь­ко ос­ла­бить его?» — кру­тились мыс­ли в го­лове у зель­ева­ра. Как бы то ни бы­ло, си­ла, пе­рели­ва­юща­яся в ди­аде­ме, ма­нила и зав­ле­кала.
«Ням, ням», — по­думал Се­верус».

Моя паранойя не доходит до того, чтобы предположить покражу сюжета и литературных приемов из произведения пошлейшей сетературы, осуществленную представителем передовой (если верить критикам и рекомендателям) современной прозы. Но к пресловутым «новым идеям» эти самые представители приходят, когда те раз сто всплывут в Сети и станут фикерско-сетераторским штампом. Отчего бы это?

Отвлекусь на подробности. Утомительные. О них мне напомнил следующий диалог все в том же посте Иваницкой: «Елена Иваницкая Это Николаенко, победительница Русского Букера: «Магазин «Хозяйственный» через дорогу был, как все хозяйственные магазины. «Все хозяйственные магазины через дорогу. Почему?» — подумал вдруг, переходя дорогу. И испугался посредине, что светофор переключится, все поедут, и его раздавит насмерть. От страха опустил глаза и шел сутулясь, боязливо косясь на сонные дорожные столбы. Он светофоров не любил и турникетов тоже. В метро особенно опасно, возле турникетов — того гляди возьмут и треснут. «Схлопнут — и пиши пропало», — и турникеты проходил зажмурясь, удара ожидая, оглянувшись, думал с облегченьем: «Что, собака, съел?!» И если рядом не было людей, то дулю турникету показывал или язык».

Вадим Астанин И почему перед хозяйственным магазином всегда дорога? Почему не поле, почему не роща, почему не лесочек, хвойный там, лиственный или, на крайний случай, смешанный? Почему не ручеёк, не речка, не мостик с резными перилами, не брод и не хлипкие доски, положенные на кирпичи, не тропинка, прихотливо вьющаяся меж корабельных сосен? Крупные капли пота выступили на его челе и душа его затосковала. Знать бы ещё — отчего?»

Елена Иваницкая Этот роман я читала стиснув зубы, а он все не кончался.

Вадим Астанин Стыдно признаться, но современную российскую прозу я практически не читаю, всю.

Елена Иваницкая Тяжело вздыхаю. Но когда оглядываюсь на наших недавних лауреатов, то очень хорошо понимаю. Читать это невозможно».

Я тоже давно перестала читать продвигаемое на Олимп, Нацбест, Бигкнигу и Ясную Поляну. На сетераторских болотах вместе с пиявками да лягушками хотя бы люди-хомяки встречаются. Они тоже ужасные, но условно-разумные, а в премиальной пустыне одни сольпуги да змеи, и не поймешь, разумные или нет — сразу кусаются. Всё потому, что сетераторы еще не испорчены конкурентной борьбой, им еще не довелось заедать чужой век ради выхода в финал. Они еще, можно сказать, Аркашки, окруженные тихо, деликатно похохатывающими взрослыми, снисходительными к их затянувшемуся детству. Ну а критиками поеденные графоманы уже совсем другие: обросшие носорожьей шкурой, привычные к насмешкам, умело демонстрирующие мягкосердечным людям, что они УМЕЮТ писать, однако им что-то мешает. Например, критики, за ошибками — грамматическими, стилистическими, фактическими — не видящие их потрясающей поэтики и новизны форм.

Хотя достаточно сунуться в болота сетераторской фантазии — и вот они, эти ваши «новые» формы, идеи и даже поэтики островки (если понимать под поэтикой описание потребления халявы, отправления естественных потребностей, генерализации расстройства психики, сексплуатации, объектификации…). И зачем тогда нам ваши «юные дарования», господа критики-рекомендатели?