— О, это очень изящная вещь, милорд, я и забыла, когда получала столь прекрасные подарки, — в глазах почетной матери семейства стояли слёзы. — Почетная мать семейства! А по нечетным эта, гм, леди кто?
— Ох, да бросьте, Милорд, может по бокалу вина, пока Люций наводит очередной марафет? — предложила леди Малфой. — И то верно, леди, пошли еще перепихнемся по-быстрому, пока твой пидор пудрит носик.
Нарцисса внезапно засмеялась и стукнула кружевным веером в тон к платью Генри. — А там не только лорд Малфой отличается ориентацией небесного отлива. Генри тоже пришел в платье. В тон чьему-то вееру.
Помню, однажды я наткнулась на фик (с трудом остановила себя в желании написать словосочетание в одно слово), где аристократка младая на первом свидании с парнем-одноклассником визжит (!) от восторга перед витриной с модным платьицем. И фактически ставит своего малолетнего (но богатого) кавалера перед фактом: купи девачке платьице! Аристократия, блин. Однако, представление о высшем свете говорит про аффтара больше, чем он хотел бы, чтобы мы про него знали…
Слово вещь необыкновенно емкая и коварная. Оно способно раздеть сказавшего догола, вывернуть наизнанку. И совсем не обязательно переносить биографию персонажа на его создателя, этого-то как раз и не требуется. Зато стороны жизни, которые автор представляет себе или не представляет, то, что он считает нормой или ненормальностью, схемы поведения, которые он приписывает разным слоям населения, каждый сюжетный ход — всё много говорит о нем. И порой много лишнего. О чем особь графомана обыкновенного, захваленная своей тусовкой (и неважно, тусовкой сетераторской или толстожурнальной), разумеется, понятия не имеет.