Условность брачных обычаев в искусстве

Ни для кого не секрет, что одна из самых популярных сцен в романтических комедиях — это сцена испоганенной свадьбы, когда жених, реже невеста, плюнув на чувства и усилия десятков, а то и сотен людей, дают драпака от алтаря прямо в свадебном наряде рука об руку со своей первой/бывшей/будущей любовью. При этом несостоявшегося партнера и родню с обеих сторон оставляют на съедение прессе и светским сплетникам, не особо заморачиваясь вопросами морали и человечности. Пусть всех второстепенных персонажей сожрут живьем, главное, чтобы «главгер» цел остался. С ромкомов берут пример и сетераторы, и фикрайтеры. Кино для окололитературных прослоек служит неистощимым генератором идей, многие из которых в письменном виде выглядят намного менее зрелищно и правдоподобно.

Вот, подвернулось на фикбуке дивное — Гарри Поттер в последние пять минут избегает женитьбы на Джинни Уизли, потому что люб ему Северус Снейп, уж так люб… Замечу, что фанфик переводной, написан без розовых соплей и кнопок счастья в прямой кишке, секс между Поттером, внезапно обнаружившим в себе «внутреннего педераста», и ни разу не красавцем-профессором — не упоительный, а грязный, смешной и дерьмовый (таким он, как правило, и бывает у людей, друг другу чужих и даже не симпатичных)… Словом, фанфик небезнадежен, что-то от реализма и психологизма в этом произведении есть. Но явно недостаточно.

Он поступает ужасно и должен чувствовать себя последней сволочью, вот только почему-то не чувствует. Ему даже почти не стыдно. Немного грустно оттого, что он огорчил Гермиону и что гости не попробуют торта. А торт хорош, и расстраивать Гермиону совсем не дело, но вряд ли Джинни устроят извинения на этот счет.
Просить же прощения за то, что он не чувствует себя виноватым, явно не стоит.
— Я не могу жениться на тебе, Джинни, — качает он головой. — И не называй его мерзавцем.
Гарри сам поражается, что он все-таки это сказал, да еще настолько взвешенно. Особенно про мерзавца.
Джинни отрицательно качает головой и цепко хватает Гарри за локоть. В ее глазах вдохновленное выражение, какое бывает у квиддичных капитанов перед речью.
— Мы можем договориться, Гарри. Конечно, тебе стоило сказать мне раньше. Ужасно, что все выяснилось только сейчас, но еще не все потеряно. Мы поженимся. Ты сможешь время от времени отлучаться… — она пожимает плечами и с легким неодобрением смотрит на Снейпа, — по своим личным делам. Я согласна. Я понимаю, что у нас всех есть свои нужды, но они не должны портить нашу совместную жизнь.
Гарри трясет головой, думая, что ослышался. Снейп разглядывает Джинни, будто она какое-то особо гадкое и редкое зелье.
— То есть ты утверждаешь, — наконец удается выговорить Гарри, — что тебя не смущает, если у меня будет интрижка, главное, чтобы я держал тебя в курсе? Плевать на измену, если по итогам я буду возвращаться домой к тебе. Мы все равно будем семьей. Ты пойдешь на это, потому что очень сильно меня любишь. Я правильно понял?
Джинни кивает.
— Я очень тебя люблю, Гарри, — повторяет она, легонько пожимая его плечо. — Я всегда тебя любила и хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы мы были счастливы. Вместе. Если это цена, то я готова ее заплатить.
…
— Я не могу на тебе жениться, Джинни, — повторяет Гарри. — И… Слушай, я не специально, честное слово. К тому же вся эта свадьба — одно большое недоразумение. Я ненавижу фиолетовый, оборки были ужасной идеей, а ты в этом платье похожа на паровоз. Видишь, этому просто не суждено случиться.

Сцена типичная для слэшного фанфика, написанного в поджанре «снарри» или «гарридрака» (то есть с наличием любовных отношений между Поттером и Снейпом или Поттером и Малфоем-младшим). Джинни Уизли в подобных произведениях выглядит бесчестной охотницей на Мальчика-который-выжил. Такую не грех и на свадьбе опозорить. Ишь, разоделась на венчание в белые кружева, шалава!

Автор шаблонно, но вдохновенно манипулирует аудиторией: если невеста умирает от ужаса при мысли, как через несколько минут ее будут распинать во всех газетенках и на всех тусовках после дикого, непредсказуемого поступка жениха — и никто, ни одна закадычная подруженька не поверит в непричастность девушки к тому, что ее парень стал геем за десять минут до церемонии… Словом, если почти жена предложит этому трусу и распиздяю обычный, в общем-то, расклад с семьей в одном доме и потрахушками в другом — всё, девку можно бросать, наговорив гадостей, считай, она заслужила. Фикеры и сетераторы народ даже более бескомпромиссный, чем сценаристы жестоких веселых комедий.

Однако в жизни, мне кажется, большинство приглашенных не позлорадствовало бы, а ужаснулось дикой выходке «влюбленного мальчика». Да, люди делали и всегда будут делать глупости «по страсти», но отчего бы не пощадить чувства «невесты без места», не остановить поезд подготовки к свадьбе до того, как тот разгонится? Ведь если человек готов сбежать, рискнув всем, значит, желание быть свободным назрело, свербит, и только трусость мешает его исполнению. Может, стоило собраться с силами и поговорить с постылым/постылой до того, как ситуация наберет мощь, достаточную для взрыва Йеллоустоуна?

Меня порою интересует, как потом живется людям, сдриснувшим с собственной свадьбы. Ведь их наверняка перестают принимать и вообще замечать родные и близкие, знакомые и полузнакомые. Сама-то я никогда не сталкивалась со столь «распространенным» явлением, невест и женихов на моей памяти ни разу не бросали у алтаря (а я, замечу, с детства на свадьбах бываю, за сорок лет повидала немало пар). И даже если пара разводилась через год (что не редкость между людьми, прожившими в гражданском браке лет пять-семь, потом решившими пожениться аккурат перед кризисом семи лет брака — и расставшимися сразу после этого кризиса), все равно свадьбу отгуливали как надо. Женихи могли устроить себе безобразнейший мальчишник (который затягивался на время свадьбы и был чреват пьяным сексом с подружкой или — о ужас! — с родственницей невесты); невеста могла усердно прощаться с любовью всей своей жизни, и не на девичнике, а добрую неделю до бракосочетания (и неделю после) — но сама церемония проходила без сучка без задоринки.

Не спорю, сцены со свадебным обломом, будучи поданы в качестве финальных, смотрятся чрезвычайно эффектно: любовь победила, свободные влюбленные бегут в закат, подобрав полы кринолинов и фраков, банки грохочут за бампером отъезжающей машины с фальшивой табличкой «Just married» — и обалдевшее лицо оставленного партнера отчего-то кажется справедливым наказанием за грехи, неведомые публике, но безусловно имевшие место быть… в темном прошлом этого мерзавца/мерзавки. Ну сами посудите, есть ли в описанном зрелище хоть малейшее основание для светлых, радостных чувств, которые испытывает аудитория? Каким образом они вообще формируются, эти радостные чувства при виде унижения ближнего? Какой эксперимент Аша или даже Милгрэма заставляет нас их испытывать?

Вдобавок мне кажется, в серой, унылой, беспросветной и безальтернативной действительности предложение будущей жены: «А может, заключим свободный открытый брак, если тебя так вштырило, дорогой?» сочли бы проявлением мудрости и силы духа. Сама бы я скорее убила засранца (путем выкидывания из окна загса), действуя в состоянии аффекта, чем проявила мудрость, но невесту, способную соображать под таким прессингом, не осудила бы. Мечтательницы, которым подавай всё или ничего, как правило, с ничем и остаются. Хотя порой и ничто лучше означенного всего.

В общем, художественная действительность, как говорится, не коррелирует с окружающей. Видимо, реальные люди боятся осуждения окружающих неизмеримо больше, нежели выдуманные персонажи. У героев фильмов и романов есть время ровно до произнесенного «да», а потом — только бездна отчаяния, «покуда смерть не разлучит вас». Они используют последний шанс на спасение, все равно без своего случайного «обже» они, как им представляется, помрут без покаяния еще до конца брачной ночи.

Реальным же людям есть что терять — они не хотят годами восстанавливать отношения с большей частью своего окружения. К тому же живые люди из плоти и крови знают: есть жизнь и после свадьбы. Поэтому с пресловутой «любовью всей жизни» можно прощаться бесконечно долго, а там, глядишь, и заново сойтись после развода с надоевшим брачным партнером. Не слишком порядочное поведение, но все-таки не катаклизм, пришедшийся на «самый счастливый день каждой женщины». Извержение супервулкана чувств и она никогда не забудет, и ей никогда не забудут. Брошенный жених наверняка найдет себе другую (может, даже не сходя с места, прямо среди гостей), а вот у невесты точно будут проблемы психологического и социального характера.

Словом, в упомянутой сцене мы видим типичный прием манипулятора, именуемый отрицательным подкреплением — в ходе него происходит избавление от проблемной, неприятной ситуации в качестве награды за определенный поступок. Более честный, открытый манипулятор, а попросту шантажист, за оказанную уступку избавляет жертву от проблемы, которую сам же предварительно создал. Более тонкий манипулятор может выступать в качестве бескорыстного благодетеля, несущего в мир свет, добро и бла-бла-бла.

Все эти рассуждения подводят меня к мысли о художественном манипулировании публикой как о средстве выразительности в некоторых искусствах. Но если в искусстве кино легче дается манипулирование одного рода, то в литературном искусстве уже требуется новая стратегия. А может, и меньше лжи, больше честности при общении с читателем, меньше веры, что публика дура. Не такая уж она дура, как хотят верить манипуляторы от искусства.