Домашняя выпечка заставляет искать среди специй чего-нибудь эдакого, необычного. Пороешься, бывало, в припасах — и сами собою находятся старые, советских времен, но отчего-то не потерявшие вкуса и аромата приправы. Недавно нашлись цельные мускатные орехи и зерна кардамона (сто лет цельных не видела, уж и не помню, что с теми зернами делать), сушеная мята, не то лечебные, не то северные травы, привезенные в тыща девятьсот лохматом году с тогда еще советского Крайнего Севера — и такие же сухие, похожие на японские «рыбные хлопья» снетки. Не представляю, что бы я могла готовить со снетками. Они мне в свое время в северной экспедиции надоели, когда сухую рыбную мелочь добавляли буквально во все. Оттого, видать, и засунула в дальний угол — и вот, спустя двадцать лет откопала.
Зато как за разбором ароматной коробки прошлое вспомнилось… Полезла за ерундой вроде душистого перца, вернулась с воспоминаниями.
Люди похожи на специи: некоторые всю жизнь хранят данную им природой суть, пусть горькую и жгучую, но непобедимую — а некоторые с годами выветриваются до состояния трухи, которая и не пахнет ничем, и вкуса не имеет. Но, конечно, сбор надо производить, когда «приправа» созрела. Или достаточно усохла. Немало людей доходит до совершенства в отнюдь не юном возрасте, хоть юность в отдалении и кажется золотым веком. То бишь десятилетием.
Эдак откроешь старые фотографии — и видишь по ним, как взрослеет человек. Взять хоть эти три вехи — фотографии перед выпуском и перед поступлением в два моих первых универа, в НГУ и в МГУ. В школе я, похоже, была бесшабашней или, как сейчас любят говорить, позитивней. Верилось мне, что все будет хорошо и как-нибудь, да уладится. А потом школа, сколь ни была плоха, закончилась, закончилась в тот же день школьная дружба (вот уж о чем никогда не жалела, так это о так называемых школьных друзьях) — и началась взрослая жизнь с ее «Ты все пела? Это дело: так поди же, попляши!»
Ядовитое предложение в духе муравья слышалось со всех сторон, включая сторону родную, роднее некуда — мамочкину и папочкину. Глядя на нынешних выпускников того и сего, трепетных и самонадеянных одновременно, я время от времени спрашиваю себя: что бы они почувствовали, а главное, сделали, кабы жизнь предстала перед ними этаким муравьем из басни, запросто отправляющим неосмотрительных и легкомысленных стрекоз на смерть? За что муравей ненавидит стрекозу — за то, что она не общественное насекомое и живет не в муравейнике? Никто же не делает запасов, пока он «в мягких муравах» и ему «голову вскружило», однако и самым отчаянным крохоборам не хватает припаса на всю холодную, жестокую зиму. А не от голода, так от холода помрут оба, и стрекоза, и муравей, с разницей в несколько недель, особенно если зима будет долгая.
Нам, выпускникам 80-х, эпоха приготовила зиму длиной в десяток лет. Бесшабашность (она же позитивность) истаяла, не начавшись, выдуло ее из наших душ ветрами перестройки. Полученное образование почти никому не пригодилось, наука с культурой из почтенных, хорошо оплачиваемых видов деятельности превратились в профессиональное попрошайничество и грызню над кучкой обносок с барского плеча. Мы еще пытались искать себя, а взрослые дяди и тети уже вовсю расплачивались нами с наступающим железным веком. Гораздо более железным, нежели тот, в котором мы выросли.
Наступление нового века, а вернее, нового тысячелетия мы, восьмидесятники, встретили с опаской: что от нас потребует эпоха? Умение пробивать головой стены? Беспощадной конкурентной борьбы? Дипломатии на грани фола? Кого как, а лично меня попустило: проблемы начали улаживаться сами собой, отпала необходимость встречаться и разговаривать с людьми (всегда ненавидела это занятие). Закончилась, наконец, утомительная гонка за подработками, похожая на то, что столетие назад называли «ловлей пайков, пайколовством» — когда выдающиеся специалисты за копейки преподавали в каких-то кружках для швей и ткачих, например, историю английской поэзии или зоологию беспозвоночных. Бессмысленная растрата интеллектуального ресурса.
Но не более бессмысленная, чем в новом тысячелетии, ведь человеческий ресурс как был, так и остался самым дешевым. Работодатели образовали нечто вроде племени, у которого появилась своя религия, изрядно напоминающая культ карго: если повторять все ритуалы белых людей, боги спустятся с неба на железных птицах и подарят племени много-много ништяков. Вот и наш издатель повторял за «белыми людьми» всякую хню, брал консультантов-маркетологов, бизнес-тренеров, коучеров и тимбилдеров. Пытался промыть мозги работникам, чтобы те работали на износ, причем желательно за себя и за того парня. А всего-то и надо было, что боярских деток поменьше на ключевые должности сажать, да честно платить за сделанную работу.
В ритуалах культа карго и прочих камланиях прошло без малого двадцать лет, железные птицы, как мы, пессимисты, и думали, к племени работодателей не слетелись, и музы дань не принесли. Наоборот, начались кризисы, а с ними, как водится, всякое непотребство. Награждаемые призами вроде «Лучший российский предприниматель» господа хорошие шустро переводили капитальцы за границу, а чтобы было что переводить, удешевляли производство до полного развала вплоть; награждаемые премиями «Лучший на данный момент мастер хуЙдожественного слова» тоже искали, куда бы сдриснуть, да так, чтобы успеть до обрушения рынка; свалившие за бугор еще на рубеже веков и осевшие в европейской глубинке учили «вату» жизни и писали псевдоисторические конкурсные враки.
Культурная жизнь, короче, била ключом, кнутом и дрыном. И я видела (да и сейчас вижу) в ней столько сходства с событиями рубежа эпох — дореволюционной и послереволюционной; довоенной и послевоенной; советской и перестроечной — что это сходство поневоле нервирует. Главная его часть — пена, пена дней, вскипающая, как в романе Бориса Виана, на огне культа карго. В одноименном романе Виан насмешничал: «Я возглавляю Философский кружок домашней прислуги нашего квартала», и пародировала Сартра его переводчица Л.Лунгина: «…где проводятся чтения на тему: «Сервилизм — это гуманизм».
Это высказывание, идеально описывающее место писателя в сегодняшнем обществе, было сделано в 1946 году, чуть более 70 лет назад. Не пора ли начинать праздновать юбилеи исполнившихся пророчеств? И много ли среди них окажется хороших?
