Издательская аннотация: Когда эльфы — олицетворение всего светлого и справедливого — мельчают, теряют интерес к миру с его занудными дрязгами и будничной, и оттого еще более пугающей, жестокостью, когда лучшие из них забывают о долге и служат своим личным интересам…
Когда искусство карликов никому больше не нужно и великие мастера перебиваются контрабандой и прочими сомнительными занятиями…
Когда люди, чувствуя, что угасает светоч эльфийской мудрости и красоты, пускаются во все тяжкие…
Когда в извечной игре с добром хаос и зло уже потирают руки в предвкушении выигрыша…
И фокус в том, что орки — очень последовательная раса, если что-то делают, то от души, и мир спасают хоть и против воли, зато с шутками и прибаутками, приключениями и сражениями и, разумеется, добиваются успеха.
Рецензия: Для начала нас старательно окунают в орочью жизнь. Как в шнорш (да, это то самое, о чем вы подумали). Автор точно испытывает читателя на прочность: сколько времени тот способен продержаться на плаву в шнорше? Думаю, слабонервные отваливаются еще на первой главе, целиком посвященной истории о славной (а если быть откровенными, то идиотской) стычке орков с гномами. В ходе результате непредвиденной (и ненужной, как и любое сражение в жизни здравомыслящего орка) уцелели два брата — разумный трус и глупый храбрец. Или подлый трус и отчаянный храбрец. Или мерзкий трус и доблестный храбрец. В общем, как ни меняй эпитеты, один из братьев слинял с поля боя и забился в нору, а второй бился, бился… пока нападающие сами не слиняли. Предварительно уничтожив всех соратников странного оркского храбреца.
В центре сражения был Гиргас. Одному из гномьих воинов он отрубил правую руку и тут же принялся за следующего, которого сразил одним-единственным взмахом своего мощного оружия. На скрючившегося перед ним гнома с отрубленной рукой он уже не обращал внимания, а тот, хотя и был тяжело ранен, пополз по телам своих мертвых товарищей к ногам Гиргаса, сжимая в оставшейся руке кинжал. И в тот миг, когда Гиргас раздробил череп очередному врагу, однорукий нанес удар.
Когда Гиргас заметил судорожное подергивание своего левого плеча, он сначала не понял, что произошло. Только когда он попытался поднять лапу и это ему не удалось, орк заметил гномью стрелу, вонзившуюся между наплечником и латами. Гномам было недостаточно снабжать свои стрелы наконечниками с крючками — обычно их еще и смазывали ядом. Гиргас уже чувствовал его действие, движения его стали вялыми и замедленными. Но он продолжал сражаться, яростно, преисполненный решимости увести с собой во тьму Курула как можно больше атакующих.
— Только подойдите! — прорычал он. — Варг и пара стрел? Это и все, что у вас есть?
Из-за Гиргаса-то все и началось. Братья, так и не поняв, почему выжил самый храбрый из них двоих, отчего гномы не добили единственного орка, оставшегося на поле боя (понятия благородства и милосердия оркам были незнакомы — но и гномам, похоже, тоже), отправились назад, в племя — докладывать о гибели своры и ее предводителя. И обнаружили, что предводитель над предводителями, грозный вождь Грайшак не в духе. Измучен, деликатно выражаясь, метеоризмом.
— Ну, входите же, — подтолкнул их один из стражников, и взгляд, которым он одарил братьев, совершенно не понравился Раммару. — Вы как раз вовремя, у главного аудиенция.
И, словно в подтверждение опасений Раммара, из освещенной факелами полутьмы показались два орка, несущие труп третьего. Кто-то проломил парню череп.
— Внутренности Торги! — прорычал Раммар. — Что произошло?
— Он перднул в присутствии Грайшака, — ответил один из тех, кто нес труп.
— Но ведь обычно главному это не мешает, — сказал Раммар ничего не понимающим тоном: среди орков считалось абсолютно нормальным громко пускать ветры.
— Обычно — нет, но сегодня его мучают газы, — ответил орк, как будто это объясняло все. А потом носильщики ушли.
— Ой-ой, — прошептал Бальбок. — Похоже, Грайшак в плохом настроении.
Постепенно, обычай за обычаем, дикость за дикостью, перед нами проходит вся непрезентабельная картина орочьего быта. Читатель сам себе напоминает лощеного британца, стоящего со стеком в руке и в пробковом шлеме перед жалким племенем, одетым в юбки из травы и не знакомым ни с катехизисом, ни с файф-о-клоком. Стоит себе такой британец и отгоняет от себя мысль о том, что несколько дней блуждания по джунглям смывают накипь цивилизации — после чего представители самого первобытного племени покажутся оборванному и смиренному путнику едва ли не полубогами.
Довольно долго читатель испытывает к оркам чувство глубокой неприязни и брезгливости совершенно в духе Толкиена.
Орки корявы и безобразны во всем — от родственных отношений до общественных. Орки не просто некультурный — они антикультурный народ. Формирование культуры на корню изничтожено идеологическими установками.
Орки не ведут счета своим правителям, как люди, не поют песни об их деяниях, не воздвигают памятников — слишком сильно каждое поколение поглощено собой, и, кроме того, орки — ужасные певцы и совсем не придают значения искусству. Тот, кто в присутствии Грайшака отваживался говорить о его предшественнике, должен был быть готов к расставанию со своим языком.
Это по меньшей мере…
Сверхъестественный, непреодолимый эгоцентризм орков — единственное объяснение, почему это племя вообще выжило. Весь потенциал орка направлен на то, чтобы сохранить жизнь себе, любимому. Причем ТОЛЬКО себе. Будь ты орку хоть брат, хоть сват, хоть мама родная — ради собственной выгоды он тебя с кашей съест. Впрочем, может, и без каши.
Оттого, наверное, трудная задача выживания становится КРАЙНЕ трудной. Вот, например, попала вождю вожжа под… под мантию (с) — он и потребовал, чтобы братья вернулись на поле боя и принесли голову своего предводителя. А то, мол, их головы сами украсят пиршественный зал, а мясо — пиршественный стол! Зачем, спрашивается, вождю чья-то там голова? А затем, что без головы не упокоится славный воин у оркского демона под боком, то ли в садах блаженных, то ли в болотах агрессивных. Хотя, как показывает время, утерянная голова была всего-навсего предлогом отправить двух честных (ну хорошо, одного честного и одно жуликоватого) орков в дальний путь.
Двое орков оказываются в плену у гномов, а там и в замке могущественного (какого ж еще?) колдуна, который отправляет их все дальше и дальше, в неведомые снежные дали, за чем-то уж и вовсе разуму орков недоступным…
Будь на месте орков, скажем, двое людей — герой и друг героя, или человек и эльф, человек и гном, эльф и гном, тролль и баньши, Штепсель и Тарапунька, Вахмурка и Кржимилек — дальше все бы пошло по накатанной. Ибо эти двое вскоре нашли бы общий язык и превратились бы в Чипа с Дейлом, помогающих на своем пути всем обиженным, уязвленным, убогим и слабоумным. Но перед нами — двое орков, совершенно непригодных для выполнения такого задания. Для выполнения какого бы то ни было задания. Потому что один — именно слабоумный, урод среди орков, доверчивый и честный, а второй, будучи полноценным орком и братом первому, от души ненавидит кретина, втянувшего их обоих в кошмарный квест.
И, честно говоря, даже любопытство пасует: понятно, что братья изменятся, глупый поумнеет, подлый исправится, вот только путешествовать в такой компании кажется ужасно неприятным занятием. Тем более, что автор намеренно следует букве толкиеновского учения об эльфах, людях и орках: эльфам все в этом мире надоело, они стремятся к Дальним берегам, люди и рады бы заниматься своим делом, но все больше разбойничают, орки пакостят всем, кто подвернется, а колдуны манипулируют и эльфами, и людьми, и орками. Скучно. Предсказуемо.
История того, как орки, рискуя собой, добираются до цели, проходит мимо читателя унылым набором задач: как без денег и без дорог дойти туда, не знаю куда, и заполучить то, не знаю что. Стандартные задачи, стандартные риски, стандартные уловки. Участники квеста, лишенные привычного для любителя фэнтези обаяния, демонстрируют отсутствие каких бы то ни было положительных качеств — ни дружбы, ни преданности, ни единодушия. Они ведут себя… словно обычные люди, влипшие в неприятность. Страдают от дискомфорта и мечтают о том, как было бы хорошо, если бы ничего этого не было. Непрезентабельность их взаимоотношений подчеркивается распрями между прочими представителями волшебных и неволшебных рас.
Мир, описанный автором, весь какой-то орочий. Именно это и делает его правдоподобным. Сказка кончилась. Благородные нравы золотого века ушли в прошлое. Все выживают как могут, привычки местных рас и народов немногим отличаются от оркской дикости и первобытности. Даже эльфы более не служат оплотом древней мудрости и нравственности.
В заповедных (и крайне неуютных) землях Рапунцелью в башне торчит эльфийская жрица Аланна, которой все так же надоело, как и прочим ее сородичам, но раз поставили хранить нечто тайное-священное, то она и хранит. Триста лет хранит и в гробу уже свою миссию видала. Если ей, такой древней и мудрой, чего и хочется, то только отыскать своего любовника-предателя и высказать ему в заостренное ухо все, что она нехорошего про него насочинила за много лет сидения в жреческом уединении.
И когда в священный храм врываются двое орков, Аланна видит в этом хороший шанс избавиться от надоевшей работы (как будто она в бухгалтерии попу отсиживает) и буквально падает в руки нахальной двоице. Но это не значит, что эльфийка чувствует некие обязательства перед невольными спасителями или собирается им помочь. Она хитрит, изворачивается и врет, словно барышня из бухгалтерии, которая только и думает, как бы ей сменить нищего, грубого хахаля на поклонника почище. Нет, с ее появлением в поле зрения ни честь, ни благородство, ни высокие идеалы не снисходят на сомнительную компанию персонажей.
Орки не испытывают к эльфам никакого уважения — на то они и орки. Но и читатель не испытывает к эльфам уважения — тех попросту не за что уважать. Гнилой мир, гнилые сердца. Орки хотя бы не отрицают собственной «некондиционности», а эльфы и того не умеют. Поэтому читатель в определенный момент с изумлением обнаруживает, что привык к братьям-оркам. Сроднился с ними, что ли.
— Может быть, мы и примитивные создания, — крикнул он извивавшемуся эльфу. — Но зато обеими ногами стоим на земле!
Орки хотя бы не предполагают сбежать — ни от своего идиотского квеста, ни из своего неприютного мира.
— Причина не в этом. Вы постоянно говорите о прошлом, потому что у вас нет будущего, верно?
— Это неправда!
— Нет? — Глаза Раммара хитро сверкнули. — Тогда почему все больше тебе подобных покидают этот мир? Почему вы удираете к своим Дальним Берегам, если здесь все якобы и так хорошо? Вот что я тебе скажу: твой народ потерял былой блеск, стал слабым и безвольным. Будущее принадлежит нам, оркам, потому что мы молоды и сильны.
— Это неправда, — повторила Аланна, но на этот раз это прозвучало скорее упрямо, чем уверенно.
