Пока френды сидят, обнявшись с ведрами попкорна и наблюдая типичные для моего блога попытки побить хозяйку по носу перчаткой в надежде на ритуальную дуэль (каковые попытки неизменно заканчиваются боями в грязи), я вхожу в автоматический режим. Расшвыривая норовящих подсадить меня на то, на что подсели они сами (попробуй, чувиха, эти вещества куда лучше того, что ты по венам гоняешь!), я каким-то образом отключаюсь от процесса и пребываю в глубокой задумчивости.
Я вспоминаю.
По ходу дела мы говорим и говорим с подругами-сверстницами (плюс-минус), откапываем в памяти былое, стараясь не скатиться в психологическую игру «Какой ужас» со всеми онерами — с беспомощным аханьем и необоснованным оптимизмом (или пессимизмом). Нам странно говорить себе: командиров повыбило, теперь ты здесь командир. Как будто война. Как будто окоп. Как будто передовая.
Не скажу, что я человек, склонный преклонять колени перед авторитетами. Скорее наоборот, я человек, который восторгам и проклятьям всегда предпочитал анализ и цинизм. К тому же меня учили не восторгаться, а анализировать — что в университетах, что за их стенами. Нет ничего, однозначно достойного презрения или восхваления. Это всё детские игрища: припиши себя к референтной группе (так в социологии обозначается социальная группа, на которую определенная часть общества равняется, в которую мечтает войти) и можешь почивать на лаврах, ты теперь бог, каждый твой жест — совершенство.
Чего только не делает человек, чтобы приписаться. Наши предки, росшие после войны, мягко говоря, в не самых обеспеченных семьях, на протяжении жизни обеспечивали себе первые уровни потребностей в пирамиде Маслоу — еда-кров-безопасность. Да чтоб с коврами, хрусталями и мягкой мебелью с резными завитушками. Нам, их детям, повезло — в тренде были еще и домашние библиотеки, ряды полок вдоль коридора, собрания сочинений с неразрезанными листами, золотое тиснение, смутно знакомые имена, которые ты запомнишь на всю жизнь, даже если книгу так и не открывал. Хрусталя-позолота-ковры и кубометры книг были как две чаши весов, на которых мы оказались взвешены: кто-то предпочел хрустали с коврами, а кто-то книги — и не знаешь, кто был найден легковесным, а кто нет.
Но книга могла равнять себя с материальным достатком. С богатством. Она могла себя ему противопоставить, могла его уравновесить и перевесить. Это не было слепое поклонение Виликому Иськюйству: чертовы классики постоянно подначивали с ними спорить, возмущаться их отношением к жизни и героям (они убили Кенни, сволочи!) — но это была связь. Как с семьей — только объяснимая. Как с друзьями — только надежнее. Как с местами, в которых вырос — только навсегда. С классиками и просто хорошими писателями всегда было о чем поговорить и помолчать.
Параллельно этим воспоминаниям мы говорим о книге, как о предмете впиндюривания. Как о спорте, в котором если не спортсмены, то болельщики постоянно меряются нагрузками и травмами: чепуха какая ваше фэнтези, вы гляньте на любовное чтиво, на эти рожи, на эти обороты, на эти идеи, на этих наперсников разврата — а? Вот где ужас-то! Да всю эту херотень про принцесс и драконов дети забудут, как только вырастут, зато извращенное представление об отношениях, об истории, о чем-то-еще-судьбоносном у них так и останется. Что хуже?
Оба хуже.
Мы обсуждаем разные участки дна морского, не понимая, что вода в море — одна. Книги — среда, которая оказывает влияние на все живые существа. Даже если организм плавает по мелководью и вовек на глубину не полезет, процессы, происходящие в глубине моря, влияют и на мелководные бентосы. Так же и каждый литературный жанр действует на определенную часть души, перепрошивая те участки мозга, куда его пустили. Не знаю, что хуже, ребенок под сорокет с мышлением читера или тетка, дрочащая на малолетних Паттисонов в свой полтинник. Оба. Хуже.
Современная культура вручила родителям флаг, барабан и командование — по факту выбывания командиров, как на передовой: либо теперь они, папы-мамы, следят за формированием личности своего дитяти, либо верят в лучшее — и тогда уж не взыщите, если его подсадят на какую-нибудь дрянь. Можете надеяться, что дрянь из мозгов выветрится, детки ваши не останутся инфантилами, уходя все дальше и дальше от реальности, в криво мифологизированные ебеня, иллюстрированные слащавой мазней. Это твои проблемы, семья.
Общество с его толерантностью, больше похожей на равнодушие, благосклонно взирает на массовый исход юных эскапистов из действительности: обществу пофиг, в каких аддикциях потонет очередное поколение, лишь бы не бунтовало. Притом, что бунт бывает и пассивный — нам ли, детям совка, не знать. Достаточно лишь сказать себе: я никому ничего не должен, закрыть дверь перед носом реальности — и ты уже практически Овод.
Можете сколь угодно долго объяснять, что организм справится, справится, что это такое новое искусство, такой народный стиль, не хуже прежнего — но я-то вижу: уровень возникновения зависимости намного выше. Были, были и в наше время библиоманы, выпадавшие из реальности от великого ума и грешившие поведением премудрого пескаря, но хикки в совке были явлением единичным. А сейчас, кажется, только дай людям шанс не ходить на работу — и половина молодых станет хикки. Отряхнет прах действительности со своих ног и разбежится по махровым форумам воинствующих графоманов.
Словом, кое-кому уже невтерпеж осуществить берклеанскую мечту истинного растамана и превратиться в счастливый лотос. Ну или хоть в какой-нибудь укуренный овощ, живущий в мире своих грез. А из внешнего мира получать исключительно психологические поглаживания и зудеж: «Хорошооо, молодееец, давааай, пишиии ещеооо…» Ну и агрессию туда сливать — организм, невзирая на оккупацию мозга грезами, все-таки будет вырабатывать тестостерон, требовать, чтобы ему дали подраться, потрахаться, пожить. А мы его к ногтю — и на форум!
Оттого-то наши российские эскаписты и изображают из себя бойцов за что-то-там-дорогое-незабвенное (вроде графомании, ага), и таскают свои задницы к кому попало, вечно бздя одно и то же: все так или иначе подпадающее под понятие стиля (то есть включая китч), является стильным, но вам не нравится наш стиль, ибо вы некомпетентны. И ко мне с тем же заявились, но мне было лень даже ответить: еще бы, где уж мне, после диссера по истории искусства, спорить с вами, хомяками, вообразившими себя казаками.
