Итак, продолжаю тему, поднятую в предыдущем посте на эту тему. Тему неоднозначную, вызывающую у читателя, как правило, резкое отрицание: я бы ни-ка-да! Между тем всё течение мировой культуры указывает: врет отрицающий, врет. И сам себе верит. Идея мести занимает среди сюжетов даже не второе, а первое место по популярности. Только называется месть — возмездием. «Возмездие» и звучит благородно, и приятно пощипывает чувство справедливости. Не так животно, утробно, кроваво и первобытно, как эта самая «месть». Хотя возмездие, если ему предаваться со знанием дела, должно включать в себя долгий, нудный разбор вины объекта и потерь субъекта. Притом моральный ущерб оценивается довольно невысоко: скольким жертвам насилия в реальной жизни говорят «сама виновата»? А я скажу, скольким. Всем. Вот искусство и компенсирует свинцовые мерзости жизни нереальным чувством чести. Когда за гормональную бурю пары подростков расплачивается пара древних кланов, вступая в кровную вражду.
Там, где кровная месть практикуется и поныне, вся ее отвратительность как на ладони. И даже если ты не склонен прощать никому и ничего, тебе нипочем не понять, какое отношение к драке двух сопляков или изнасилованию соплячки сопляком имеют взрослые, ни в чем не повинные люди, носящие одну с проклятыми высерками фамилию. Как можно убивать тех, кто не только не участвовал и свечку не держал — даже не слышал о том, за что сейчас умирает? «Чума на оба ваших дома» и войну в ваши края — вот все, что может пожелать своим убийцам невинная жертва древнего обычая. Отменно гнусного, как и большинство древних обычаев. Поскольку обычаи создавало родовое сознание, воспринимавшее людей как клетки единого организма — племени, народа, сословия. Личности для этого менталитета не существовало, вокруг стадами бродили социальные единицы, не имеющие возможности откреститься ни от одной из затей «мозга системы». И если ареопагу склеротиков, именуемому советом старейшин, приходило сатори: только массовые расстрелы спасут страну! — социальные единицы исправно делились на тех, кто расстреливал, и на тех, кого расстреливали.
Ну что, мы дошли до ручки порога эры индивидуализма и стоим на этом пороге, дураки-дураками, с полной выкладкой из исторически сложившихся традиций, страхов, подавленных желаний и неосуществимых мечт.
А мечта о мести в этом виш-листе — едва ли не первым пунктом. Она пробралась даже в романтические комедии, первое требование к каждой из которых — чтобы содержала «интересный конфликт»! А что это требование значит? Оно значит, что сценаристу надо будет включить в сладкую песнь любви историю про месть. Плохая девочка получает плюху от жизни, когда хорошая девочка уводит у нее мужика — вааау! Плохой парень теряет хорошую девочку, которая уходит к хорошему парню — йессс! Плохая мама слышит от затюканного отпрыска всю правду о себе — ебааать! Каким же наивным нужно быть, чтобы принимать это за возмездие… Это рабочий момент для всех плохишей: ну подумаешь, сорвалось с крючка, придется поискать новой добычи, в первый раз, что ли? И даже мамаша, которой ее чадо устроило чтения откровения об апокалипсисе, только головой покачает: ну-ну, поистери-поистери, я подожду, пока ты опомнишься и на коленках приползешь обратно.
На воздаяние подобные мелкие неприятности в жизни bad boys & girls не тянут. Только на месть в форме причинения временных проблем в отместку за проблемы, причиненные тебе. В то время как воздаяние, оно же возмездие, должно менять человека. Перекраивать его систему ценностей, его «Я-концепцию». Чего никакая психотерапия сделать не в силах, каких бы златых гор ни наобещал клиентам терапевт, коучер, аналитик… Воздаяние человеку не под силу, оно под силу только времени — и то не во всех случаях. «А что скажет история? — История, сэр, солжет, как всегда». (с)
Однако ограниченность человеческих возможностей не делает месть менее вожделенной. Все равно хочется отплатить обидчику, хотя бы в малом. Тратить на такое жизнь, разумеется, глупо, но пару минут, дней, месяцев — почему нет? Нормальные люди, дающие себе отчет в том, что они таки люди, не станут отрицать в себе подобных желаний. А вот всепрощенцы в острой фазе…
Очень я эту публику люблю. Высокомерно-осуждающий или елейно-приторный взгляд, декларация христианского смирения, вытеснение вполне библейской установки «Мне отмщение, и аз воздам» — и что мы имеем? Тартюфа. Почему нельзя верить во всепрощение, оставаясь действительно честным человеком? Да потому, что нельзя простить всё. Декларация всепрощения есть свидетельство того, что у декларирующего у самого рыльце в пушку.
Вспоминаю, как мне одна дама старательно впаривала идею усыновления мамаши детьми: дескать, с годами дети простят родительнице любые грехи, поймут ее печали, извинят ее недостатки и привыкнут к ее придури. Так должно быть и так будет! У всех! Поистине маниакальная убежденность и какой-то… узнаваемый стиль заставили меня подозревать личную заинтересованность. А через энное время знающая всё про всех френдесса рассказала: тетка пытается лечиться от алкоголизма и наладить отношения с детьми, которым мамаша-алкоголичка сто лет в обед не нужна. То был, разумеется, не первый случай самоуговора и надежды на чудо. Как только речь заходит о мести, о наказании, о разрыве отношений — виновные тут как тут. Грешникам нужна вера в милосердие, иначе они слетят с катушек от тревоги. Ради понижения чувства тревожности пожертвуешь и логикой, и более серьезными законами мироздания — лишь бы не получить того, что заслужил. Или по крайней мере получить внезапно, без мучительного ожидания кары. Как сказал Шекспир, «так трусами нас делает раздумье».
Что ж, виновных можно понять, их грешная утроба сжимается при мысли о каре. Зато невиновные, покупающиеся на пафосные воззвания всем всё простить, удивляют меня — да и не меня одну. Им-то зачем загонять свои искренние и чаще всего оправданные чувства гнева и обиды, желание наказать обидчика в железные тиски всепрощения, несовместимые с душевным комфортом? Да ни один психолог, а тем паче психиатр не советует применять к себе подобных пыток. Не говоря уж о том, что никуда они не денутся, эти загнанные вглубь чувства. Найдут откуда в сознание вползти — мигренями, бессонницей, соматизацией нервного раздрая. Что одних успокаивает — других ломает. Виновным — отпущение, невиновным — мучение. Так личность увеличивает свою юнговскую Тень, область отвергнутого, загнанного в подсознание, неприемлемого по имиджевым соображением. В Тени и так много всякого разного, непринятого по этическим соображениям, зачем ее раскармливать до того, чтобы затмила основную личность? Увеличение Тени не помогает человеку стать лучше, увы. Оно лишь помогает стать ханжой.
Опять скажут, что я банальности пишу. А что поделать, если какую само собой разумеющуюся вещь ни изложи, найдутся опровергатели? Те самые, кого мысль об отмщении пугает — или, наоборот, будирует, но хочется представить себя эфирным созданьем, которому чуждо всё земное, то есть низменное, недостойное детей эфира? Хотя какие из нас, земных и нелетающих, дети эфира? Хреновые, честно говоря.
