Странный сон вчера приснился. Я билась всем телом в крышку гроба, но два метра земли — это вам не каменная плита, это гораздо тяжелее. А где-то высоко вверху, в недосягаемом мире, где воздуха хватает на всех, детский голос, почти серафический, пел странную песенку:
Тогда, возможно, как во сне,
Он позабудет стыд.
И позабудет обо мне,
Которой был убит.
Интересно, к чему бы это? Наверное, к тому, что по осени все разом навалилось: проснувшиеся от летней спячки заказчики, желание поставить на сайт первый том «Дамело», работаработаработа, которая непременно перейдет в Новый год вместо обещанных себе радостей от пышного природы увяданья с впадением в синдром Паустовского. Нет, вместо этого каждую осень у моего дивана выстраиваются в очередь духи невыполненных дел и орут наперебой, выясняя, кто раньше занимал. У меня даже пирожок был на эту тему:
идем со мной сказал мне тренер
тебе нагрузку подберу
а рядом с ним работодатель
кричит я раньше занимал
Хотелось бы мне оказаться за тысячу верст от всех работодателей, там, где каждый день начинался бы с чистки грибов и нанизывания на нитку даров урожая. К тайге я, имея кровь, сладкую для комаров, отношусь без всякой симпатии, но там, где кровопросцы не водятся, побывать не прочь.
Тем не менее ужасно раздражают личности, сующие в комменты фотографии каких-то бараков и сараев, после чего кулдыкающие с глупым видом: эвона, как люди живут! и отцы-деды-прадеды так жили! это они по собственной воле в глушь забрались, не от нищеты своей! Подтекстом таких, казалось бы, невинных замечаний всегда служит намек: вот как правильно жить-то! Здесь, среди зеленей и едреней, а не в городе, в толпе и безнравственности, где никто друг друга знать не знает, ни в миску, ни в постель, ни в голову никому не заглянешь. Не должен человек жить там, где все с жиру бесятся, до седых волос в игрушки играют да вконтактик комментами удобряют!
Внемлите, позорники, называется.
Терпеть не могу и тех, кто внезапно ощутил в себе «тягу к земле» и радостно решает за других (в основном за собственных детей), как те в расцвете своих пятидесяти лет все бросят, отдадут городскую квартиру внукам и рванут «к земле поближе», с тяпкой раком на грядке стоять. И бесполезно отказываться, спрашивать: с чего ты взял, что твой ребенок, несколько десятков лет живущий отдельно, своим умом, своими интересами, вдруг захочет обратно в рабство к любимой мамочке? Снова поселится с тобой, будет слушать твою воркотню, исполнять твои распоряжения, в ответ на своеобычные старческие капризы улыбаться белозубо (впрочем, белизна зубов — это ненадолго, из ебеней к стоматологу не наездишься)… Мечтать не вредно, но не слишком ли далеко ты уплыла в Аваллон свои мечты, родная? Не дай бог они прорвутся наружу в вербальной форме — ты же станешь предметом долгих и жестоких насмешек, если не со стороны детей, то уж со стороны внуков наверняка. И за многозначительным «Вот посмотрим, посмотрим!» не спрячешься. Ответом будет: «Ага. Очки купи, бабуля».
Кстати, вопрос не в том, что тебе тычут в нос житье-бытье в сараях-бараках на берегу очень дикой реки — да хоть в ашраме, хоть в дацане, хоть в пентхаусе. Прежде чем вякать про «не там живете, братие и сестрие», харизму отрасти, пастырь — авось хоть кто-то послушает и послушается. А то развелось харь, ощущающих глубоко в себе харизму, в три дня не обгадишь. И ходят за тобой, и объясняют, сколь замечательно и нравственно бытие в деревне Блины-Съедены. До хренища вокруг нас, жителей мегаполисов, сильно нравственных деревенщиков, доказывающих городским, что те жизни не знают и живут грязно, кучно, безнравственно. Где ни покажись — словно в торнадо попадаешь. И так от «торнадо» фонит желанием оказаться на нашем месте… что сразу видна подоплека убогого вранья защитников слияния с природой.
По мне коли врешь, что нашел свой Эдем — ври складно и верь себе. А коли не умеешь — не берись.
Человек может обожать родные леса, степи или что там ему от предков досталось. А может играть в обожание. Я не люблю игрунов в чувство. У меня вообще с игрой — ролевой ли, компьютерной ли, социальной ли, психологической ли — сложные взаимоотношения. Поскольку я знаю, какую часть жизни игра может сожрать, пряча от сознания проблему, когда та требует решения. И самой мне играть либо лень, либо некогда.
Именно из-за своего отношения играм я всю жизнь принадлежу к тем, на кого удобно возлагать вину за всякое-разное, царящее в стране. Аполитична и бегать, дура-дурой, по Болотным с воплем: «Снимайте, ребята, я Божена, тьфу, Инесса!» не собираюсь. Сингл и семьи-детей не завела не из хмельного самопожертвования на творческой ниве, а по здравому уму. Фрилансер-рантье, который в гробу видал положение дел в культуре и экономике, на моей памяти и то, и другое уже умирало и воскресало пару раз, не впервой. Ну и наконец, не имею привычки примыкать ни к чьей стороне ни в одном «жизненно важном споре». Все потому, что знаю цену тем жизненно важным двухнедельным срачикам. Ну как не изругать за инертность такую не поддающуюся манипуляциям особу? Как не обклеить кучей ярлыков после того, как очередное прощупывание кнопок, которыми эта Инесса включается-выключается, провалилось?
А между тем достаточно понять: эта Инесса не любит игр, потому что в них есть правила и кто-то посторонний разрешает игроку действовать, но неизменно запрещает думать в полную силу — и с Инессой очень даже можно иметь дело. Я привыкла добиваться результата без соблюдения каких бы то ни было правил. Если я придерживаюсь определенных рамок, то исключительно потому, что они помогают достичь результата, а не потому, что они позволяют продолжить игру. Игра на деле куда скучнее жизни — жаль, что большинству людей понимание столь простой истины недоступно.
Хомо люденс даже в дело своей жизни ухитряется играть, соблюдая какие-то дебильные правила, причем придуманные в узком кругу «просвещенных и продвинутых». Как правило, пресловутый круг являет собой гнилое болотце из тех, куда бабы ходят клюкву собирать. На нем тебя настигает приятное ощущение: надо же, какой ты большой и какой мир маленький! Хотя на деле все обстоит как раз наоборот. Однако тем, кто на болотце обжился, всегда неприятно иметь дело с пришлецами из большого мира, равнодушными, насмешливыми, бестактными, говорящими такое, о чем на болотце принято умалчивать. А вот на мнение жителей болотца этим, из большого мира, решительно наплевать. И если сказать такому, что здесь, у нас, мол, так не принято, он только усмехнется: где здесь-то? в твоей луже?
Обидно, что и говорить. И хочется сделать вид, что не ты — из лужи, а этот, пришлый. Приперся из каких-то диких, неправильных мест, не знакомых с правилами, и смеется над нашим прекрасным, гармоничным Аваллоном-на-болоте. Не уважает наших попыток сделать вид, будто у нас тут центр культуры, цветник идей, зерцало гармонии и куча других плюшек, недоступных большому миру. И ведь где ни окажись, везде они одинаковы — в диаспорах эмигрантов, в клубах по интересам, в светских, богемных, научных тусовках… Везде.
Потому я и не посещаю мероприятий типа конвентов, что это болото, трясина с отборно голосистыми голыми гадами. Которые отчаянно боятся наплыва молодняка, новых форм в искусстве, новых форм искусства, электронных носителей текста, пиратства в интернете, интернета вообще и компьютеров в частности, двадцать первого века, даром что всё это уже есть и уже здесь, уже требует, чтобы к ним, новым реалиям, присмотрелись глаза писателя, зеркала эпохи, итить, а не бельма паники. И вместо того, чтобы смотреть и разбираться, что происходит, почему и зачем оно необходимо наступившим новым временам, дорогие писатели (включая тот самый молодняк, который на литературном болоте разве что за комаров сойдет) трындят на тему своей обойденности и обкраденности. Кем-кем… Вестимо, пиратами.
Это я к тому, что Самиздат несколько дней гудит от тысячекомментного срача, а мне даже заглядывать неохота. Сезон дождей и весеннее обострение: пираты с фикописцами выясняют, кто кому должен. Вор у вора шапку украл. «Налей мне рому, мой веселый Роджер, и улыбайся, сколько хватит силы» (с). Тому, кто не играется в литературу, а живет ею, либо лень встревать — либо ему надо существенно приплатить, чтобы он примкнул к одной из сторон и транслировал ее лозунги. Ну что поделать, мы, деятели культуры, такие же бляди, как певцы ртом, участвующие в предвыборных кампаниях: кто девушку ужинает, тот ее и танцует.
Однако есть среди нас и свободные девушки, раздражающие своим неоттанцованным видом ширнармассы. Впрочем, это уже совсем другая история…
