Расскажу-ка о том, как ровно три года назад окончательно утеряла веру в издательские проекты и решила уйти из книгопроизводителей в книгодауншифтеры. То есть разочаровалась я еще раньше, но решение больше не участвовать в проектах и не реагировать на предложения издателей пришло именно тогда, осенью 2010 года.
А началось все с того, что мне грозил алкоголизм. То есть буквально стоял в углу и грозил, что он ко мне пришел навеки поселиться.
Притом, что человек я малопьющий. Физиология такая, в экспедициях проверенная. Ибо если уж в экспедиции зеленый змий тебя не заглотнул, то на гражданке ему — змию — и совсем на тебя не натянуться. Это если не наступит время экспедиции духа — экспедиции духа в Страну Вечно Свежего Идиотизма, она же Страна Неуклонно Коммерческого Издательства. Ровно три года тому назад экспедиция набрала ход и наконец достигла своей цели. Какова цель накрылась медным тазом и призрак алкоголизма рассеялся, как и не было его.
Так вот. Началось все хмурым ноябрем, когда издательству «Эксмо» занадобился человечек для написания — внимание! — мужского психоаналитического детектива. Не просто психологического, а психоаналитического! Что бы это ни значило. И не какого-нибудь, а мужского. Чтоб не думали всякие там бабы, что они в детективе рулят, опираясь на Агату не нашу Кристи и пару современных столпов бессовестного выкачивания денег из тетеньковых масс. У!
Для написания этого самого мужского-психоаналитического издательство пригласило двух баб — меня и БМ. БМ деловито принялась переговоры переговаривать и пробные куски текста писать, втянув в процесс и ленивую жопу меня. Результатом процесса явились:
а) несколько кусков текста про лихого социопата-психоаналитика, циника и любителя загадок,
б) несколько часов ругани в переговорной, в ходе которых призрак алкоголизма уплотнился и придвинулся к самой моей печени.
Переговоры начались с того, что перед нами нарисовалась парочка основателей мужского психоаналитического проекта, удивленных тем, что за год им не обломилось НИ ОДНОГО аффтара-мужчины, смыслящего в психологии и грамотно пишущего по-русски. Какое-то одно из этих качеств, может, и находилось, но чтоб сразу два… Тем не менее, несмотря на идейно-литературно-мужское бессилие читанных ранее авторов, в присутствии двух теток основатели немедленно ощутили возбУждение своего мужского превосходства. А оно когда возбУждается, то святых хоть вон выноси. Непосредственно из моего мозга выноси, не задерживай. В нем, в моем мозгу, начинается Большой Фестиваль Матерных слов и выражений.
А чем заняться-то, пока переговоры идут своим чередом и парочка руководителей проекта, перебивая друг друга, так и сыплет гениальными находками, плодами своего неспящего ума?
Нам было объяснено, что требуется не какой попало детектив, а стильный. Написанный прекрасным русским языком, которым, так и быть, мы с БМ владеем. Но! Им нужен уникальный, ни на что прежде выпущенное не похожий продукт! Никаких тривиальных ходов! Никаких предсказуемых приемчиков! Никаких клише-шерше-маше, все новехонькое и эксклюзивненькое! Ладно, может, вы и это можете. Зато вы, дуры-бабы, в силу своего дуробабства не понимаете, как читателя при себе удержать и пленить, сыпля шуточками, которые он — читатель — так любит. Вот, например, пикаперы…
Далее шло рассуждение о том, что пикаперы шутят, поэтому их любят. Все поголовно. И оттого не сделать ли главного героя (прошедшего через два брака мужика хорошо за тридцать) вольным пикапером?
Потом потенциальный пикапер внезапно превратился в существо ранимое, душевно хрупкое и испытывающее вину в душе. Ну такую вину, такую боль, такую заботу… Это сейчас модно — быть социопатом, просветили нас продвинутые прожектеры. Последовали наши объяснения, что, млять, такое состояние называется социофобией. А социопатия, которая таки да, в моде, есть противоположное состояние, когда человек идет по трупам и ранить его может только попадание колющим предметом в тело, ибо душа на уколы не реагирует.
Некоторое время тупо помолчав, превосходящие нас во всем мужские руководители вернулись к снесенным ими яйцам идеям.
Чего нам только не пришлось отметать! ЧЕТЫРЕ часа подряд мы играли с превосходящими руководителями в теннис-бадминтон. Мы объясняли, что герой, если за его создание возьмемся мы, не будет сыпать молодежными шуточками направо и налево в момент обнаружения трупа. И не будет липнуть ко всему, что колышется рядом, инстинктивно надеясь: раз колышется — значит, сисьге! И не станет производить на свет озарений типа «Если убили блондинку, значит, убийца — сексуальный маньяк!», потому что знает: это может быть и не маньяк, и совсем не сексуальный.
Не вдаваясь в подробности, мы тупо и планомерно сметали со стола огромную кучу остохерапиздевших и читателям, и писателям клише. А стол был горой, словно пасхальный… По доброй мужской превосходящей традиции, к нам отнеслись, как к стареньким баушкам, отставшим от современной массовой детективной струи на сорок тысяч лет. Выложили всё, ну просто ВСЁ.
К моменту нашей беседы в мозгу у прожектеров сложился образ пикапера-романтега-психоаналитега-социопата-социофоба, ведущего себя именно так, как и следует главному герою современной литературы. Картонный мудак, свято верящий в бесполезные и устаревшие американские тренинги позитивности и эффективности (коим одного из руководителей, маркетолога по диагнозу, обучали в пламенные 90-е — вот мальчик и жаждал, чтобы мы написали о Высшем Знании, коим он лично заебался овладел). Пресловутый Картон Мудеичев метался в порывах и позывах семо и овамо, то решал загадки, увлеченный, точно пионер — моделью аэроплана, то запахивался в черный бархат романтизма и принимался жалеть себя, словно некрасивая целка, то окунался в грязевую ванну цинизма и бурно ржал над кровавыми останками… И «обнаженные девушки стаями» (с) с недоумением наблюдали за картонажными танцами.
Марти Стю, ау! Марти, козел паршивый, ты опять не уследил за своим младшим братиком?
Перспектива алкоголизма уже сидела у меня на коленях и жадно ощупывала предмет надвигающегося цирроза. Потому что описывать сего обаяшку предлагалось четырежды в год. Четыре книги в год. Слава, деньги, бляди. В качестве последних позиционировались мы с БМ. На блядки четырежды в год — остальное время свободны. А для чего?
Естественно, для того, чтобы ПИТЬ!!! Ух, как бы я запила после такого-то разврата — в оперу гробину мать! Я бы даже перелистала собственные книжки по наркологии и вспомнила, что такое винт и где его достать по сходной цене! Перед моим внутренним взором рушилась моя внутренняя Помпея и черная звезда литературного трэша всходила над обломками, глумливо подмигивая. У нее было лицо фривольного психоаналитега.
Конечно, БМ сделала все, чтобы сократить объем кучи до неизбежного минимума. Все четыре часа она объясняла послам доброй мужской воли, что мужчина — он, конечно, идиёт, но не до такой же степени! К ночи послы если и не поверили нам, то стали уже не так тверды в собственной вере в картонного мудака. И даже предположили, что ему можно, можно не ржать над трупом.
И че?
Наутро пришел отказ от наших с БМ услуг по всей издательской форме, в котором так и сказано: «Авторы заявили Главного Героя таким: «Невозмутим, циничен, остроумен». Но этих его качеств совсем не видно. Вот его фразы:
— Сейчас для тебя только одно имеет значение: не нагнетать обстановку. Если к утру ты доведешь себя до психоза, мы так ничего и не узнаем, — подчеркнуто сухо заявляет Алексей, пододвигая Лике чашку с чаем и вазочку с конфетами.
— А разгадку-то найдешь? – бледно улыбается Анжелика.
— Найду, — Алексей бросает это слово веско и без нажима…
— Смотри! Узнаешь?
— Да я же ее никогда не видел, прабабку свою, — пожал плечами Алексей.
— Это не твоя прабабка! Это наша Надька! – тоскливо выдохнула Лика.
— Какая Надька? Которая год назад без вести пропала? Что, тело нашли? – высказал первую пришедшую на ум версию Алексей.
И где тут невозмутимость, циничность и остроумие? Совсем не остроумно и не цинично. А даже беспомощно и глупо.»
Если учесть, что эти якобы беспомощно-глупые фразы герой произносит рядом с обугленной головой несчастной Надьки, превращенной в череп и обнаруженной в лаборатории пластической реконструкции… Ну почему, почему он не ржал и не искрометствовал — перед ним же был не целый труп, а всего-навсего череп?
Кроме того, нам было вменено в вину, что сотрудница, обнаружившая сей череп, попросту напилась от ужаса, а не понесла его в ту же минуту на экспертизу, да не на одну, а «во все церкви сразу» (с). Вот как увидела лицо коллеги вместо постороннего реконструируемого болвана — так сразу и позабыла, какие там такие анализы ДНК на свете существуют…
Тихой сапой прокралось предложение намекнуть на первых же трех страницах текста, что ГГ не женат. И что он вдовец (вообще-то, разведен), поэтому у него несвежие рубашки и обшлага пиджака потрепаны.
Об авторе этих предложений скажу поподробней. Некто Андрей Дышев, не только завред, но и писатель. Пишет он более грамотным языком, нежели МТА, но так, что его произведения хочется закрыть на первой же странице — от скуки или от отвращения. Цитирую повесть «Чего не хочет женщина»:
Она жила в самом центре поселка, в нескольких метрах от центральной площади, где стоял памятник Ленину. Пока шли, Клим рассказал о том, как еще в роддоме его мать отказалась от него, посчитав, что он дебильный; как долгие годы в детском доме он ждал встречи с ней, целыми днями сидел на подоконнике и смотрел в окно в надежде увидеть, как в воротах мелькнет до боли родное лицо. Но мама не приходила, лишь один раз прислала посылку с финиками. Злые дети посылку отобрали, финики сожрали, а ему остался один – раздавленный, похожий на какашку. Клим кушать его не стал, хотя очень хотел, завернул в фольгу от шоколадки, которую выпросил у своего друга, и стал хранить как самую дорогую реликвию. Когда было трудно на душе и хотелось плакать, Клим прижимал сокровище к губам и тихо шептал: «Мамочка, родненькая, помоги! Забери меня отсюда, мне здесь так плохо!» Но мама не забирала и вообще не давала о себе знать до тех пор, пока Климу не исполнилось двадцать лет. И вдруг в один прекрасный день к его дому подъехал эскорт из дорогих машин с правительственными номерами, и весь подъезд облепили охранники со страшными лицами, и через живой коридор на третий этаж поднялась Людмила Аристарховна. Она приблизилась к двери квартиры, где жил Клим, перекрестилась и позвонила. Клим открыл, увидел ее, узнал, но даже глазом не моргнул. Ни один мускул на его лице не дрогнул. «Сыночек!» – пробормотала депутат Государственной думы и потянула руки к сыну. «Я вас не знаю!» – ровным и холодным голосом ответил Клим и захлопнул дверь перед самым носом женщины…
Главгерой, как вы понимаете, всё выдумал, он авантюрист и даже как бы обаятельный. Хотя вызывает своим враньем на жареные темы исключительно омерзение.
