Еще один рассказ про Трехголового, и довольно неприличный. Навеян удивительным пристрастием сетераторов под названием «бестиалити», «ксеноамория» (ну или как-то так). Теоретически это любовь к «инакости» и, конечно же, большое чувство между зашибись какими разными, но толерантными существами. Передовой взгляд на вещи! Самосознание будущего! А на практике получается не то зоофилия, не то мирмекофилия, не то еще какой симбоз, не столько естественно-природный, сколько неестественно-сексуальный.
Порою кажется: сетераторы на всех парах пытаются обогнать рыщущих в поисках извращенской фишки деятелей боллитры, заложников премиальных крысиных бегов — то у них Бильбо со Смаугом романирует, то Хагрид с Флитвиком любовь крутят… (Главное, чтобы размеры различались устрашающе.) Но вот что странно: чувство между какой-то лох-несской чудой-юдой и вполне земной тетенькой, бывшей порноактрисой, описанное любимым мною писателем Кристофером Муром в его «Ящере страсти из бухты» — это было исключение из всех «фубля», поскольку сделано было мастерски. Мастерски-стебно.
В искусстве принцип «Победителей не судят» применим к талантам. К тем, кому по силам написать/нарисовать/снять невозможное с точки зрения законов божеских и человеческих. К тем, кто пытался, но ниасилил, неприменимо даже снисходительное «За попытку спасибо». На их долю остаются только неприятные вопросы.
Например: какого хоббита вы не лечите свою зоофилию, господа пейсатели? Трахописцы придумали этому отклонению более изячное название — «бестиалити» (им в античные времена обозначали скотоложство). Скотоложству, при всей своей лояльности, посочувствовать сложно — это не гомоэротика. И ассоциируется не с индивидуальностью предпочтений, а с личной нечистоплотностью. Да и зверушку жалко, она, небось, тоже нервный шок переживает, спариваясь не в брачный сезон непонятно с кем.
Ну или вопрос: неужто человечество помаленьку выпадает из полноценной шкалы отношений? И восхищение непременно переходит в похоть, но никоим образом не в дружбу, не в почтение, не в заботу? До чего мы достукаемся такими темпами? «Какая классная тачка, я хочу трахнуть ее выхлопную трубу»? То-то Кристофер Мур еще в 90-е смеялся над этим желанием, возникшим у сексуально озабоченного ящера.
* * *
— Эт-то хт-то там? — икнула младшая голова, наблюдая за кульбитами средней, рыщущей в воздухе с таким видом, словно в открытом море той попался целый косяк сельди.
Средний чудил редко. То есть, если по-честному, он вообще чудить не умел. Терпеть не мог попадать в глупое положение, а выбираясь из него, такое городил, что Старший и Младший получали на Среднего компромат до конца века. Ну или хотя бы до следующей зимней спячки. Вот средняя голова и старалась изо всех сил избегать действий и ответственности. Зато позиционировала себя в качестве бёрновского Родителя, которому приходится смотреть сразу за двумя недоумками — за своим дитем и за своим же родителем. Так в некоторых семьях самое младшее поколение и самое старшее, стакнувшись, проказничают безоглядно, пока их не застигнет и не покарает здравомыслящее среднее поколение. Строгое и авторитетное.
Но уж если Среднего припекало, то крышу ему сносило капитально. С родителями всегда так: держатся-держатся, а потом ап! — и начинают красить волосы в оттенок баклажана, носить приталенные костюмы в полосочку и откликаться на игривое «папочка» от совершенно чужих детишек.
Вот и сейчас Средний, похабно ухмыляясь, ловил зубами в воздухе что-то мелкое, приторно вонявшее не то «Шипром», не то «Шалимаром», тонко визжащее не то попсу, не то частушки, и густо рассеивающее вокруг светящиеся феечные феромоны.
— Ибацца прилетело, — мрачно буркнул Старший, не открывая глаз. — Слышишь, как озонирует? Течка у него. С фантазиями вроде «выеби меня, Горыныч».
— А оно мальчик или девочка? — внезапно заинтересовался Младший.
— А не один ли нам хрен? — изумленно фыркнул Старший.
Действительно. Будь то дракон… или дракайна, разница ощущалась бы. Но не наверняка. Ну а мелкая нечисть, залетающая на драконью территорию с полной задницей феромонов и мегаломанскими сексуальными фантазиями, Старшему давно приелась. Все-таки он был поопытнее тех двоих. Даром что разница в возрасте между ними исчислялась минутами. Иногда и минута решает… что-нибудь, да решает.
— И правда! — радостно согласился Младший. — Давно кайф ловим?
— С вечера, — зевнул Старший. — Они ж при луне сам знаешь какие… Унюхаться. Вот Средний его до луны и бережет. Вчера дозанулся, сегодня проспался — и вон, опять… Папочка на косячке.
Младший захихикал.
Ему все-таки было ужасно интересно, кто ж там феячит: мальчик или девочка? Лично ему больше нравились мальчики. Крепче они были, забористей, натуральней. А девчонки вечно отдавали цветочными духами — да так, что у Младшего начиналась аллергия. Зато мальчики пахли что надо… особенно правильные, тупые, высокомерные эльфийские мальчики, прилетавшие на аппетитно хрустящих крылышках, с нравоучениями и этой, как ее, родовой и мужской честью. Которую и отдавали тут же, едва завидя перед собой огромный желтый глаз в багровую рябь, с вертикальным змеиным зрачком, в обрамлении грубых морщинистых век.
Младший облизнулся, вытянул шею и понюхал воздух. И разочарованно скривился: ну да, чутье не обмануло — вокруг обдолбанной средней головы, пускающей слюни, вилась феечка в дурацкой балетной пачке. И воняла до самого неба своим «Шалимаром». Младший поспешно отпрянул, дохнул огнем через нос, чтобы выжечь аллерген — и успел лишь заметить, как облако искр накрыло приторно-писклявое существо. После чего песенка перешла в вопль. Предсмертному крику горящей феи вторил рассерженный рык Среднего.
— Упс, — прошептала младшая голова, спешно ныряя под крыло. Не миновать ему лекции с нотацией. А то и лишения обещанной экскурсии на поляну фэйри, где как раз в это время года… Младший обиженно засопел: а что, надо было занавеситься соплями из-за этой… этой… Хороших слов для обозначения аллергенных феечек Младший и так знал немного, а сейчас они и подавно выветрились.
— Ну вот чего он все время суется? — пожаловалась средняя голова старшей, падая рядом на схваченную морозцем траву. — Покурить не дает.
— Да ты и так укурился в навоз, — заржал Старший. — Со вчерашнего тянешь. Думаешь, я не заметил, что ты уже третью смолишь? Это мелкий спит, а я всё-о-о-о вижу.
— С закрытыми глазами? — для проформы изумился Средний. Он-то знал, что Старший по запаху отличает не только мальчика от девочки, но и «Шалимар» от «Шанели», «Шанель» от «Пуазона», а на слух — агонию сгоревшей феи от пойманной и проглоченной целиком.
— Одна радость, что кайф от покурки общий, — блаженно бормотнула в сгиб лапы старшая голова. — Ты, наркоша! Почеши нам спину, пока у тебя комплекс вины не прошел.
И лениво развел крылья пошире.
Брачный сезон фей и эльфов еще только начинался.
