Дерьмовая история, откровенно говоря. Не тянущая на «вставные новеллы» наподобие булгаковских, раскрывающих последствия деяний Воланда и его свиты. Тормозящая, а не развивающая действие. Отвлекающая читателя картонными хлюпиками-Костиками, седеющими от одной встречи с домовым и его мышами (среднерусский мужик после запоя на орду виртуальных мышей, копошащихся по углам его спальни, даже внимания не обратит, а с говорящим котом, пожалуй, по душам побеседует). Если тут такие бандиты, думаешь, то какие же тут супермены?
Манера аффтара не отвечать ни на один поставленный вопрос (и ладно бы так поступал один персонаж — домовой или этот корейский Пак Чой, но ведь так ведут себя все) наводит на подозрения. Может, госпожу Коростышевскую в детстве игнорировали окружающие или она сама их игнорировала, но манера задавать вопросы, возникающие в голове у читателя, и демонстративно на них не отвечать из фичи быстро перерастает в баг. Именно в этом порядке, а не в обратном.
И когда героиня, вылезши из шкафа, начинает дергать героя своими «А ты кто такой?», он ей закономерно не отвечает. Впрочем, точно так же, как домовой не отвечает корейскому воину света, куда делся старый пень, героинин дедушка. Вместо разъяснения этих, безусловно, важных моментов писатель принимается нести околесицу про сексуальные пристрастия Веры.
Вера по жизни была асексуальна. То есть против близости она ничуть не возражала. Чисто теоретически, и если эта близость предлагалась не ей.
…Давайте начистоту. Для некоторых людей, скажем так, внешней привлекательностью не отличающихся, асексуальность служит чем-то вроде защитного панциря. Ведь не так больно недополучить от жизни того, что не очень-то и хотелось. Верин «панцирь» был безупречен, не зря остроумная Зайка дала подруге прозвище Черепаха. При любой, даже самой гипотетической опасности Вера замыкалась в себе, пережидала, чтоб через некоторое время осторожно выглянуть наружу и продолжать жить как ни в чем не бывало. Панцирь был безупречен до сегодняшнего дня. Может, потому что никто не пытался его сковырнуть?
Оставим за кадром безобразное, антилитературное «сковырнуть панцирь» (люди, хоть раз видевшие, как достают из панциря черепаху на суп, в курсе, что этот процесс не имеет ничего общего со «сковырнуть») — у автора вообще плохо с литературным стилем, особенно с глаголами.
— Я прошу прощения за свое недостойное поведение, — проговорил незнакомец и зашевелился. Вера испуганно дернулась, потом сообразила, что незнакомец пытался изобразить вежливый поклон — максимально изогнул шею, отчего длинные волосы упали на лицо.
Зашевелился… максимально изогнул шею… Какие-то записки натуралиста про брачный танец лебедей или роды у жирафов. В таком же тоне натуралиста несколько страниц подряд описывается, как Мин Пак Культ хочет девушку Веру, возбудившись на нее в шкафу. К чему это всё? — хочется спросить от имени читателя. Люди оказались заперты в тесном тайничке, где более ли менее благополучно пережили налет бандитов; налет был сделан на квартиру пропавшего человека, который им обоим не чужой — так неужели этим похотливым придуркам подумать не о чем, кроме сексуальной привлекательности соседа по шкафу?
Выступая в роли исследователя фандомной субкультуры, я могу данное квипрокво и без вмешательства аффтара разъяснить, как ту сову. Дело в том, что фикеры (опять фикеры, недаром фандомчик десятилетиями считают кузницей младоаффтаров), дабы вызвать у одного персонажа сексуальный интерес к другому персонажу, любят запихнуть обоих в чулан для метел, в шкаф, в подпол или в другое место, где им придется сидеть часами, не зная, чем себя занять.
Подозреваю, что первые в этой череде, практически родоначальники приема, подсмотрели его в фильме «Как украсть миллион»: герой с героиней проводят несколько часов в чулане музея, практически в объятиях друг друга, после чего их чувство крепнет. Чувство, которое зародилось, замечу, до памятной ночи в чулане. Но у МТА если у персонажей в тесном помещении друг на друга встало, из этого непременно выйдет что-то хорошее типа вечной любви. Позволю себе спросить об интимном: случалось ли вам лично, дорогой аффтар, возбудиться, будучи взаперти в шкафу, когда рядом орудуют хладнокровные убийцы? и если вы уж настолько неординарная личность, что да, случалось — выходило ли из этого что-нибудь путное, в сексуальном и эмоциональном плане?
Далее, как классик сказал, всё страньше и страньше. Героиня выбирается из тайника (где герой, буде у него такое желание, мог бы причинить ей любой вред, от тяжких телесных повреждений до мгновенной смерти) и немедленно вызывает полицию. Зачем? Выяснить личность вежливого корейца можно было и без доблестных полицейских, которые почему-то в упор не верят, что на квартиру был налет: ничего же не пропало! Как это установили без владельца? Если на месте мебель-посуда-вещи, могли ведь пропасть деньги и драгоценности, которые хозяин прятал в одному ему известных загашниках.
Итак, обоснуй помирает в корчах на руках у аффтара.
— Ну что ж, деточка, все, как я и предполагала. Наш разбойник оказался всего-навсего разносчиком пиццы. Его дядя сейчас, наверное, отвешивает ему подзатыльники.
— Очередная ложь. — Девушка зевнула, прикрыв лот ладошкой. — Пиццу он, разумеется, оставил снаружи, чтобы сначала разведать обстановку? А ножом он собирался эту пиццу разрезать?
Ну до чего странная полиция… Назовись разносчиком пиццы — и твори что хошь, от проникновения в чужую квартиру в отсутствие владельца до заталкивания родни владельца в шкаф. Да, корейца прикрыл какой-то… другой кореец. Сообщил, что этот Дой Пак возил пиццу по данному адресу. На месте полиции я бы удивилась не только тому, что азиатский ресторан развозит пиццу, а не что-нибудь из паназиатской кухни, например, хэмуль пхаджен (впрочем, этот омлет туристы иной раз пиццей и зовут), чиджими (которое, в сущности, и есть пицца с кальмарами и креветками), а также всем известные суши, роллы и сашими. Но почему разносчик бродил по квартире и где доставленная им чертова пицца, вообще?
Далее события ползут чуть-чуть живее: становится ясно, что сисястая Зая работает на стремного типа, начальника Веры Платона Королева и по его приказу мешает своей как бы подруге пойти на концерт «разносчика пиццы», который на деле известный певец по прозвищу Белый Тигр (где и кому он известен, если его не узнали без грима?). Однако до того, как помешать, именно Зайка объясняет серой Вере, что такое электронный билет (на тот самый концерт) и откуда взялся в Верином смартфоне. Платон Королев вроде бы ухаживает за Верой и одновременно пытается ей навредить. Он богат, красив, воспитан и заботлив — словом, герой любовного чтива про офисную Золушку. Но асексуальная Вера боится Платона, учуяв в нем пресловутую стремность: «У него глаза меняют цвет!» — на что поклонницы актера Камбербэтча хором отвечают: «НУ ТЫ И ДУРА!!!»
Спрашивается, почему Вера не чует, насколько Зайка… отнюдь не зайка?
Как только за Верой закрылась дверь, Зайка подскочила к секретарскому столику и нашла телефон. Сначала очистила папку входящих сообщений, потом достала сим-карту и исцарапала ее для надежности. А потом решила немножко пошалить. Положила Веркин смартфончик на ступеньку кофеварки и изо всех сил саданула по кнопкам — минуты через две старичок-автомат оклемается и начнет кипяточком фыркать. Должна же Зайка хоть какую-то компенсацию за свои страдания получить? А мобильник свой подруженька любит, души в нем не чает. Зоя помнила, сколько она модель выбирала да как радовалась, когда наконец купила. Вот пусть теперь пострадает, не все же Зайке страдать.
Читатель задолго до исповеди понял, что смартфон кипятком залила именно Зайка, но надо же описать всё в подробностях. Ладно, будем считать, что прием взят из классического детектива: горы деталей, которые «выстрелят» в финале, когда очередной Пуаро-Марпл с важным лицом раскроет перед публикой схему преступления. Но в одну строку с деталями, которые могут выстрелить, ставятся сущие пустяки: решение героини надеть бежевые колготки, а не черные, плиссированную юбку и гриндерсы описано с таким тщанием, словно от этого зависит Верина жизнь.
Ну а ближе к середине книги всё скатывается в беспросветное аниме. Платон оказывается другим (вернее, уже третьим) корейцем по имени Дзиро, под личиной русского красавчика. Главное занятие Дзиро — всё портить (невелика сложность) и повелевать демонами (отменно бестолковыми). Первый кореец-главгерой в компании уже четвертого корейца уничтожает демона, которого Дзиро Королев посылает убить Зайку (с чем демон не справляется), потом с ослепительной фальшивой улыбкой извиняется за это, после чего его друг оказывается его братом (внезапно) и трансвеститом (еще внезапнее).
Хо Мин Су — совсем другой, и то, что время от времени ему приходится переодеваться женщиной, не делает его ни менее мужественным, ни в чем-то ущербным. Знаешь, давным-давно в государстве Силла существовали хвараны — лучшие воины, философы, художники и поэты. Они были воинской элитой аристократии. Так вот, у них существовал такой обычай: когда хваран знал, что идет на верную смерть, он наносил на лицо краску, подчеркивая свою красоту, демонстрируя всему миру, что готов расстаться с этой красотой и с самой жизнью ради великой цели. В древности это никому не казалось странным или неприличным.
На этом месте большинство фикеров принялось бы потирать ручонки, признав в аффтарше свою, а я прекращаю дозволенные речи и обещаю проанализировать вторую половину опуса в продолжении.
