Любители фэнтези по большей части не хотят верить, что средние века были столь же злоуханны, сколь и красивы. Как-то все эти штрихи, рисующие грязь непролазную, вонь несусветную, идеологию мракобесную и мириады нательных паразитов, не монтируются с образами из фэнтези и исторических романов. Начинает подташнивать и хочется выругать того, кто об это пишет напрямую: за что ты мне моск отравил, аццкий сотона?!
Женщинам вообще нравится мысль о том, что были, были где-то в недрах истории золотые времена, в которые умели ценить Женщину…
А я, черти бы меня побрали, диссертацию писала о том, чем реальные якобы золотые времена отличаются от ОБРАЗА золотых времен, который создается и пересоздается на века позже и не упоминает всяких мелочей, вроде:
— привычки выливать говно из окон на улицу и срать в те же окна, взгромоздившсь на подоконник голой жопой наружу;
— воспевать в стихах «божьи жемчужины» вшей, копошащихся в любимых кудрях, и давить этих вшей друг на друге в самой галантной манере;
— насиловать девиц, попавшихся рыцарям-мушкетерам-галантным кавалерам на проселочной дороге без мужского сопровождения (или даже с сопровождением) без жалости к мольбам и рыданиям несчастных;
— …и много чего еще, потому что перечисленное — это булавочные уколы, нанесенные гигантской гидре.
Диссертация, собственно, была о том, по какому принципу отсеиваются эти незначащие детали и для какой цели мы все возвращаемся и возвращаемся мыслью в некие отдаленные времена, укрепляя их репутацию золотого века. Авторы, упоминаемые писавшим об этом в соцсети absentis’ом, мне и самой хорошо знакомы — Ле Гофф, Ястребицкая, Хёйзинга и проч. И тенденциозностью не отличаются. Действительно, Европа средневековья (и Ренессанса, и постренессанса) была отнюдь не приспособлена для жизни. Иначе искусство того времени не было бы… таким великолепным.
Это не парадокс. Это закон — закон равновесия. Чем страшнее время, тем выше затраты на искусство. Тем качественнее и монументальнее произведения. Тем активнее культурные «транквилизаторы».
Мир, который даже не представлялся адом — он, собственно, адом и был — требовал очень мощных транквилизаторов и стимулов к жизни. Эти роли исполняло искусство, постоянно ищущее образ рая. Монастыри и храмы должны были являть собой образ рая. Дворцы знати тоже часто создавались с райским привкусом. Даже в цитаделях — и в тех бывали поистине райские уголки. Про картины я уж и не говорю — они так прямо кишат позитивом откровенно садомазохистского разбора…
Ну как вам передать, дорогие мои… Вот входишь в ма-а-ахонькую комнатку где-нибудь в музеях Венеции (ага, где-нибудь… в музее Коррер — и там на тебя прямо наваливается Витторе Карпаччо со своим «Мученичеством кучи народу во время проповеди того, кого не стоило слушать» или с «Недолгой жизнью святой Урсулы и 11 тыщ девственниц, которым так и не представился шанс выйти замуж нормально, потому как все они попались гуннам, а от гуннов — сразу в рай».
И ты видишь на этих картинах, составленных во что-то типа раннеренессансного комикса, как хорошая-хорошая британская принцесса Урсула собирает непомерную толпу закоренелых девственниц, месится с нею по морям, городам и весям, взыскует мученического венца, потому как никакая британская королевская лафа не стоит блаженства жизни вечной, которую ей, Урсуле, и заодно 11 тыщам ее подопечных истеричек обещал во сне ангел…
Это, конечно, произведения, рассчитанные на неф или притвор церкви. В музейном пространстве они бьют тебя по башке с тысячекратной силой. Они выедают тебе моск. Они буквально орут тебе в уши то, что в помещении пустоватого готического собора просто бы… нашептали.
И потому накал экскапизма в зале такой, что аж воздух звенит.
Из крупного европейского собрания средневекового и ренессансного искусства обычно выходишь в с желанием найти ближайшую реку — да и сигануть с моста в ледяное крошево. И если ты ходил в музей Боде на Музейном острове в Берлине — крепись. Потому что река там повсюду. Музей Боде стоит на воде. И в каждом кровавом блике под набережной тебе мерещится зовущий взор самого… ага, его. Сотоны аццкого.
Потому как искусство тех эпох делает реальный мир незначащим и неинтересным, а земную жизнь — небольшим, но жестким испытанием перед ГЛАВНОЙ жизнью. Это его основная задача. Позже оно стало добрее к окружающему миру, но… не сказать, чтобы намного. Человечеству еще очень далеко до любви к реальности. Даже сегодня, в эпоху промышленно налаженного производства комфорта.
Что же говорить об искусстве в те времена, когда НИ ОДНА бытовая задача не решалась легко? В частности, вымыться в горячей воде — проблема. Нет, не надо про отключение воды на месяц и про внеплановые на полгода. Водопровод-то остается. И канализация тоже. А если воду для ванны надо принести, нагреть, размокнуть и отмыться (да еще, может, и без мыла, которое хоть и варили уже с XII века, но расценки), а после мытья всю лохань вычерпать и вылить — кто может себе это позволить? Правильно, богач и сибарит. Если сам себе ванну готовить будешь, после вычерпывания-выливания понадобиться принять… ага. И так далее, по кругу и без конца.
Я думаю, неразрешимость практически ЛЮБОЙ повседневной задачи превращала земное существование в цепь мучений. На такой базе эскапизму — раздолье. А он занимается тем, что втыкает в душу человека иглу и запускает туда галлюциноген с образом рая, золотого века, земли обетованной, Тир-нан-Ог, Аваллона, Валгаллы или что тут у нас на слуху на данный момент. И все — ты уже стоишь, смотришь на чистый, добрый, гламурный лик какой-нибудь святой и думаешь: ради того, чтобы оказаться в том же саду и с таким же чистым лицом, я все похерю. Я буду молиться, поститься, смирять плоть, прокормлю своей кровью сотни вшей и клопов, запрусь в башне с тоннами моего говна, как оба святые Симеона. Даже стану сотрудничать с инквизицией! Лишь бы впереди, после этого гребаного мира, меня ждал сей дивный сад, где от гуляющих не разит плотью, гниющей заживо, и никто не тешит под кустами свою диарею, подхваченную от немытых райских фруктов.
Ну, конечно, в средние века человек не воспринимал окружающую антисанитарию и сложности быта так остро, как их воспринимаем мы. Для него это была норма. Он же не знал, что бывает иначе? Он только предполагал, что МОЖНО иначе, — но не в этой жизни. Мы, нынешние, — балованные дети с иным менталитетом. Нам непонятно, как можно не мыться годами.
Впрочем, я помню историю о том, как два сотрудника Института этнографии (теперь он Институт этнологии), Арутюнов и Басилов (очень умные дядьки, но шебутные) решили поставить на себе эксперимент. Этнического характера. И не мыться. Этак с годик. Дабы проверить, возможно такое или нет. Ну что поделать, этнография рулит и жжет. Экспериментаторы на людях. И в первую очередь на чадах и домочадцах.
Для одного участника эксперимент накрылся медным тазом, когда жена набила товарищу ученому морду, попутно разъясняя: во время эксперимента придется обходиться не только без мыла, но и без секса. Другому, впрочем, жена попалась не очень «строгая и авторитетная»(с). И он продолжил издевательство над носами окружающих. И признал, что где-то через месяц количество грязи на теле достигает более ли менее стабильной толщины. В том смысле, что ты больше не ощущаешь прибавления количества грязи. Да, ты чувствуешь, что грязен, но грязен одинаково — и во второй, и в третий, и во все прочие месяца этого страшного года.
Между тем средний наш современник привык к вещам, о которых в средние века (да что там в средние, вплоть до третьей четверти XIX века, а то и до начала ХХ) не мог мечтать и король. И в первую очередь современник привык к тому, что естественные науки существуют. Что они развиваются. Что они обслуживают его, современника, потребности. И поэтому можно непрерывно бурчать: плохо служите! Служите щитильнее! Я вам за что плачу? А ну геть в лабораторию, и чтоб к завтрему мыло не только очищало кожу, но и лечило от всего подряд, включая старость! Жив-ва!
Зато в далекие (на самом деле не такие уж далекие) былые времена, когда естественные науки находились не то в зачаточном состоянии, не то вообще в прострации-гибернации, неестественные науки (теософия-теология там всякая, астрология, алхимия) работали как проклятые. Искали новых психологических транквилизаторов. Сиречь способов вселить в моск надежду на лучшую жизнь.
И они добились таких успехов, что зомбируют даже нас, обитателей весьма комфортабельной вселенной! Мы вглядываемся в прошлое, словно завороженные дети. Мы замираем перед сладкими личиками мадонн и отчаянно ищем следы божественной мудрости, пронесенной сквозь века. Хотя мадонна тем и хороша, что у нее чистая кожа без следов оспы, целенький носик, не пострадавший от сифилиса, и отличные волосы без намека на педикулез… И вообще, это я в молодости.
Вот и получается, что прошлое свою задачу выполнило. Оно нашло идеальные средства заражения сознания эскапизмом. Средства, которые действуют многие века спустя. В наши дни мы их не выдумываем. Мы заимствуем и совершенствуем то, что УЖЕ изобретено. Именно тогда — в эпоху вшивости-забитости человеческой. Именно в силу антисанитарии и невежества. Именно от невыносимости жизни.
Разумеется, по этому поводу нельзя не задаться вопросом: а мы? А наше время? Выполнит оно СВОЮ задачу? И если да, то какую?
