3) строптивость — близка к негативизму и упрямству, но имеет специфические особенности, носит более безличный характер; это протест против порядков, существующих в доме;
4) своеволие — стремление эмансипироваться от взрослого: ребенок хочет что-то задумать и сделать сам; отчасти это напоминает кризис первого года, но тогда ребенок стремился к физической самостоятельности, а здесь речь идет о более глубоких вещах — о самостоятельности намерения, замысла;
5) обесценивание взрослых – если до сих пор ребенок грубил в основном по наивности («смотри, лысый дядя», «ой, какая толстая тетя» и т.п.), то теперь он может целенаправленно критиковать и даже оскорблять старших (например, назвать мать или бабушку «дурой»);
6) протест-бунт — проявляется в частых ссорах с родителями: «все поведение ребенка приобретает черты протеста, как будто ребенок находится в состоянии войны с окружающими, в постоянном конфликте с ними», — писал выдающийся психолог Л. С. Выготский;
7) стремление к деспотизму — встречается в семье с единственным ребенком, когда малыш проявляет деспотическую власть по отношению ко всему окружающему и изыскивает множество способов манипуляции родными.
Вот как на практике выглядит кризис трехлетнего возраста. Если подобное поведение возникает регулярно, родители, конечно же, начинают искать причину столь невиданных безобразий. Вплоть до физиологических отклонений. А подозрения такого рода – вещь очень страшная. Психологи обычно советуют родителям не паниковать. Кризис — явление естественное, пройдет. У некоторых детей это состояние проходит довольно быстро и без последствий. А у других принимает осложненные формы, и тогда ребенку требуется помощь. Причем родительская паника помощью не является. Скорее уж наоборот.
Часто родителям кажется, что их ребенок отстраняется, разрывает социальные связи, становится чужим и жестоким. Это неверная трактовка и напрасные страхи. Ребенок не обрывает старых взаимоотношений окончательно – наоборот, он их реформирует, пытаясь установить новые, «более высокие формы отношения с окружающими». Кризис трех лет — это кризис социальных отношений, а всякий кризис отношений есть кризис выделения своего «Я».
Можно предположить, что верен и обратный принцип: кризис выделения своего «Я» приводит к кризису социальных отношений. Всем противоречащий, дерзкий, строптивый, эгоцентричный и деспотичный ребенок вызывает у взрослых постоянные нарекания и раздражение.
И зачастую взрослые не подозревают, что кризис приведет их к большему взаимопониманию и к большему взаимному уважению – надо только пройти этот путь до конца.
Когда ребенок из «повторюшки» преобразится в самостоятельного «деятеля», взрослые раскрываются перед ним, как никогда раньше. До кризиса малыш был слишком занят собственно предметами, обучаясь всем доступным способам действия с ними. Из-за этой занятости он не мог воспринимать людей, то есть видеть во взрослых таких же деятелей, с которых можно и нужно брать пример. А это не значит слепо копировать.
Зато теперь старшие становятся для ребенка живым примером всевозможных действий и отношений.
Как пишет Л.Ф. Обухова: «…взрослые как бы впервые возникают в мире детской жизни. Мир детской жизни из мира, ограниченного предметами, превращается в мир взрослых людей». И, конечно же, знакомство с новым миром не обходится без осложнений.
Как в споре рождается заблуждение
Осложнение первое: ребенок, вступая во взаимоотношения с новыми для себя вещами, принимается их изучать. И действует при этом безжалостно, напрямую. Помните, как он лупил выбранной игрушкой по всем встречным предметам? Как совал нос и пальцы всюду, куда можно и особенно куда нельзя? Теперь он так же поступает с людьми. Это единственный способ выяснить, что можно делать с окружающими. Но не в соответствии с правилами приличий. А в соответствии со своими потребностями. Поэтому, если ребенку хочется сказать или сделать что-нибудь агрессивное, он так и поступает.
Даже человек проницательный, любящий детей, не всегда понимает, что ребенок отнюдь не хочет причинить боль собеседнику и не пытается его унизить. Просто он выбирает самый очевидный способ продемонстрировать окружающим свою «самость».
Ребенок хочет сообщить взрослому о себе, отделить себя от окружающих и показать свое «я». И делает он это, исходя из возможностей своего возраста. Дети в возрасте трех лет не умеют разговаривать сложноподчиненными предложениями, не умеют строить логических схем, не способны подчинять спонтанные проявления натуры правилам светского этикета – то есть действуют прямолинейно и напористо, пытаясь решить свои задачи. Все это не слишком красиво смотрится. Кажется, что ребенок сконцентрирован на своей персоне, а другие люди его не интересуют. Поэтому он не способен ни на жалость, ни на деликатность.
Во мнении окружающих такой ребенок с малых лет груб, жесток и переполнен самодовольством. Если кто-то чего-то боится, от малыша тут же слышишь: «А мне не страшно!» Бабушке трудно подниматься по лестнице – ребенок радостно вопит: «А мне легко! А мне легко!» Если у кого-то излишек веса, в него непременно ткнут пальцем: «Он толстый! А я не толстый!» Подобное поведение ребенка ужасает родителей: «Господи, что из него вырастет! Он еще совсем маленький, а уже такой наглый и бездушный!» Он не наглый и не бездушный, хотя со стороны и выглядит таковым. Он неопытный. Следовательно, его не запугивать надо, а учить. Разницу между репрессивной и обучающей системами представляете? Используйте это знание на практике.
И не забывайте: поколение родителей воспитывалось, как правило, в духе установок, принятых на вооружение еще при царе Горохе, то есть в советское время. Тогда считалось: детство — время счастливое и безоблачное, а значит, кризисам нет места в сознании советского ребенка. Кризисные проявления воспринимались как признаки избалованности или распущенности. А потому их лечили методом подавления. Поэтому ребенок на каждое свое «А вот я…» слышал четкое: «Я — последняя буква в алфавите! Скромнее надо быть!» и, в конце концов, затыкался. Табу на «яканье» прочно закреплялось в подсознании. Теперь, когда ребенок родителя, в свое время излеченного от «дурной» привычки, начинает «якать» по сто раз на дню, как реагирует родитель? Правильно. Он возмущен, он негодует: «Да что с ним творится! Я его этому не учил! Мы такими не были! Нас не баловали, нас воспитывали и учили хорошему!» И потому благонамеренный родитель намерен искоренить в своем малолетнем баловне весь этот эгоизм, подчистую.
Вот исторический пример непонимания разницы между взрослой и детской реакциями на чужую проблему.
Поэт Валентин Берестов рассказывал К. И. Чуковскому о своей двухлетней дочке Марине: «Видит безногую куклу и говорит, торжествуя: «А у Марины ножка не сломалась!» Ночью у дяди заболели зубы. Он заплакал. Марина проснулась тотчас же: «А Марина не плачет!» Узнав причину его слез, заявляет: «А у Марины не болят!». Даже добрейший Корней Иванович Чуковский, всю жизнь писавший для детей, решил, что ребенок попросту хвастается, самоутверждаясь «на костях» другого человека и даже неодушевленного предмета (насколько двухлетняя девочка могла счесть куклу неодушевленным предметом). Однако, по мнению психолога М. Кечки, здесь ребенок всего лишь проводит границу, выражая разницу между собой и всеми, кто находится рядом.
Так и только так детское сознание учится воспринимать себя как самостоятельную сущность: через противопоставление и «яканье», то есть обозначение себя с помощью этого «самого важного местоимения».
Повторяем: ребенок не злословит и не хвастается, когда подчеркивает свое отличие от другого человека. Если первое, что бросается в глаза — физическая слабость или внешний изъян другого, ребенок спешит сообщить: у меня ничего такого нет, я – не он, я сильный и красивый. Разумеется, ребенку приятнее хвалить, чем критиковать себя любимого. И если, предположим, он увидит красивую тетеньку или могучего дяденьку, то вряд ли скажет: «А я некрасивый! А я маленький и хилый!» Хотя, возможно, и подумает об этом. Но зато малыш не упустит случая похвалить себя. Одобрение и признание окружающих – одна из важнейших потребностей личности. Но об этом позже.
Скажем только, что ребенок решает свою проблему – проблему осознания себя как отдельной личности. И делает он это, как правило, без особой деликатности, без учета чужих потребностей. И если вы хотите изменить такое положение дел, вам следует не наказывать малыша за эгоизм, а информировать его о правилах человеческого общения. В частности, о том, что, решая свои проблемы, надо учитывать и чужие интересы. Иначе рискуешь остаться в одиночестве.
Реагировать на жестокое поведение малыша следует иначе, чем на хвастовство или бесчувственность взрослых.
Но проблема в том и заключается, что мы не всегда видим разницу между формирующейся личностью и личностью деформированной. Мы лишь замечаем «неправильные» элементы поведения и воспринимаем их как некий дефект конструкции. И при этом не делаем скидку на юный возраст и на «незавершенность проекта». В результате поведение необученной личности (то, что можно и нужно совершенствовать) воспринимается как поведение личности патологической (то, что необходимо лечить – и неизвестно, насколько успешно). Представьте разницу: родитель, который понимает, что его ребенок слишком мал и беспомощен, чтобы воплощать в жизнь сложные идеи альтруизма – и родитель, который видит в своем ребенке только мнимые личностные дефекты. В первом случае ответное поведение папы и мамы будет конструктивным, развивающим. А во втором? Скорее всего, реакция родни окажется панической.
Воображение тут же нарисует целую галерею ужасающих картин далеко не светлого будущего семьи, в которой произрастает монстр-эгоцентрик. А ближайшее окружение, у каждого из нас найдется какая-нибудь теща, свекровь или двоюродная тетка-предсказательница, обязательно поддаст жару: «Ох, ну и норов у твоего дитяти. Вот увидишь, оно тебя лет через двадцать из дома выживет, в богадельню сплавит. Всю кровь из тебя высосет, а что останется – на органы продаст, з-з-з-з, з-з-з-з, з-з-з-з…» Так возникает осложнение второе.
Осложнение второе: родители начинают паниковать и теряют голову. Оно и неудивительно. Вышеизложенные прогнозы тетки-провидицы чувствительным натурам западают в душу. Некоторые матери, поскольку отцы на домашних пифий внимание обращают гораздо меньше, даже впадают в депрессию, нанося ущерб и себе, и всей семье в целом. Любое невежливое высказывание отпрыска укрепляет их уверенность в том, что это не ребенок – это ЧУДИЩЕ!!! Бывает, что мать отгораживается от единокровного чудища толстой стеной психологической защиты. Эта жестокая мера принимается, чтобы успокоить расшатанные материнские нервы хотя бы видимостью благополучия и безопасности. Незачем и говорить, что подобный сон наяву плохо влияет на отношения матери и ребенка.
А между тем существует куда более действенный и куда более безопасный способ наладить взаимопонимание поколений. Это… синхронный перевод с детского языка на взрослый.