Написать этот текст я собиралась давно, да руки не доходили. Знаете ли, у некоторых сетевых критиков мышление даже не бинарное, а одномерное. Один метод, один стиль, один линий в один опус. Иначе нипанятна! Ах ты ж чукча не читатель… Ну что с тобой поделаешь, побуду капитаном Очевидность, объясняя: и метод не один, и у каждого метода свои задачи, и каждый метод можно изгадить формальным применением. Так же, как игру можно изгадить шулерством — да к тому же неумелым.
Принесли мне вчера ссылку на одного из тех фикрайтеров, о которых я недавно писала: человек молодой, пылкий, пишущий слэш, но вкус, мозги и потенциал критика имеются. Прочла несколько разборов тегу «Книги, фанфики и рассуждения о них»: большинство отзывов написано по экспресс-методу Далина — по одному-двум абзацам из выбранного произведения, содержащим внушительный список неувязок. Осваивает молодежь экспресс-метод, осваивает. И видит: алогичный, вязкий, глупый текст говорит за всю книгу. Не бывает так, как, по рассказам Макса, надеются на Самиздате: десять глав написаны отвратно, одиннадцатая — гениально. Не. Бывает. А самиздатовцы-то не знают!
Есть у экспресс-метода и метод-антагонист, который демонстрирует на Самиздате Александр Дьюк: прочтение всего (или большей части) текста с оценкой сюжета, образов, сеттинга. Метод весьма трудоемкий, читать писево самиздатовских орлов и орлиц — это вам не мутовку облизать. В выигрыше главным образом читатель разборов: Дьюк блистательный оценщик (вот бы на кого тебе равняться, сетекритик), его резюме по книге зачастую интересней самой книги. Да практически всегда, если посмотреть, что он разбирает.
«Нестройная, похожая на мозаику с отсутствующими элементами картинка, с провалами в адекватности и правдоподобности размером с Мариансую впадину каждая, до безобразия тривиальна: человек полетел в космос, заселил где-то около до хрена планет, овладел убертехнологиями, научился химичить с ДНК, став фактически бессмертным, а также между делом отменил элементарные психологические, социальные, политические, военные, физические, физиологические, морально-нравственные и религиозные догмы, ценности, законы, устои и постулаты. Мелкие нюансы всплывут по ходу повествования, однако и они особой ясности не внесут. Все так и останется набором общеизвестных научно-фантастических стереотипов, детских фантазий и подкустовных роялей, склеенных двенадцатилетним подростком, который любую несуразицу и невозможность существования объяснит «ведь это далекое-предалекое и светлое будущее». Из всего всплывающего по ходу повествования сумбура достоверно известно станет только одно: в будущем мир поделился на задротов, гоняющих в местный аналог ВОВы, и конченых дебилов, коими являются 99% остального населения, и по своей наивности и тупизне они очень напоминают жителей Сан-Анжелеса из фильма «Разрушитель«.
После такой характеристики открывать опус, конечно, не хочется. Особенно если автор сего труда некогда приходил в твой раздел — защитить Р.Марченко, своеобразный литературный антиталант. Причем пытался объяснить тебе, что:
а) пишет оный Марченко аутентичные свидетельства мифических персонажей (напоминаю: «аутентичный» значит «подлинный», в искусстве и истории аутентичное свидетельство предполагает достоверность передачи и подлинность образца),
б) не надо отождествлять сагописца с его героем (притом, что авторская персонификация ГГ лезет из всех щелей и только антиталант в области критики мешает это заметить).
В очередной раз убеждаюсь: критики меня — люди поразительной, поистине космической бездарности. Я служу маркером подобным личностям. Видимо, в прошлой жизни я была Гитлером. Им какой метод ни дай — экспресс или полное обследование, портрет или набросок, биопсию или аутопсию — они везде напортачить умудряются. И показать, какие у разновидностей критического разбора слабые стороны. Да так, что хочется поставить на метод защиту от дурака, вроде наклейки на микроволновку: «Сушить домашних животных воспрещается!»
Покажу на себе проколы сетекритика, благо доводилось быть предметом разбора — и не раз. Чаще всего на Самиздате. Меня там любят как умеют.
Недавно, если вы помните, я столкнулась с попытками выдрать с мясом пару первых абзацев из моего собственного текста и объявить меня аффтаром ЖЮФ, поскольку в них, первых абзацах, содержится — о гнусносссть! — ирония. Поэтому надо присесть, поднатужиться и выкакать нечто вроде коммента №40:
«Возможно, автор начала «Демона» именно так, чтобы поморочить читателей? Потому что самое-самое начало — Замуж Катерина вышла рано. Ну, как в народе говорят, раньше сядешь — раньше выйдешь. Катя села за одну парту с Игорем в третьем классе и вышла за Игоря сразу после выпускного. Совсем как в книгах Джоан Роулинг, у которой добрая половина персонажей обретает свою вторую половину еще в школьные годы чудесные. Разница лишь в том, что герои Роулинг не расстаются до самой смерти, героической или обывательской — уж как повезет, а реальная жизнь пункт насчет нерасставания выполнять отказалась, бесцеремонно напомнив Кате, в каком жанре пишет самая популярная в мире писательница.
Муж, десять лет как бывший, утром звонил, неотчетливо мямлил в трубку, что-то насчет «забрать Витьку после школы». Пришлось напомнить бывшему, что Виктор, их общий сын, уже в армии и вернется не скоро, но сам, без папиной помощи. Как, впрочем, и всегда. Игорь вспыхнул «Шаттлом» в ночных небесах и, распадаясь на пылающие гневом фрагменты, стал временно недоступен. — если это не ЖЮФ-овский стиль, то что? Такое впечатление, что после нескольких первых страниц за перо взялся другой человек. Вот когда начинается пожар, когда героиня, умирая, сокрушается, что упала лицом на грязный коврик, — это уже совсем другой тон. И к середине второй главы — совсем другой уровень текста. «Лицо настолько равнодушное, что казалось кротким» — после этой фразы мне расхотелось искать возможных блох«.
Затем предложить эту кучку несуразиц в качестве кагбе похвалы. Причем уже после того, как ты очередного простигосподикритика взгрела. Потому как до получения люлей критикоообразное и первой главы читать нихатело. Ибо не верило, что по мере развития событий, в частности, посреди явления сатаны народу пожара сознание персонажа и, соответственно, тон повествования вправе поменяться. Равно как и уровень сложности. Текст может быть сложным изначально, а может набрать сложность постепенно — это распространенный литературный прием. Однако самиздатовским зоилам неизвестны элементарные вещи. И похоже, птички наши избегают изучения азов намеренно, даже когда сбиваются в стаи и вьют гнезда на сайтиках вроде ПКЧ.
Птичкам божьим от сетекритики нахуй не всрались объяснения, что текст не безличен, текст всегда имеет источник, а в данном случае передает самоощущение героини. Причем героиня означенного текста женщина обычная, ни разу не Избранная, думает о себе как о неудачнице, жизнь ее ничем не примечательна, даже злость на изменившего мужа давно испарилась, остался только депрессивно-иронический взгляд на мир. Большинству сорокалетних разведенок кажется, будто жизнь их кончена и впереди одно лишь старение в режиме доживания. Лишь потом обнаруживается, что жизнь в сороковник не заканчивается, да и женщина не заканчивается с развалом семьи и брака. До какового «потом» критики текст ниасилили.
Между тем критик, любитель пожамкать киску, в собственном опусе не чурается начал приблизительно в том же тоне:
«Впервые в жизни Лизка осталась дома одна. Взрослые ушли куда-то по своим таинственным взрослым делам, старшие братья убежали играть в непонятные старшие игры, а Алена, которая вообще-то была оставлена за Лизкой присматривать, покрутилась-покрутилась да и удрала, сказавши, что «на минуточку». Только минуточка всё не кончалась.
Дом без старших сразу стал большим, пустым и немножко чужим. Лизке было страшновато, даже играть расхотелось. Алена всё не возвращалась. Лизка побродила по дому и совсем уже собралась заплакать, как вдруг на печи послышалось какое-то шебуршание. Мыши, что ли? Лизка задрала голову — и увидела, что воздух над лежанкой как-то странно переливается, и оттуда, прямо из этого переливания, вылезает… большая черно-белая кошка. Вот те раз! Потом воздух переливаться перестал, кошка же уселась на печи, по-хозяйски оглядела комнату сверху и презрительно фыркнула.»
Правда, я, в отличие от аффтара сего, отличаю «переливание» от «переливов». Но, в отличие от него же в роли критика, могу списать ошибку на то, что сделал ее не аффтар, а персонаж — маленькая деревенская девочка.
Чем они оправдывают свое неумелое вранье, выдаваемое за критический разбор? Тем, что Ципоркина позволяет себе разбирать всяких там Князевых (а Далин — Веденеевых) по паре абзацев. Значит, ее тоже можно определить по паре абзацев как… Как что? Экспресс-метод ограничен определенными задачами. Главной из которых является задача выявления графомана по высокому содержанию ошибок в тексте. Где, спрашивается, у Ципоркиной речевые ошибки, где стилистические, где алогичные реакции персонажа на обстановку? Где то, за что автора можно сходу причислить к графоманам и ЖЮФоделам? Если нет ошибок, выявляемых на уровне общеобразовательной школы, нет и ошибок во внутренней логике повествования (когда, скажем, человек приходит в себя в темнице/томографе/генитальном бандаже — и вместо вопля: «Этошотакоеблядь?» у него возникает стройный ряд впечатлений от окружающей обстановки плюс подробное описание людей с подозрительными инструментами в руках), приходится менять метод.
Конечно, жамкатели кисок с Самиздата тщатся причинить мне то же, что и я им — а именно резкий отзыв. Безотносительно качества текста, который у меня достаточно высок, чтобы от биопсии таки перейти к аутопсии. То есть к полному обследованию текста.
Это метод-антагонист экспресс-метода. Читается вся книга целиком, после чего дается оценка составляющим текста, сюжету, главной мысли, образам, прописанности мира. Ну что ж, посмотрим, насколько самиздатовские критические орлы владеют этой методой.
Не знаю я, как искать в сем богоспасаемом месте отзывы на себя, хотя помню: их было несколько. Как минимум по числу мстящих мне за отзывы на МОСКе. Сейчас нашелся только один труд (и то лишь потому, что аффтар его упорно напоминал о себе).
